Омаром, признанием Де Ниро в том, что «на фестивалях награды получают не самые лучшие фильмы», а также парадом звезд на красной лестнице зала «Люмьер» открылся в среду вечером 64-й Каннский кинофестиваль. На дорожке блистала Клаудиа Кардинале в платье от Armani, Сальма Хайек в расшитом жемчужинами муслиновом платье от Gucci с супругом миллиардером Франсуа Пино. Ума Турман в белом платье-бюстье, расшитом перьями, от Versace. В белом же она предстала утром перед журналистами, но утром ее наряд дополнялся огромными бриллиантами в ушах. Фотографы жаловались, что невозможно работать: ослепляют. Джуд Лоу в пику прочим мужчинам, украсившим себя стандартными черными бабочками, вышел в белой бабочке и в черных очках. Антонио Бандерас приехал на открытие с Мелани Гриффит, которая показывала любопытным журналистам свою татуировку на плече, сделанную в честь любимого мужа. Фей Данауэй, чья фотография 1970 года стала основой для фестивального плаката 2011 года, была в платье цвета слоновой кости.
На сцене театра «Люмьер» хозяйничала Мелани Лоран в винтажном черном платье от Dior, удачно сравнившая Канны с Диснейлендом. Роберт Де Ниро как председатель жюри и вообще главный человек в этом году вышел на сцену, чтобы вручить Бернардо Бертолуччи, у которого он сыграл в «Двадцатом веке», пальмовую ветвь за вклад в мировое киноискусство. Впрочем, как ни назови эту награду, Бертолуччи ее, несомненно, заслужил. Несмотря на инвалидное кресло, режиссер был бодр и в финале предложил посвятить награду всем итальянцам, добившимся успеха.
Ну а после всего этого шика, блеска, бриллиантов, перьев, татуировок и даже фейерверка был показан новый фильм Вуди Аллена «Полночь в Париже». Могучий старик уже в одиннадцатый раз в Каннах, и в пятый раз его фильм открывает фестиваль. Надо сказать, что Аллен — лучшее начало. Потому что это большая редкость, когда режиссер не хочет никому ничего доказывать, а хочет просто снимать кино. Его история — из ряда туристических открыток Парижа 20-х, по которому гуляли Фицджеральд, Хемингуэй, Пикассо. По сюжету, американский сценарист, словно насмотревшись этих открыток, оказывается как раз в Париже 20-х годов прошлого века. И что же?
— Было бы большой ошибкой считать, что в другие времена вам бы жилось лучше. Конечно, иногда современность не кажется самым легким местом для выживания, но, думая о былых временах, мы экстраполируем на них наши лучшие ожидания. Да, двадцатые — это, конечно, здорово. Но там нет ни новокаина, ни кондиционированного воздуха, ни многого другого, к чему мы успели привыкнуть. Так что нет, мне не хотелось бы оказаться в прошлом, каким бы оно ни было. Хотя, конечно, звучит заманчиво, — говорит сам Вуди Аллен.
— В фильме вы показываете главные туристические места Парижа. Это ваш взгляд на этот город?
— До 1965 года я жил в Нью-Йорке и нигде не бывал, поэтому тот Париж, который я знал, был Париж из американских фильмов. И когда я туда впервые попал, это все равно был Париж из американских фильмов. Но вы не подумайте, я не хочу его обидеть. Таким же я показывал Нью-Йорк. В «Манхэттене» я на самом деле показал не тот Манхэттен, который знаю, а тот, который видел в кино.
— Почему вы пригласили первую леди Франции сыграть в фильме?
— Мы с женой обедали с супругами Саркози примерно год назад, и тогда Карла показалась мне удивительно очаровательной женщиной. Я спросил ее, не думала ли она сыграть в кино. Она ответила: почему бы и нет, будет о чем рассказать внукам. Ну а когда дело дошло до съемок, у нее оказалось свободное время. Вот и все. С ней легко работать, хотя таблоиды продолжают писать, что мне пришлось делать миллион дублей. Да я ни с кем и никогда не делал миллион дублей, а Карла работала на сцене, она знает, что это такое. Я всегда говорю: главное — найти хороших актеров, и они сделают всю работу за тебя. Мне лишь остается приписать их заслуги себе.
— Вы чувствуете себя большим самостоятельным художником или последователем американской кинематографической традиции?
— Прежде всего я считаю себя не чем иным, как невероятно счастливым человеком. Я получаю все, что мне нужно. Я никогда не считал себя художником, я никогда не ощущал в себе всей глубины, сути, я не так одарен, чтобы быть большим художником. Конечно, я немного талантлив, но это не заходит настолько далеко. Куросава, Бергман, Феллини — вот художники, и рядом с ними совершенно очевидно, что я не художник. Но я могу делать фильмы. Некоторые их них хорошие, некоторые так себе, а некоторые просто чудовищные. Все, на что меня хватило, — это поддерживать свою карьеру.
