Штефан Шолль
Публикаций: 53
Перед митингом позвонил Игнату, старому другу, предложил идти вместе на Болотную площадь. А он обиделся: «Ты что? Ты же отлично знаешь, что я всегда был за Путина. И буду за Путина». И дальше обидел уже меня: «Иди сам. Это же твоя работа, ты ведь на этом зарабатываешь».
Какие мальчики! Один восхищает зрителей «локонами вокзальной шлюхи», как писал советский классик Довлатов. Другой крашеными губами да бровями. Третий ботоксом превратил свои губки в ротик, как у резиновой рыбки. Четвертый поражает публику огромными искусственными грудями. Остальные предпочитают полуголую эстетику рельефных нарциссов из журналов для геев.
Недавно видел Перельмана. Сидел в кофейне «Чайникофф» в Купчине и смотрел в окно, когда вдруг на улице появился он. Перельман спешил. Высокий бледный мужчина с широкой лысиной и летящей бородой держал в правой руке полиэтиленовый пакет. Его легендарные длинные ногти не были видны.
Самый плохой роман, который я купил за все время, что живу в России, был на английском. Год назад в книжном магазине в Москве мой взгляд упал на обложку с пестрой картинкой: фриц смотрит из башни немецко-фашистского танка и орет.
Недавно я общался с героями Сагры — теми уральскими мужиками, которые в сумерках первого июля чудом отбили наезд бандитского эскадрона на свою деревню. Девять человек с тремя охотничьими стволами перекрыли тогда дорогу автоколонне из пятнадцати машин с сидящими в них профессиональными боевиками, с памп-ганами да арматурой.
С утра из окна смотрю на Москву. Над российской столицей висит легкий смоговый туман, превращая желто-белый городской горизонт в подобие громадного барбекю из бесчисленного количества сальных кубиков. Этот неаппетитный образ родился у меня не потому, что я не люблю сало. А потому, что барбекю слишком огромно, слишком однообразно.
Глупость — это достоинство, свойственное всем народам. У разных народов есть свои традиции глупости. Германия, например, со времен Средневековья славится городом Шильдой и идиотскими поступками его бюргеров.
Жизнь — смертельная штука не только в России. Но почему-то пространство и предметы в России ведут себе более коварно, чем в аккуратной Германии и других европейских странах. Даже такие безобидные штуки, как автомобильные навигаторы, темные силы превращают в России в мелких бесов.
Борис был рад иностранному корреспонденту. Сначала организовал дозиметр. Потом поехали в Старый Вышков (Новозыбковский район, Брянская область). В его деревню. Когда-то здесь жила почти тысяча человек. Осталось 450. Из них, наверное, только Борис все еще борется с радиацией.
Вышел в свет первый роман о Ходорковском. Большое, серьезное литературное произведение. По сюжету — этакий триллер, своеобразный и народный (не в том смысле, что дешевое вокзальное чтиво).
Общество характеризуется тем, что для него является бедой.
Меня всегда потрясал Федор Емельяненко. На полголовы ниже большинства своих противников, в нелепых плавках, без рельефных мышц, даже с маленьким пузом. С виду совсем не герой, а такой безобидный дядя. Но какой боец!
В политическом плане детство у меня было невеселое. Вырос в рейнландской деревне, где практически все были католиками. И практически все голосовали за консервативный ХДС (Христианско-демократический союз).
Как и многие москвичи, я часто там стоял. Встречал друзей, коллег, родных братьев, племянника-хулигана Эрни... Под той самой вывеской “Прилет” в главном здании аэропорта “Домодедово”.
С тех пор как я живу в России, русские знакомые постоянно повторяют мне один и тот же комплимент: “Ты — русский!”. Комплимент меня, честно говоря, настораживает.