Терзопулос, Гомер, тугие паруса

Греческая трагедия в Москве

ТЦ «На Страстном» — единственное место в Москве, где привечают сложный жанр моноспектакля. Впереди у IV Международного фестиваля моноспектаклей Solo еще неделя ежедневных показов из разных стран, а открылся он с легенды мирового театра. Теодорос Терзопулос впервые показал свою новую работу именно в Москве.

Греческая трагедия в Москве

тестовый баннер под заглавное изображение

У Терзопулоса с Россией давнее знакомство. Начать с того, что Алла Демидова работала в его театре в Афинах. Теперь знаменитый греческий режиссер вышел на российскую сцену вместе с актрисой Софией Хилл в спектакле «Иокаста». В качестве аккомпаниатора? партнера? суфлера? Бог знает. Но его образный минималистичный театр — во всей красе.

Терзопулос давно говорит, что современная драматургия ему не интересна. Для него в античной трагедии есть все. Никаких декораций, у актера только тело и пространство. Секрет Терзопулоса в том, что он работает вне времени. Трагедия человека — и точка.

— Этот спектакль мы посвящаем автору пьесы «Иокаста» Яннису Контрафурису, — сказал Теодорос Терзопулос, — он был моим студентом, умер очень молодым, а написал ее в больнице. Может быть, поэтому текст кажется алогичным.

...Терзопулос садится на стул спиной к зрителю. У ног — по стопке тарелок. Вот он разбил первую тарелку — и спектакль начался. Кстати, кое-какие декорации все же есть. Под потолком висит, как пламя, красное платье, на сцене горят свечи... И нечто вроде матраса без внутренностей. На него опирается, стоя на коленях, невиданной, древнегреческой красоты актриса.

Такая тишина, что слышно, как звенят софиты. Нет... Это стон. Глухой, мерный, который иногда человек издает в сильном горе. Все громче. Актриса омывает руки водой из таза — и все резче, беспокойнее. Это уже истерика.

Актриса переходит от одного телесного состояния к другому. Вот ее трясет — так, что не может говорить. Постепенно из дрожащего мычания выделяются слова — скачущие, отрывистые. «Я оплакиваю». Персонажа можно было назвать не Иокастой, а Медеей. Или Офелией. Или Бланш. Или Машей Ивановой. Человек в отчаянии проговаривает слова как бы без логической связи и без единой запятой. Но их морфологически несогласованная образность включает в тебе нечто глубинное, и остается только два работающих органа — отвечающие за сочувствие и за воображение.

«Я оплакиваю. Полны ладони мои бабочек. Чувствую запах смерти поцелуев. Ночь, уйди из-за спины. На шее мраморной глыбы раны. Проводите меня туда, где не вращается земля. Греция. Отец. Убийство. Подушки. Секунды. Перекрестки. Греция. Иду. Маяк. Зажигаю. Гады. Тираны. Родина».

Между Иокастой и Человеком в черном (Терзопулос) есть невероятная энергетическая связь — особенно когда Терзопулос поет нечто народное. От их контакта рождается и взаимный смех.

«Иду. Прихожу. Локоны влажные. Закаты. Греция. Соловьи. У меня вокруг шеи моей бриллиант ребра. Смотрите на меня. Оседлайте. Съешьте. Выпейте. Кровь». На этих словах актриса опускает голову в воду. Наверное, кровь не страшнее этих холодных капель, что бегут с волос на руки и одежду актрисы во время аплодисментов.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

...
Сегодня
...
...
...
...
Ощущается как ...

Реклама

Популярно в соцсетях

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру