Две вещи, которые потрясают, когда театр Коляды приезжает из Екатеринбурга в Москву. Первая — при полном отсутствии рекламы битковые залы. Вторая — сколько удивительных и ненужных вещей производят отечественные предприятия и индивидуалы. Например, черные сатиновые трусы для мужчин, жутко блестящие брелоки и иконы почему-то в виде ковриков, которые не знаешь, куда повесить — то ли над детской кроваткой, то ли над бабушкиным протертым диванчиком.
Но именно с ковровых икон начинается пушкинская трагедия «Борис Годунов». Массовка, которая нечто среднее между группой язычников и воинов Тевтонского ордена, вываливается на сцену. Не то пляшет, не то скачет в марше. По дороге прихватывает вилы, молочные бидоны литров на десять... Наконец появляются иконы — они же коврики. Тканых Николая Угодника да Божьих Матерей носят по сцене, как хоругви, а потом со злобой швыряют об пол, по ним прыгают и топочут ногами. Господи, свят-свят, богохульство-то какое!
Появляется царь Борис — обхохочешься, на него глядя. Татарский халат расшит весь блестящими брелоками. А летописец Пимен заканчивает свое писание тоже интересным образом: рубит топором сырую розовую курицу на мелкие части.
— Еще одно последнее сказанье (хрясь — и шмат куриный летит в сторону), и летопись окончена моя...
За что бы ни брался Николай Коляда, драматург, режиссер, хозяин частного театра (Чехов, Шекспир, собственные пьесы), они ни на что не похожи. Неофиты впадают в экстаз или решительный протест. Знатоки колядовских проделок сличают новинки с предыдущими работами. Но независимо от года производства продукта почерк автора виден сразу: даже на крохотной сцене не меньше 20 человек, реквизитом может быть все что угодно. Но, как это ни странно, все, что попадает в руки Коляде, носит метафорический смысл.
Вот и в «Борисе Годунове» — метафора на метафоре. На подносах выносят матрешек, их много — это мы. Дискотечный блестящий шар — символ власти и времени. Грабли работают лошадьми и выразителями народного гнева одновременно. А весь народ, включая Божьего помазанника, горбат. То есть убог. А разве не так? Ну и тут же парочка здоровенных медведей — китайская игрушка — куда уж актуальнее для современной России.
Царя Бориса играет Олег Ягодин, уникальный артист, у которого в поклонниках ходит пол-Москвы. Похоже, что эта роль добавит Ягодину фанатов.
Наутро после спектакля звоню Коляде. Он — где бы вы думали — в магазине, покупает продукты. Согласитесь, странное начало дня для руководителя театра. О чем я ему и сообщаю: мол, странно, Коля...
— Ничего странного нет. Ты мне предлагаешь лежать на кровати и изображать, что про Платона думаю? Я не хочу строить из себя художника, — говорит он, используя ненормативную лексику, — мы на свои приехали, мне артистов кормить надо.
— Почему ты решил ставить «Годунова» — эта вещь мало кому удается.
— Я решил ставить, потому что у меня есть артист Ягодин. И я хочу, чтобы он сыграл весь мировой репертуар. Он уже Гамлета сыграл, «Ревизора», в «Короле Лире». У меня и другие прекрасные артисты есть, им всем надо реализоваться.
— А я-то думала, что это больше твой отклик на события в России.
— Знаешь, как Товстоногов говорил? Классическая пьеса в театре должна выглядеть так, как будто ты читаешь утреннюю газету. И поэтому, когда я ставил «Гамлета», «Ревизора», я ничего не переделывал. Это про нас. Это про то, что происходит сегодня.
— Насколько я знаю, премьера «Бориса» состоялась задолго до того, как президент Медведев объявил, что президентом не будет. А в это время в твоем спектакле медведей по сцене волтузят. Да и этот финал: «Царь Дмитрий...»
— Я не собирался никаких шпилек никому вставлять. Мы начали 15 января репетировать, а 15 марта сыграли премьеру. С медведями — это же смешно: русские сами бьют своих медведей. А в финале, когда объявляют: «Да здравствует царь Димитрий...», держат паузу... Не говорят же при этом «Дмитрий Анатольевич». Нам очень легко работалось над этим спектаклем. Мы всегда репетируем весело. Ведь театр — это игра.
— Откуда взял эти нелепые коврики с иконами?
— Я возвращался от родителей в Екатеринбург через Курган. Пошел на рынок. И там этих ковриков белорусского производства видимо-невидимо. Я подумал: кто их покупает? Купил, привез в Екатеринбург, в театр — видишь, пригодились.
— А костюм Бориса во сколько тебе обошелся?
— Слушай, не больше тысячи рублей. Я под Новый год пошел детям на колядки покупать игрушки. Вижу — блестящие китайские брелоки по 2 рубля штука. Купил 500, расшил свой китайский халат (мне его когда-то подарили) — и вот тебе царский костюм.
У Коляды всё так — и царские одежды, и символ власти — скипетр. Скипетр — блестящий здоровый шар, что вешают обычно в дискотеках. Когда на него падает свет, он отбрасывает такие зловещие отблески по стенам. Да, еще в качестве деталей костюмов Коляда использует обычные продуктовые авоськи — красные, зеленые, серые. И если их натянуть на лицо сразу несколько штук, то жутковато получается.
Гастроли «Коляды-театра» продлятся до середины ноября. Он еще удивит Москву своими старыми и новыми постановками — «Вишневый сад», «Женитьба», «Баба Шанель», «Два плюс два».
