Андрей Яхонтов
Публикаций: 1067
Стопорогов решил преподнести сюрприз ближайшему своему другу Никифорову и его жене. Вознамерился удивить, восхитить и порадовать экстравагантным экспромтом. Удумал — нарядился Делом Морозом, нацепил очки без диоптрий и скрывавшую подробности фигуры мешковатую алую шубу, прилепил закрывшую пол-лица бороду, напялил поварской колпак, взял в руки посох. С диктофоном отрепетировал тембр измененного голоса.
Собрались тесной компанией Паршивая Овца, Тертый Калач, Рабочая Лошадь, Стреляный Воробей, Козел Отпущения, Шут Гороховый и Мальчик для Битья и задумали отправиться куда глаза глядят. Иначе говоря: в долгое увлекательное путешествие.
Согласно укоренившемуся предрассудку принято под занавес уходящего года отчитываться (хотя бы перед собой) и в преддверии наступающего Нового топтаться на фундаменте мнимых или иллюзорно достигнутых показателей. Не нарушу традицию. Тем паче личный мой промежуточный итог (по крайней мере календарно) складывался вполне успешно.
Неизменно удивляло: люди отдают предпочтение показухе, флеру, необязательному. А основополагающей сутью пренебрегают. Что лучше, правильнее — насытить организм витаминами или сэкономить на питании и выкроить копеечки про запас, пустить их на покупку одежды и мебели? Без деревяшек и тряпок можно обойтись. А организм, если недостает иммунитета, поддастся атакующим болезням.
Давно не случалось у них с сыном столь слаженной увлеченности. Давно не проводили столько времени вместе. Жена радовалась. А он не чаял дождаться вожделенной минуты отдыха — тихого уютного вечера в кругу семьи. Закончили труд (с короткой паузой на инсулиновую инъекцию) в полнейшей измотанности, напоследок вытащили рухлядные деревяшки во двор, к мусорным контейнерам.
В парке, через который лежал мой путь, я предпочел проложенную среди газона затейливым парикмахерским пробором беговую дорожку; она то шла прямо, то петляла поодаль от заполненных фланирующими посетителями аллей и была свободна, физкультурники отсутствовали, что и побудило продолжить уединенный моцион вдоль этой тропы. Лишь одинокая мужская фигура, размытая предвечерней дымкой, туманно маячила на внушительном расстоянии.
Друг. Поговорим по-мужски… Он. Я весь внимание. Друг. Жена… Ну, ты знаешь… В общем, я решил уходить. Он. Прискорбно. Друг. А женщина, к которой хочу уходить… Ну, ты ее тоже знаешь… С ней тоже все очень непросто. Хочу спросить твое мнение. Он. Ну? Друг. Понимаешь, я и она любим спать у стены. Из-за этого постоянные споры и конфликты. То же, что было с женой. Как, по-твоему, я должен себя вести?
Если почитываете беллетристику и мните себя продвинутым индивидом, предлагаем подтвердить высокую самохарактеристику и пролистать изданный к Новому году бестселлер, вышедший из-под пера обозревателя «МК» Андрея Яхонтова. Фолиант под названием «Тени Дома литераторов», между прочим, оттиснут эксклюзивно (и огорчительно) малым тиражом.
Блудная Россия по примеру блудного сына, проплутав задворками многополярных буржуазных свобод и плюралистических соблазнов и искушений, вернулась на одноколейный путь, в родимое родительское монархическое лоно, к давним, проверенным, испытанным союзникам — восточным и африканским: Китаю, Северной Корее, Никарагуа, Ирану. В этой семье она не лишняя, не на задворках, а пусть среди изгойских держав, но на приоритетном, лестном положении, в едином строю, равноправна и уважаема.
Призванный из гущи жизни к Господу для краткой аудиенции предстал перед Всевышним.
На день мне, школьнику, давали восемьдесят три копейки: семьдесят на бутерброд с сыром, три — на чай, гривенник на проезд в автобусе: туда и обратно. Изредка обламывались еще двадцать две — на ромовую бабу. Сверх того на неделю полагалось две копейки — на случай, если придется срочно, при внезапной необходимости, звонить из телефона-автомата.
Мой знакомый — не без оттенка хвастовства — повествовал о встречах с Брежневым. Я спросил: «О чем говорили-то?» Наступила неловкая тишина.
Родившиеся в послегорбачевские времена, к счастью (или к сожалению, ибо верят по молодости и неопытности пропагандистам канувшего коммунистического рая), вообразить не могут гнета беспросветной руководящей роли КПСС, засилья цензуры, равнения по единому ранжиру, рутинной слежки каждого за каждым, доносов и психушек, куда упрятывали за малейшее проявление вольности и сопротивления диктатуре.
Сколь отличается нынешнее детство и отношение к нему от того, что наблюдал в прошлом и о чем слышал в неожиданных, внезапных исповедях случайных и не случайных собеседников...
Они появились в парке почти одновременно — при его благоустройстве. Молоденькая Березка долго не могла прийти в себя и горевала: ее забрали из уютного питомника, где — с другими юными деревцами, взращенными в тепличных условиях — набирала силу, ветвилась, обзаводилась кучерявой листвой и мечтала... О неведомом, безусловно, прекрасном будущем. Представлялось: шелестящей веселой ватагой перекочуют на столь же комфортную плантацию.
Перед обеденным перерывом мы с Махониным сорвались за арбузами. Фуры, не впущенные в город, толпились возле нашей конторы, торговали дешево. Окрестный люд накупал впрок. Встали в хвост вереницы покороче, очередь двигалась быстро, но Махонин все равно волновался: вдруг закончатся, не достанется? Или будут битые и неспелые. Семейные вечно в тревоге. Я его успокаивал.
С добиблейских времен велось, а после иродово-голгофской поры прочно устоялось и откристаллизовалось: толпы благоволят разбойнику, опасаются и сторонятся Мессии. Замороченные толпы, вечно ожидающие манны и чуда, невиновны в своей дремучести. Ответственность несут пастыри, лукаво внушающие: кого распинать, а кого миловать и превозносить, подталкивающие, направляющие к заведомо ошибочному, неискупимому выбору.
Картонную сумрачно-торжественного оттенка икону (размером с игральную карту) я увидел на лоточке одной из церквей. Текст, отпечатанный с обратной стороны, гласил: «Святая равноапостольная Мария Магдалина родилась в местечке Магдалы в Галилее. С юности она страдала тяжким недугом — беснованием. Когда Господь изгнал из нее бесов, она оставила все, последовала за Ним. Она не оставила Господа после взятия Его иудеями и стояла у креста вместе с Пресвятой Богородицей и апостолом Иоанном…»
Приближается 1 сентября... или 1 апреля? Немудрено запутаться в связи с гомерически и геометрически прогрессирующими метаморфозами нашего вышесреднего образования. Подборка опусов на школьную тему отражает смятенную растерянность автора: какой праздник пристало отмечать — осенний увядающий День знаний или весенний вечно юный День дурака?
Такие книги захватывают покруче лихих приключенческих романов и блокбастеров. Квинтэссенция растворенного в них цинизма зашкаливает! Редкостная эквилибристическая фантазия бьет фонтаном! Виртуозное манипулирование малоизвестными и широко обсуждаемыми фактами — столь беззастенчиво, что бывалый искушенный иллюзионист позеленеет от зависти! Неприкрытая чудовищная ложь даже не пытается предстать правдой — зачем маскироваться? Вот еще! Напрасный труд!
Стоит моей жене хватить лишку — не знает удержу, плетет что попало. Живем мирно, но если выпьет — беда: то, что принято скрывать, тащит на публичное обозрение, козыряет тем, что принято окутывать молчанием. Ей трезвой о выболтанном спьяну не напоминаю.
Время вносит в восприятие привычных данностей невообразимые коррективы: Ленин и Сталин на мавзолейном ложе провоцируют в нынешней реальности не столько возвышенную скорбь, сколько подспудную аллюзию пропаганды нетрадиционных сообществ, а вынос усатой мумии из кремлевского пантеона провоцирует двойственный подтекст подозрений о преследовании и дискриминации лиц нетрадиционной сексуальной ориентации даже после их успения.
Диктатура пролетариата или совести? Крайне интересно, в какую систему культурных координат мы переместились — за истекшие полвека? Возможна ли, например, сегодня пьеса с названием «Диктатура совести» — без иронического восприятия и каверзного подтекста? В относительно недавние времена это заглавие созданной Михаилом Шатровым публицистической драмы не казалось риторическим и наивным, звучало всерьез, предъявляя высокий счет и нешуточные претензии погрязшему в стоячем болоте застоя обществу.
Жена. Интересно, что придумаешь на этот раз? Муж всхлипывает. Жена. Не приходить три ночи! Это надо уметь! Муж всхлипывает.
Подхваченная грозным Смерчем Песчинка негодовала: — С какой стати вовлек меня самоуправный вихрь?! Я жила тихо-мирно, нежилась на пляже, не нарушала нормы правопорядка, меня пригревало Солнце, поливали Дожди, омывали Морские Воды — не всегда ласковые, но и штормовые не посягали на мою суверенность
Разве можно скрыть от человека, с которым прожил двадцать лет, что влюблен? Когда это произошло очередной раз, у нас дома были гости. И они мне говорят: «Что-то ты похудел…» А моя жена им отвечает: «Он всегда худеет, когда влюбляется…»
Гастарбайтеры — непременно приезжие, пришлые, «понаехавшие»? Или — все те, кому изначально, от рождения, ничто не дорого и чужда душевная притороченность к окружающему миру, важен лишь заработок любым способом?
Не хочу и никогда не хотел быть исторической личностью.
Она. Чаю, кофе? Он. После кофе не уснешь. Она. Это точно. Цены на кофе… Как вспомнишь, сколько заплачено — будешь ворочаться до утра.
Как живем… Что себе позволяем… Непреодолимо хочется взбунтоваться и, избывая негодование, сделаться слоном в посудной лавке — крушить, топтать, ломать изысканно хрупкий ажурный фарфор и грубовато сработанную благостно-целостную глиняную утварь.