
Александр Будберг
Публикаций: 550
Как распадется Советский Союз, весь распущенный по амнистии социалистический лагерь, — с кровью, с очень большой кровью, относительно мирно? Сохранится ли Россия и если сохранится, то какая? Насколько она сможет продвинуться к свободе, насколько захочет измениться? В конце восьмидесятых — первой половине 90-х не было на земле вопросов важнее, чем эти.
Использовать в рубрике “Фотоальбом” снимок всего лишь как иллюстрацию изначально противоречит замыслу. Автор, выбирая те или иные фото, надеется, что большинство из них “остановят” читателя. Как писал основатель журнала “Лайф”, “заставят оцепенеть”. Сегодня я намеренно отказался от собственной концепции, выбрав снимки именно как приложение к тексту.
“В начале было слово”. Противное слово “кризис” зашелестело где-то в начале осени.
В эту среду в Азербайджане пройдут президентские выборы. Многие мои знакомые удивляются: “Как выборы? Почему о них ничего не было слышно?” Устойчивое мнение: выборы в СНГ — это всегда “майданы незалежности” и уличные столкновения, — в этот раз не оправдается.
“Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно”. Если начинаются “маленькие победоносные” войны — тем более. В прошлый вторник я уже писал в “МК”, что первоначально Саакашвили должен был начать войну не в Осетии, а в Абхазии. И не в день открытия Олимпиады, а 7 мая — в день инаугурации президента Медведева. План операции предполагался примерно следующий: силами спецназа захватить на пару дней Сухуми. Объявить о своей победе. А дальше по ситуации — либо под прикрытием мирового общественного мнения закрепить успех, либо под этим же прикрытием отойти на исходные позиции, добиваясь политических выигрышей.
И, кажется, есть темы, на которые стоит посмотреть, опираясь на то, что мы увидели в прямом смысле вчера и сегодня.
Когда генералы планируют “допустимые потери” — может, обыкновенному, нормальному человеку с этим трудно смириться, но это можно понять. Когда политики, главы государств, отвечающие за безопасность своего населения, тоже считают, что бывают “допустимые потери”; когда они не воспринимают гибель десятков и сотен людей, разрушение городов как трагедию — этого нельзя понять, принять, оправдать. То, что Михаил Саакашвили устроил в Осетии, означает одно — для того чтобы удержаться у власти, контролировать ситуацию в Грузии, он считает любые потери допустимыми. И рано или поздно это неизбежно обернется не только против соседей, но и против его собственного народа. И так же неизбежно, что так или иначе Саакашвили придется отвечать за свою расчетливую аморальность. Если не перед трибуналом, так перед Богом. Лучше, конечно, сначала перед трибуналом.
Ведь мы со школы помним, что человек создан для счастья, как птица для полета. Но вся беда в том, что счастье — постоянно ускользающая штука. Бывает, конечно, что осознаешь его сразу, но чаще понимание приходит через месяцы и годы.
Прошлый выпуск “Фотоальбома” начинался с цитаты Тынянова: “На очень холодной площади в декабре 1825 года перестали существовать люди 20-х годов с их прыгающей походкой. Время вдруг переломилось…” Может ли камера нащупать, выделить и зафиксировать тот шов, который отделяет одну эпоху от другой? Наверное, сам перелом — очень редко, если сильно повезет.
“На очень холодной площади в декабре месяце тысяча восемьсот двадцать пятого года перестали существовать люди двадцатых годов с их прыгающей походкой. Время вдруг переломилось…” Отличный и трудолюбивый историограф Юрий Тынянов начал книгу о Грибоедове с этого щелчка времени, за который не просто раздавили декабристов, а одна эпоха сменила другую. Фотографам, в отличие от литераторов, трудно сделать снимок-обобщение, подобный этой фразе. Хороший репортер всегда привязан к конкретике. И к людям, которые вынуждены в этой конкретике жить.
“Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать” Это всегда верно. Но есть несколько дней в году, когда особенно жалеешь, что по каким-то причинам целые пласты фотожурналистики так и не были созданы. И теперь мы говорим о каких-то вещах очень легко, совсем не ощущая того, как это было на самом деле…
Не было, пожалуй, ни одного известного западного фоторепортера, кто приезжал бы в Москву между 30-ми и 80-ми годами прошлого века и не фотографировал бы очередь в Мавзолей. Кто приезжал несколько раз, тот и фотографировал неоднократно. Картье-Брессон сделал это в 1954-м и 1972-м. Лессинг в конце 50-х и конце 60-х. Очередь то из колхозников, то из солдат снимали и Бурк-Уайт, и Бурри, и Эллиот Ирвитт… Им само существование такого явления казалось чудом. Как — через почти две тысячи лет после крушения Клеопатры и последнего Египетского царства — в Европе люди выстраиваются посмотреть мумию умершего правителя?!
За эти два года многое произошло. О многом бы стоило написать, на многое откликнуться. Но по тем или иным причинам автор боялся начинать все сначала: как ни крути, а каждую неделю выходить с очередным “Фотоальбомом…” — это совсем нелегко.
Люди, профессионально занимающиеся политикой, привыкли, что “процесс” нельзя остановить. Он несется вперед, каждую минуту рождая новые ситуации и проблемы. Проблемы, связанные со всем, что было до сих пор, но тем не менее — новые. Очень редко движение как бы замирает, все зависает на волоске — например, Гор или Буш. И от того, какой стороной упадет монета, зависит очень многое. История в эту секунду как будто выбирает.