Сам Николай купается в счастье. Говорит: «Классное ощущение, когда ты свободный, независимый, когда ты выбираешь то, что тебе нравится, делаешь то, что хочешь, учишься уже не только на своих ошибках». Главным признаком несомненного успеха, который для творческого человека заменяет подчас простое человеческое счастье, он считает пародии на себя. «Того, кто неинтересен и непопулярен, не пародируют!» — не скромничает артист. Часто пародии эти откровенно злые, но Баскова обижает только одно — то, что Галкина всегда показывают в зАмке, а он до сих пор числится в бомжах. «У меня уже есть квартира!» — протестует Николай.
Главный подарок к своему юбилею он преподнес себе сам — представил только что в Нью-Йорке оперный альбом и подписал контракт, который должен за три года открыть миру нового русского кроссовера. Он действительно счастлив всем, что происходит сейчас в его жизни, и не стесняется откровенничать об этом в эксклюзивном интервью «ЗД».
Заплатить налоги и не сойти с ума
— Ты говоришь — свободный, независимый. Это — о творчестве или о личной жизни?
— Обо всем! Я вошел в самый роскошный свой возраст — и в физическом смысле, и в творческом. Славу я испытал уже до 30, но тогда не было таких денег, чтобы я мог почувствовать себя независимым, свободным.
— Не было денег? У тебя же тогда был богатый тесть...
— Я был связан по рукам и ногам контрактами. Да, уже тогда я был популярен, были и битковые концерты, и сумасшедшие продажи билетов, дисков, но я за это получал крохи с барского стола. Я приносил хорошие деньги, но не распоряжался ими. Хотя, надо, конечно, сказать, что и вкладывалось в мои проекты много, это правда. Так что только после развода я стал жить самостоятельной жизнью во всех смыслах, включая и финансовый.
— А всегда выглядел таким цветущим! В голову не приходило, что тебя держали в черном теле, денег не давали...
— Мне давали деньги, но это были не те деньги, на которые я мог разгуляться. Деньги уходили и на творчество, и на семью все-таки. Я помогал своим родителям. Но для артиста того уровня, которого я уже тогда достиг, это было как пиджак на три размера меньше. Вроде и красивый, а надеть не можешь, тесно, душно.
— И теперь, стало быть, наслаждаешься свободой!
— Абсолютно! Но я благодарен своей бывшей семье. Думаю, они правильно поступали. Потому что, когда в 23 года становишься мегазвездой, может и крышу снести. И то, что меня, как ты выразился, «держали в черном теле», может, и правильно. Это дало мне возможность остаться нормальным человеком, не сойти с ума от всего, что происходило.
— Крышу не снесло, зато заброшенный стадион в Ростове, где проходил один из первых твоих концертов в 2000 году, чуть не разнесли по кирпичикам — в лучших таких традициях «Ласкового мая». Сейчас такое возможно?
— Не знаю, я давно не давал концертов на заброшенных стадионах! Ха-ха-ха! Ты же был на моем питерском концерте — Ледовая арена, полный стадион. И московский концерт в Лужниках прошел при полном аншлаге. На сегодняшний день я стал заложником своего образа — певца, у которого всегда мегадекорации, обязательное мегашоу. Я уже не могу себе позволить выйти на трех фонарях, с пятью музыкантами на заднике и с балетом, который по пять лет пляшет в одних и тех же костюмах. Ты же сам сравнивал в своем репортаже мои питерские концерты с «Евровидением» по постановке — бюджет был больше миллиона долларов. Естественно, что следующие концерты должны быть еще интереснее и круче. В этой стране настоящие шоу делают только два человека — Киркоров и я.
— И Анита Цой...
— К сожалению, я не был на концерте Аниты.
— А этот миллион отбился или пришлось недоедать?
— Я заработал за год 2 миллиона долларов, которые задекларировал и заплатил налоги.
О тонкой кишке Киркорова
— Звезда твоего уровня в Америке, наверное, заработала бы больше...
— Поэтому я сейчас в Америке выпустил альбом.
— А я к этому и веду. Как прошла презентация в Нью-Йорке?
— Это были больше смотрины и деловые переговоры, чем презентация. В Америке все делается немножко по-другому. Глобальная презентация пройдет в феврале, когда начнется большой концертный тур в поддержку альбома. Это будут мои первые большие концерты в Америке.
— Надо, наверное, уточнить: не с «Шарманкой» по Брайтон-Бич, а с оперными ариями и кроссовер-темами для приличной публики в престижных залах, не так ли?
— Да, это — оперный альбом. На сегодняшний день он уже выставлен и продается на крупнейших американских интернет-площадках. Фактически вышел на весь мир, при поддержке телеканала PBS, который прокрутил несколько десятков раз мой оперный концерт и рекламирует диск по ТВ. Мы получили рейтинги за три месяца ротаций — оказалось, это лучший рейтинг у них за последние 10 лет, хотя на PBS крутятся и Барбра Стрейзанд, и Тони Беннет, и Майкл Бубле, и Андреа Бочелли...
— То есть ты сейчас говоришь, что превзошел Барбру Стрейзанд?
— Я не говорю, что превзошел Стрейзанд, это было бы абсурдом. Я говорю, что есть объективные данные, цифры, которые пришли из Америки. И я этому результату не только рад — я этим горжусь. Это ведь не я за ними ходил и клянчил: мол, подпишите, пожалуйста, со мной контракт. Тот оперный концерт, который я давал в Лужниках, вызвал реакцию, его увидели американцы и сами вышли на связь.
— Прямо как у Светличной: «не виноватая я, он сам пришел»?
— Да, именно так! Теперь уже подписан контракт на три альбома. Следующий альбом — «Christmas» — спродюсирован Уолтером Афанасьевым. Это самые известные рождественские песни, уже записан дуэт с Сарой Брайтман, и на очереди Род Стюарт или Дзуккеро. Со следующего года я начинаю работу над авторским кроссовер-альбомом, в стиле Il Divo и Андреа Бочелли. Там продюсер — Умберто Гатика, человек, который получал «Грэмми» за мюзикл «Чикаго», за работы с Селин Дион, за «Bad» c Майклом Джексоном. С ним сотрудничали Эл Джеро, те же Бочелли и Стрейзанд, Мадонна, Элтон Джон...
— Я знаю, престижный товарищ, очень профессиональный. Могу только поздравить и порадоваться за столь достойные результаты. Не пойму только, как тебя все-таки видят в Америке — оперным певцом или кроссовером?
— Они хотят, чтобы я был кроссовером. Они не хотят, чтобы я пел только в оперных спектаклях и театрах.
— А кто будет автором композиций?
— Целая обойма композиторов — американских, испанских, итальянских. Это будут темы, написанные специально для меня.
— В общем, многолетние усилия твоей «оперной мамочки» Монтсеррат Кабалье не прошли даром? Замаячил мировой размах! Она рада?
— Она за меня всегда рада. Просто тут самое главное, чтобы на все мне теперь хватило здоровья и сил. Потому что по сути это немного другое уже состояние и другой бизнес. И другие люди. Ты не можешь что-то отменить, не можешь где-то довеселиться, догулять, не можешь покапризничать или не полететь куда-то. Здесь себя нужно держать совсем в другом состоянии. Мне уже сказали самое главное: «Молодой человек, ваше дело — это две вещи: разговорный английский и авторский альбом». То есть им не важен мой акцент, им интересен мой голос — альбом будет на итальянском, на испанском, немного на английском. Об остальном, сказали мне, я больше не думаю — там уже есть PR-менеджер, концертный менеджер, продюсер, агент. Контракт начинается с января. Я уже есть в базе данных как артист Agency Group, одной из ведущих американских компаний в этом жанре.
— Разумно — пробиваться на Западе как серьезный академический артист, ибо наша эстрада там никому не нужна. Но объясни, почему для России ты продолжаешь оставаться исключительно певцом «Шарманки» и «Натурального блондина»? Не затаптываешь ли собственное профессиональное достоинство?
— Нисколько! Эстрада для меня такая же радость, как и опера. Получается она у меня не менее профессионально. Мне не стыдно ни за что. Я же не халтурю, делаю все на достойном уровне. Разве не так?
— А место в истории, что ли...
— Ну, история совсем не закончилась, она же продолжается. Давай скажем так: карьера моя поистине необычная к 35 годам, если вспомнить, что сделано на сегодняшний день. Сколько глобальных шоу, сколько презентаций, сколько концертов, премий, конферанса... А ведь на радио я появился только 6 лет назад! Я не гневлю Бога, я благодарен судьбе за то, чего достиг, счастлив, что людям нравятся эти песни, и я против любого высоколобого снобизма.
— Но над твоими оперными потугами здесь обычно подтрунивают, не воспринимают их всерьез. Не обидно? Вот Киркоров недавно опять потоптался по тебе — в отличие от Баскова, говорит, я не в свое дело не лезу...
— Кишка у него тонка, потому и не лезет! Ха-ха-ха! Если бы была возможность, он бы и туда залез... Нет, мне не обидно. У меня есть в колоде тузы, которые я знаю, когда вытянуть. Тот же Марио Ланца, которого не считают оперным певцом многие его коллеги, сделал блистательную оперную карьеру и чихал на всех с высокой колокольни. Кто бы чего ни считал, но я пел на одной сцене с такими корифеями, как Евгений Нестеренко, Паата Бурчуладзе, Агриппина Росси, Ферруччо Фурланетто, Монтсеррат Кабалье, Карлос Альварес. Выходил на самых престижных оперных площадках Европы, и ты сам видел, какая там была реакция публики. А эта публика очень требовательная, случайные люди на такие концерты там не ходят.
— Это правда — и видел, и слышал... А ты, однако, хорошо устроился: здесь собираешь сливки с востребованной попсы, на Западе — с востребованной там оперы. Хитрый!
— Я не хитрый, я продуманный.
В постели без Федоровой
— Ты обмолвился в начале разговора, что купаешься в состоянии свободы, которую обрел. Расценивать ли это как заявление убежденного уже холостяка или это — временная забава?
— Пока купаюсь, но, думаю, через три-четыре года я с удовольствием женился бы.
— Почему через три-четыре?
— У меня такое внутреннее ощущение. У меня как раз контракт американский на это время заключен. Я определюсь со всеми своими дальнейшими удачами, неудачами, победами, провалами. Сейчас я в любом случае должен полностью погрузиться в новый виток своей карьеры. Но одиноким я не остаюсь.
— То есть кого-то уже снова подцепил?
— У меня всегда есть близкие люди, которые со мной рядом по жизни. Люди, которые меня любят, которые меня окружают. Есть какие-то личные тайны, романтические увлечения, которые не выносятся на широкую публику.
— Личные тайны? Не выносятся на публику?! Николай!!!
— А почему ты думаешь, что нет? Разве по жизни не может быть рядом любимого человека, который был бы с тобой в любой момент, когда ты этого захочешь?
— Значит, Федорова была для обложек, а вне софитов — какие-то «увлечения» с тайным человеком?
— Когда была Федорова, то больше не было никого и ничего! Честно! Это — моя боль и отдельная история... Знаешь, после Оксаны было очень тяжело. Я не ожидал, что будет так тяжело.
— Шутишь?
— Я тебе клянусь.
— Хочешь сказать, была любовь-морковь по самое не могу?
— Конечно, была. Я ушел только из-за того, что стал себя терять. Я с ней себя терять стал! Забывал все на свете, меня ничего не волновало в этой жизни. Ты не представляешь, что это было! Я сам себя перестал узнавать. Мне стали неинтересны творчество, работа. Я летел в самолете и ждал, когда же приземлимся, чтобы позвонить, услышать ее голос.
— Тяжко-то как!
— Это был кошмар!
— Прямо как у Пугачевой — «жить без любви, быть может, просто, но как, скажите, без любви прожить?»...
— Реально я привык к тому, что два года просыпался, а на тебя смотрело лицо «Мисс Вселенной». И фигура...
— Она же просыпалась без грима?
— А она без грима еще краше была.
— Как романтично!
— Очень. Я обожаю просыпаться утром в обнимку с любимым человеком. И чувствовать его тепло.
— Ученые недавно обнаружили, что любовь — это психическое заболевание, ненормальное состояние для здорового человека.
— Значит, я нездоров. Я хочу быть любимым и хочу любить.
— И что теперь-то? Что за «тайная связь», на которую ты намекнул? Или это беспорядочные связи?
— Сегодня беспорядочные... Но они проверенные.
— С медицинскими справками, что ли?
— И со справками тоже. Ха-ха-ха!
— Тогда зачем жениться снова, не пойму?
— Просто я не нашел на сегодняшний день подходящую кандидатуру именно для этой цели.
— Ты же сказал, что кайфуешь от свободы...
— Я знаю, чего хочу. Но если я женюсь, то именно на той, кто будет моим вторым дыханием.
— А ты — первой скрипкой, которой в первом браке не был?
— Я не был даже первой виолончелью. Где-то на тарелках... Ха-ха-ха.
Вырос я дубом...
— Твой талант несомненно — фундамент успеха и достижений, которых ты добился к 35 годам. Но жизнь — цепь событий, случайностей, влияний, без которых, возможно, многое могло пойти иначе. Никто не знает, узнали бы мы, скажем, Пугачеву, не окажись она в начале карьеры у Павла Слободкина в «Веселых ребятах». Что или кто в твоей жизни сыграли судьбоносную роль?
— Много было моментов. Это и композитор Александр Морозов, который меня впервые увидел, когда я пел с военным оркестром, и пригласил меня. Именно у него была тогда идея создать такого певца-кроссовера. А потом на его вечере в Театре Советской Армии ко Дню Победы меня увидели Геннадий Николаевич Селезнев и мой будущий тесть и мой продюсер Борис Шпигель. Тоже не случайность. После того концерта стала определяться моя судьба. Я благодарен Рашиду Дайрабаеву, который в тот момент реально со мной носился, как курица с золотым яйцом. Просто потом все поменялось.
— И на смену курам с золотыми яйцами пришли петушиные бои...
— Это очень обидно! Я тогда был молодым мальчиком, с хорошим голосом, с приятной внешностью... Бывает так: бросают зернышко в землю — из этого зернышка вдруг вырастает большой дуб. А его как будто не замечают, словно не дуб вырос, а сорняк... Не умеют люди в нужный момент перестроиться.
— Какие метафоры! А можно попроще, чтобы люди поняли...
— Ну, что попроще?.. Был молодой артист, вырос в большую звезду, а к нему продолжали относиться, словно к мальчику на побегушках. Все время напоминали, что он чем-то обязан, что он должен. Как будто он не был в одной команде с этими людьми, не приносил им прибыль, творческое удовольствие, гордость за результат. Мне платили мизерные проценты, я ездил на машине, которая была оформлена от фирмы моего тестя, а мой исполнительный продюсер покупал второй «Мерседес», квартиру и достраивал дачу. Ко мне при этом относились как к чернорабочему — я улетал с температурой на концерты, мне даже не звонили, не спрашивали, как я себя чувствую, как буду выступать, только деньги не забывали собирать по маршруту.
— И в страшной обиде друг на друга вы потом долго выясняли в желтой прессе, кто из вас гей...
— Я принес Рашиду потом искренние извинения. А передо мной, между прочим, никто не извинился, хотя оболган был именно я.
— Ну, теперь-то у тебя есть своя машина?
— И не одна! Я рад, что есть люди, которые делают мне подарки.
— И квартиру тоже подарили?
— И квартиру отчасти.
— Хорошую?
— Очень.
— Твои родители за тебя очень рады! Видно, как они гордятся, живут с тобой на одной волне! И они — чудная пара. Красивые, достойные люди. Таких родителей я редко у кого из звезд видел...
— Это да! На все сто! У меня родители 36 лет вместе. Я рос в полной идиллии и любви. Поэтому таким, наверное, и вырос — во мне переизбыток этой любви. К людям, в отношениях. Я не был избалованным ребенком, я мог не носить новую одежду, в
— Но я знаю, что твои родители и большие оригиналы — два раза женились. Разошлись, а потом, через несколько лет, опять сошлись...
— Я сам об этом узнал не так давно, представляешь! Как это они умудрились скрыть от меня! Я, правда, маленький тогда совсем был... Когда у меня самого был развод и было очень тяжело, мама меня успокаивала: ничего, говорит, мы с папой тоже два раза женились.
— И?
— Нет! Что ты! Я вряд ли смогу повторить это в таком формате, ха-ха-ха!
— Ты счастлив?
— Я счастлив! Счастлив, что могу сказать «спасибо» всем людям, которые были, есть и будут со мной по жизни! Счастлив, что все встречи, все расставания и все, что было на протяжении этих лет, привели меня к сегодняшнему состоянию, когда чувствуешь себя полным сил, жизни и желания творить.
— С наступающим днем рождения!
