Понятно, время идет, правила игры меняются. С 1992 года (время принятия «Основ законодательства РФ о культуре») много воды утекло. Но это вопрос не только юриспруденции, но и самоидентификации: скажем, образовательная сфера созрела до нового обновленного свода и продвигает его. То же самое с авторскими правами, радетели за них добились отдельного раздела в Гражданском кодексе. Культурное же законодательство по сей день являет собой некое «лоскутное одеяло», распыленное по разным адресам: какие-то сферы хорошо отрегулированы, какие-то — из-за новых реалий — вовсе нет. Что делать? Сводить культуру в единое целое или к уже существующим законам писать дополнения (тем более, как отмечают эксперты, культурное законодательство достаточно цивилизовалось за последнее время)?
Итак, ответственным за кураторство нового закона от Минкульта назван замминистра Григорий Ивлиев; среди пришедших на первое заседание — Ольга Свиблова (Дом фотографии), Иосиф Бакштейн (Московская биеннале), Галина Маланичева (ВООПиК), Павел Пожигайло (председатель комиссии ОП по культуре) etc. Установку дает г-н Мединский: «Каким мы хотим видеть закон о культуре? Коротким, конкретным, полезным и что-то меняющим в обществе. Если делать законопроект понятийно-объяснительным, красивыми словами рассказывать, что такое культура и с чем ее едят, — думаю, это будет переведенная бумага. Смысл закона должен быть понятен нормальным людям без высшего культурологического образования. Он должен быть прост для исполнения. Теперь по срокам. В идеале хотелось бы выйти на текст уже в сентябре, затем мы его внимательно обсудим вместе с общественностью, а в декабре (или в феврале-марте) внесем в правительство, чтобы в весеннюю сессию он был принят».
Пришедшие тут же резонно спросили у министра: а где же «скелет», который можно обсуждать? Каков, если угодно, «политический заказ», исходящий от власти, каковы стратегические основы ее политики? «Ну что ж, — ответил Мединский, — пропишем „скелет“, дадим вам на обсуждение, а вы добавите „косточек“. С одной стороны, закон должен быть предельно общим, с другой — содержать нормы прямого действия. Вот например: разрешать размещать рекламу на памятниках культуры или нет? Сейчас это норма где-то регулируется региональным законодательством, где-то вообще никаким. А это большая тема: защищаем мы памятники или нет? Или второй момент: отдаем мы памятники в частные руки или нет? Тоже нет прямого регулирования. Так что подумайте».
Министр ушел по делам, и тут пошло жаркое обсуждение.
Если сделать закон чересчур коротким — все равно понадобится куча подзаконных актов, и к этой схеме, похоже, в итоге и придут: сначала «нетяжеловесный» закон, потом к нему — отдельный культурный кодекс, «расшифровывающий новую реальность». Но и это вызвало споры.
Давайте ответим на главный вопрос, — воскликнул Павел Пожигайло, — чего не хватает в сегодняшнем законодательстве, что требует отдельного закона? Потому что если это общие дефиниции — уже и так есть Конституция, если конкретные вещи — и так есть законы.
С мест посыпались реплики по поводу прошлого законопроекта, лежащего на утверждении в Госдуме: к нему-то как относиться? Растереть и забыть, начать с белого листа? «Ну почему ж, — было ответом, — там много прогрессивных уникальных моментов, его можно использовать в качестве рабочего пособия, хотя в целом проект устарел, не успев выйти в свет». Тем более разработчиком снова выступает юридическая группа Института культурологии (правда, вероятно, с другими людьми). И принципиальный момент: вносить ли в закон определение культуры (оно же, что важно, меняется буквально на глазах)? В этом вопросе все были солидарны во мнении, что из общеупотребительной практики нужно изъять словосочетание «культурное обслуживание», низводящее культуру к сервису, заменив на «общечеловеческое благо».
«А я считаю, — сказала Ольга Свиблова, — нужно определить главное: нужна вообще государству культура или нет? Я имею в виду остаточное финансирование...». — «Правильно! — поддержал ее Павел Пожигайло. — Надо внести такую строку в закон: выделять на культуру не менее 5% от бюджета. Это самое принципиальное. А остальное всё и так есть в законодательстве: есть закон
В ответ на это зампредседателя СТД Геннадий Смирнов, из чьих уст всегда звучат наиболее разумные вещи, отметил: «Я готов поддержать многое, мы можем написать 2, 5 и даже 10% на культуру от бюджета. Но есть логика построения российского законодательства, есть иерархия законов. Вот мы пишем в законе о культуре 10%, а потом принимается Закон о бюджете, и приоритетно будет действовать именно он. Мы это уже проходили. Закон 1992 года содержал эту норму — не менее 2% в федеральном бюджете и не менее 6% в субъектах. На федеральном уровне он не исполнялся НИКОГДА, ни разу. Поэтому биться за эту норму, значит, изначально обречь себя на поражение. А вот что мы должны делать — так это требовать гарантий от государства. В том числе по правоприменению. У нас уже есть много замечательных, но неработающих норм. Прокуратура должна следить за их соблюдением!».
Под занавес заседания в числе госгарантий Ольга Свиблова хотела бы видеть две вещи: во-первых, компенсацию за бесплатный день работы музеев, театров etc. (что есть в Европе), во-вторых, развитие связей между культурными институтами и обществом. А ведь эти возможности сейчас, как бы это странно ни звучало, переходят от газет к тем же соцсетям... Среди двух-трех федеральных газет, где еще остается рубрика культуры, Ольга Львовна назвала «Московский комсомолец».
