— Эту дачу в Красной Пахре построил Володя Высоцкий. Он очень дружил с Эдуардом Володарским. Володарский жил здесь по соседству и разрешил Высоцкому построиться на своем участке. Когда Володя умер, Марина Влади хотела продать этот дом вместе с землей. Был жуткий скандал. Даже суд, который Володарский выиграл. Тогда Марина развалила дом, от него один санузел остался. И еще стиральная машина. Ну а потом эта земля нам с Мирой досталась. Мы дом заново достроили: веранду, еще одну комнату, вместо сауны спальню, крышу поменяли. Последние лет восемь живем здесь постоянно, а до этого приезжали только на выходные.
— Ну а квартира в Москве у вас же есть?
— Есть, конечно. Но нам здесь лучше. Здесь теперь и зимой жить можно. Раньше ничего этого не было, температура в доме только до пяти градусов тепла поднималась.
— А кто ваши соседи?
— В этом поселке побывали вся наша литература, кинематограф. Я еще успел застать и Романа Кармена, и Антокольского. Белла Ахмадулина здесь рядом жила, Юрий Нагибин. Еще здесь жил Михаил Ромм, Твардовский. С Зиновием Гердтом, моим большим другом, мы тоже были соседи. Я его снял в трех своих картинах. Теперь здесь его вдова живет.
— Уютная у вас дача. А что это за дом большущий на вашем участке стоит?
— Это Валеры, сына (Валерий Тодоровский — известный режиссер, продюсер. — А. М. ). Он на этот дом деньги-то накопил, а земля здесь очень дорогая, так что построился прямо рядом с нами, на нашем участке.
Тут заходит Мира Григорьевна, супруга Петра Ефимовича, нарядная, вся в белом:
— Мы его называем “Брестская крепость”.
— У вас здесь так хорошо, а вот у Валеры… По-моему, чем больше дом, тем уюта меньше.
Петр Ефимович: Мне вообще этот дом не нравится. Когда он строился, люди проходили мимо, спрашивали: “Это что, жилой дом строится? А может, элеватор? “Валера нашел какого-то архитектора-модерниста. Ну, вообще-то удобно; вот там, где арка, маленькая квартирка стоит для людей, которые этот дом охраняют. Кухарка там еще живет. На втором этаже кухня, столовая, а на третьем спальня. За этот дом архитектор получил приз. Но нам и здесь хорошо, в своей избушке. У нас котел, центральное отопление, теплая вода все время, газ, телефон городской, рядом городок Троицк, так что если надо “скорую помощь” вызвать, быстро приедет. Удобно. Но мы скучаем по театру.
— Так вы же выбираетесь в Москву?
— Выбираемся, но очень редко. В основном потому, что машину поставить некуда, припарковаться. Это такая проблема!
“Рио-Рита”, “Рио-Рита”,
вертится фокстрот,
На площадке танцевальной
сорок первый год.
— Да вы прямо домосед. Но ведь когда фильмы снимали, отлучались же отсюда в командировку?
— Конечно. Вот картину “Рио-Рита” под Минском снимали, в окопах сидели.
Мира Григорьевна: Ой, это тяжелый фильм.
П. Е.: Ну что, тяжелый… Это правда о сталинском времени. Когда всем нам с самого детства в кровь и в плоть внедряли, что мы находимся во вражеском окружении и вокруг нас одни шпионы. Если увидим чего подозрительное, нужно тут же донести. И на соседа можно было сказать все что угодно, а потом он получал пять или десять лет лагерей. Вот этот фильм о таком стукаче. Да это же реальная история. Был 68-й год. Для съемок фильма “Фокусник” нам с оператором нужно было снять трамвайную остановку. Стали ее фотографировать, тут мужичок какой-то лет пятидесяти: “Вы чего тут делаете, здесь же секретный объект расположен! Пойдемте-ка со мной! “— “Куда это пойдемте? “— “Сейчас узнаете”. Люди на нас оглядываются. Подходим к какому-то зданию без окон, мужичок нажал на кнопку — и вышел капитан КГБ. Тот ему: “Вот они здесь фотографировали”. Капитан посмотрел наши документы, увидел удостоверение “Мосфильма”. Потом взял нас под руки, отвел в сторону: “Они мне так надоели, раз в месяц обязательно приводят шпиона”. Это был толчок для того, чтобы я сочинил сценарий и через сорок лет снял “Рио-Риту”.
А вообще я по жизни всегда был оптимистом. У меня наследственность такая. Но с годами все больше разочарований. По поводу людей прежде всего. Хотя всю жизнь кто меня удивлял, так это люди. Я и фильмы-то свои все старался снимать про людей, про их мечтания, страдания, радости, отношения. Но вот сейчас… Недавно был учредительный съезд Союза кинематографистов. Я плохо себя чувствовал и, конечно, не поехал. Звонит Николай Петрович Бурляев, кричит в трубку: “Если вы не придете на съезд, то не будете снимать кино!”. И он оказался прав. Вот у меня есть замечательный сценарий, мне он очень нравится. Был старый фильм “Встреча на Эльбе”.
— Очень пропагандистский.
— Да. А у меня есть настоящая история, как мы на самом деле на Эльбе встретились с американцами.
— Потому что это ваша история, вы же войну на Эльбе закончили.
— А потом был комендантом маленького городка. Наша 47-я армия утром 8 мая вышла на Эльбу, а американцы уже там стояли, они пришли на два дня раньше, но по договору не имели права переходить на ту территорию, которую должны были занять мы. Вот этот сценарий у меня лежит, а на фильм денег нет. Но я все время при деле, не сижу, не отдыхаю.
— Так вас в образе пенсионера и представить-то невозможно.
— Я не того порядка человек и не того характера. Помню, как мы голодали в 33-м на Украине. Жили в деревне. Так что я колхозную жизнь еще до армии познал. Ну и на фронте не просто было: вот кухня отстала, так мы два-три дня совсем без еды были.
В 1943 году, в 18 лет, Петр Тодоровский — курсант Саратовского военно-пехотного училища. С 44-го — командир взвода в составе 93-го стрелкового полка 76-й стрелковой дивизии 47-й армии Первого Белорусского фронта, дошел до Эльбы.
* * *
Утомленное солнце
нежно с морем прощалось.
В этот час ты призналась,
что нет любви.
Первой его женой была знаменитая актриса Надежда Чередниченко. Но этот брак быстро распался. Настоящей любовью Петра Ефимовича стала Мира.
М. Г.: Мы познакомились в Одессе, хотя ни я, ни Петр Ефимович не одесситы. Я училась в Институте инженеров морского флота, а он в это время уже был кинооператор, очень знаменитый в Одессе. И знаменитый жених. А я была нищая девочка, жила в общежитии. А потом все изумлялись: как, как же так получилось, что он на ней женился?
— Значит, у вас были конкурентки?
М. Г.: Не то слово, конкурентки были очень серьезные, девочки-одесситки. Но он как-то меня заприметил, познакомились. А на следующий день пришел с гитарой.
— О-о, это бьет безотказно!
М. Г.: А еще через день сделал мне предложение.
— И вы?
М. Г.: Я сказала: можно я немножко повыпендриваюсь, а потом соглашусь? Ну а он уезжал в экспедицию, в Ленинград, снимать Евстигнеева в картине “Никогда” и говорит: “Поехали со мной”. Я все бросила и поехала с ним. Свадьбу мы играли в квартире знаменитого драматурга Александра Володина, так как на ресторан денег не было. Но мы даже об этом не знали. И он не знал, кто будет жениться. Это все поэт Поженян организовал. Позвонил Володину: “Тут у меня друг, он хочет жениться. Можно он это сделает у тебя? “Это был 1961 год. А уже потом мы с Володиным подружились на всю жизнь.
* * *
— Вы любите принимать гостей? Или вам только с Мирой Григорьевной хорошо?
— Довольно часто гости здесь бывают. Разные люди, разного калибра.
— А кто чаще всего?
— Во-первых, Татьяна Александровна Гердт, которая рядом с нами живет. Еще мои студенты приезжают, которые учились у меня на Высших сценарных и режиссерских курсах. Вот у меня юбилей был, так они все пришли. А еще замечательные наши друзья Уринсон, Ясин.
— С экономистами дружите?
— Ну а как же. Еще Володя Войнович, он же в нашем поселке живет.
— А в Германии он разве не живет?
М. Г.: Теперь в основном здесь. Недавно на нашей соседке женился.
— Знаю, что дача эта у вас появилась всего лет 15 назад, а до этого где проживали?
М. Г.: У нас долгое время вообще никакой дачи не было, мы были просто бедными москвичами. Потом мы сняли картину “Интердевочка”. Я говорю “мы”, потому что я тоже была продюсером этого фильма.
— Это 89-й год.
— Да, и “Интердевочка” дала нам какие-то деньги. Хотя студия заработала миллион. И вот мы купили в Кратове дачу. Ну а чтобы поселиться здесь, продали дом в Кратове.
— Здесь вам лучше?
— Несравнимо!
П. Е.: Там другие люди, все другое. Зимой били окна, забирались внутрь, жгли костры на полу. Мы там были практически в изоляции. А здесь масса знакомых. Вика Токарева была и есть наша сватья.
М. Г.: Мы с ней очень дружили, пока наши дети не разбежались. (Валерий Тодоровский был женат на дочери Виктории Токаревой. — А. М. )
— Но вы же после этого не перестали с Токаревой дружить?
— Так получилось, что перестали. А с Наташей, бывшей Валериной женой, мы в хороших отношениях. У нас уже и правнук есть, потому что внук Петя, сын Наташи и Валеры, родил Илюшу.
— Петр родил Илью — прямо как в Библии.
М. Г.: Мы его обожаем. И еще появилась девочка Валеры в Америке. То есть мы детьми разрастаемся.
— Ну а пока Валера здесь живет, к нему друзья приезжают, компании?
М. Г.: Все-таки он почти два года на родине не был, так что сейчас к нему особо никто и не приезжает. Видите, здесь дорожка прямо от нас к нему идет. Валера приезжает, сразу идет ко мне: “Мама, дай кушать”.
— А свою американскую внучку вы видели?
М. Г.: Видели, конечно, она у нас гостила. Ее Зоей зовут.
* * *
— Петр Ефимович, какой у вас распорядок дня?
П. Е.: Я рано встаю, в шесть утра. А ложусь в половине двенадцатого. Потом жду, когда Мира Григорьевна проснется. И не просто жду, а привожу себя в нужное состояние. Зарядку делаю. Но в постели. Этому меня мой друг научил, замечательный оператор. А потом я еще хожу по даче, если погода хорошая. Хожу и разминаю ладони специальными пружинками. Ведь в древности считали, что мизинец — это сердце, большой палец — мозги, указательный — легкие. Вот я эти пальцы массирую. И не просто двигаюсь, а еще специально отбиваю себе пятки, топаю. Все-таки с ногами уже есть проблема.
— А знаете метод Эльдара Александровича Рязанова? Он на себя каждое утро ведро ледяной воды выливает.
П. Е.: С Эльдаром мы дружим. Вот недавно вместе в кардиоцентре лежали.
— Да, было время пообщаться.
П. Е.: Он на четвертом этаже, а я на третьем. Конечно, мы встречались. Ну и дома у них бывали. У него шикарный дом, очень уютный.
— Давайте продолжим утреннюю историю. Вот уже Петр Ефимович сделал зарядку, Мира Григорьевна наконец встала… Теперь завтракать?
М. Г.: Завтрак у нас по отдельности. Мы рядом стоим на кухне и каждый готовит себе свою кашу. Овсяную.
— Как в Англии! Вам еще Бэрримора не хватает из “Собаки Баскервилей”.
М. Г.: По утрам мы едим только овсянку с брынзой. Потом пьем чай — и всё.
П. Е.: А дальше я сажусь либо слушать диски, либо воспоминания писать. Уже и название есть — “Что меня больше всего удивляет? “
* * *
— Кстати, о тех, кто удивляет. Помню, Людмила Марковна Гурченко рассказывала, как на съемках фильма “Любимая женщина механика Гаврилова” она была всем недовольна. В том числе и вами.
П. Е.: Это был тот самый случай, когда лошадь понесла. Я отпустил вожжи чуть-чуть…
— Ну да, а режиссер не должен…
П. Е.: …Но эта тайна ушла вместе с Людмилой Марковной. А потом мы стали большими друзьями. На ее 70-летие она пела, а я ей аккомпанировал. Она оделась в телогрейку, повязала платок, шла и рассказывала свою жизнь. А за ней шел баянист. И еще был момент: как-то на одном вечере она сама ко мне подошла, прижалась молча. Как бы извинилась за прошлое. Это была уникальная актриса, такой больше нет.
— Еще пару слов о вечном. О еде. А обедаете вы когда?
П. Е.: У нас нет четкого понятия: обед — первое, второе и пять компотов.
М. Г.: Меня Петр Ефимович все время упрекает: вот у других, мол, первое, второе, компот.
— А у вас?
М. Г.: Днем мы обычно перекусываем, а обедаем, когда я приезжаю, часов в шесть вечера.
— Ну вот и перекусили. Теперь опять можно о духовном. Петр Ефимович, но ведь вы не только снимаете, музыку пишете…
М. Г.: Он еще играет на гитаре. Один, сам с собой.
П. Е.: Это самый приятный час в моей жизни. А раньше я мог и по три часа играть.
— Известно, что все ваши фильмы имеют под собой какую-то реальную историю.
П. Е.: Могу рассказать. Давно уже, когда в Одессе я был оператором, приехал в Киев на совещание. Потом дали перерыв на сорок минут. Я вышел — магазин, и стоит длиннющая очередь. Хвост аж на улицу выходит. А перекусить-то хочется. Я пошел сквозь строй к самому началу, там девушка стоит симпатичная. Я ей: “Вы предупредили, что я за вами занимал? “Она на меня посмотрела: “Конечно, предупредила, становитесь”. Вот так возникла идея фильма “Городской романс”
— Да, Петр Ефимович, ну какая женщина может вам отказать. А с “Любимой женщиной…” как было?
П. Г.: Я придумал эту историю. Она у меня как бы перед глазами встала: сорокалетняя женщина с дочкой, дядей, подругой подъезжают к загсу… А жених не пришел. Когда я рассказал этот сюжет своему напарнику по сценарной работе Сергею Бодрову-старшему, он тут же загорелся.
— А “Интердевочка”?
М. Г.: Он не хотел ее снимать!
П. Е.: Я сейчас объясню. Мне принесли сценарий. Я прочитал и сразу решил отказаться. Мне вторая половина не понравилась, когда героиня в Швецию уезжает. Все-таки автор сценария не очень хорошо знал жизнь. В жизни гораздо страшнее. Я просил, чтобы мне нашли путан, у которых за границей все хорошо сложилось. В материальном смысле.
— Нашли?
П. Е.: Ну конечно. Но они все равно вели чемоданную жизнь, потому что были не приняты в обществе. Чувствовали себя там третьим сортом. Но я получил большое удовольствие. Во-первых, была шведская съемочная группа.
— Было чему поучиться?
П. Е.: Они и у нас кое-чему могли поучиться. Но шведы очень быстро снимали. Тогда я на себе узнал, что такое капитализм. Мы приехали, нам устроили замечательный банкет и дали обратный билет в Москву, через 22 дня. А надо было снять 2250 метров, полнометражный фильм. Обычно мы это снимаем за два месяца, а тут крутись как хочешь. Так что работали с восьми утра до часу ночи ежедневно, и в субботу. Только воскресенье был выходной. И как там работала Леночка Яковлева! Сейчас у нее тяжелое время, из театра пришлось уйти. Она очень хороший человек.
* * *
— Вы вообще понимаете своего сына? Или это вечный спор поколений, и вам никогда не сойтись?
М. Г.: С разводом мы его поняли. Но поколенческие разногласия между нами, конечно, есть.
П. Е.: Это у тебя есть. У меня нет.
М. Г.: Валера считает, что и отец, и я должны уже сидеть на пенсии и не работать.
— Но это он как заботливый сын жалеет вас.
М. Г.: Пока еще мы не дали повода нас жалеть. Мы сами на ногах. Но он боится, что мы снимем что-то не то, а ему будет стыдно.
— Ничего себе!”Рио-Рита” — замечательный фильм, на уровне самых лучших картин Тодоровского.
М. Г.: А когда я снимала “Жену Сталина”, Валера вообще меня убивал. Он каждый день мне говорил: “Я от позора умру”. Но потом Добродеев ему сказал: “Передайте маме, она молодец. Сняла хороший фильм”. За эту картину я получила призы в Торонто, Лос-Анджелесе.
— Вот семейство — каждый сам себе режиссер! Ну а Петр Ефимович вообще уникален: любой его фильм всегда становится событием.
П. Е.: Ой, не надо больше, а то я могу забронзоветь.
— Вам это не грозит, Петр Ефимович, вы мудрый человек.
