Безумные глаза Антона Шагина. Только что его герой Валерий Кабыш по кличке Джонни (бывший барабанщик в рок-н-ролльной группе, а теперь — начинающая партийная шишка) узнал о страшном. Рванул четвертый ядерный реактор Чернобыльской АЭС. Счетчик Гейгера зашкаливает за 600 рентген. Ученые в панике. Кабышу нужно как можно быстрее хилять (этим глаголом чаще всего пользуются герои фильма) из города. Но вместо этого он отправляется в женское общежитие, чтобы спасти любимую девушку.
Если описывать картину Миндадзе “В субботу” одним словом, это будет слово “рок-н-ролл”. И не только потому, что большую часть фильма герои отчаянно веселятся, развлекая свадьбу за свадьбой и крича в микрофон веселые песни (суббота же, выходной). Фильм абсолютно роковый по духу. Это настоящая истерика, замаскированная под жизнерадостные хиты, а самое важное здесь — между строк. Именно из обрывков фраз, брошенных героями друг другу, мы узнаем историю Валеры Кабыша, променявшего музыку Леннона и друзей на партийную карьеру так же, как Валерина девушка променяла его на нового ударника, когда тот схилял из группы. В эту истерику, как в пропасть, вслед за Кабышем проваливаются сначала музыканты его бывшей группы, потом давний друг, на свадьбе которого он с ними и повстречался, а следом и все гости этой свадьбы. Ревут гитары, Антон Шагин дает на барабанах ударное соло, градус веселья отчаянно подогревается красным вином (один из тостов, звучащих в фильме, — “за дезактивацию!), а на город надвигается ядерное облако…
Билеты на премьерный показ для зрителей раскупили еще до церемонии открытия фестиваля. Это радует. Настораживает другое — с каким недоумением принимают фильм. Немец, который сидел рядом со мной и весь фильм отбивал ногой ритм вслед за барабанными палочками Антона Шагина, издал что-то в духе “пф-ф-ф”, когда пошли титры. А его коллега из Франции на пресс-конференции больше всего волновался из-за того, как много в фильме пьют.
— Наверное, вы смотрели несколько другую картину, — жестко отреагировал обычно очень дружелюбный Александр Миндадзе.
Вячеслав Петкун, дебютировавший в кино небольшой ролью как раз напившегося барабанщика, которого и подменяет Шагин, пришел на встречу с журналистами в летном шлеме и объяснил еще доходчивее:
— На момент чернобыльской катастрофы мне было 17, я уже тогда занимался музыкой и могу с большой долей вероятности сказать: я, конечно, люблю ту страну и испытываю некоторое чувство ностальгии, но единственная возможность уйти от чудовищной реальности, в которой мы все жили каждый день, не говоря уже о такой катастрофе, как взрыв атомного реактора, — это играть музыку и дурманить рассудок. Меня бог миловал, я остановился на алкоголе. Как и герои нашего фильма.
Антон Шагин, которому в 1986-м было всего два года, вспомнил, как в школе ученикам давали разные по цвету талончики на питание: желтые и синие:
— Синие — это для детей, которым нужно было усиленное питание, — говорит Антон. — Что я узнал нового во время работы над фильмом? Я научился молчать. А это гораздо сложнее, чем говорить.
Его партнерша по фильму Светлана Смирнова-Марцинкевич (девушка с абсолютно светлым лицом — хоть сейчас на плакат любого советского фильма о передовиках соцтруда), рассказала о том, как волновались за нее родители, когда она еще не успела родиться:
— Мама забеременела через два месяца после катастрофы, когда ядерное облако еще почти не развеялось.
Почти не развеялся и легкий скепсис, с которым пока приняла публика фильм Миндадзе. Ее можно понять. Как сформулировал сам режиссер: “Это русская история. Немцы да и остальные европейцы больше заботятся о собственном здоровье. Им бы и в голову не пришло спасать какую-то там девушку, когда тебе грозит смертельная опасность”.
Берлин
