Не будет преувеличением сказать, что почти весь значимый британский арт вышел из «Тернера» или был к нему причастен в разные годы, — достаточно вспомнить столь громкие имена Тони Крэгга, Люсьена Фрейда, Аниш Капура, Дэмиена Хёрста, Энтони Гормли... О значимости «Тернера» (и сравнении его с нашими премиями) мы решили поговорить с ведущими арт-экспертами — Иосифом Бакштейном (директор Института проблем современного искусства) и Михаилом Каменским (гендиректор компании «Сотбис Россия»).
Звоним г-ну Бакштейну, который, кстати, сейчас в Лондоне.
— Иосиф Маркович, можно ли назвать премию Тернера самой значимой в мире?
— По крайней мере, в Европе. Она, насколько знаю, дается исключительно британским художникам (в возрасте до 50 лет), долгое время проживших в Англии. Значение? Во-первых, «Тернер» влияет на статус участников (даже тех, кто номинирован в шорт-лист), а во-вторых, премия определяет основные тренды и тенденции международного арта — поощрение того или иного жанра, той или иной техники. Поэтому, обнародование шорт-листа — событие важное.
— Не знаете, попадали ли туда русскоязычные художники, пусть даже и имеющие британское гражданство?
— По-моему, нет. Но у нас есть премии — «Кандинского» и «Инновация», которые тоже становятся очень важными для отечественного художественной сцены...
— «Кандинский» и «Инновация» столь же грамотно умеют расставлять акценты как «Тернер»?
— Ну, по крайней мере, те, кому они присуждаются, активно обсуждаются в профессиональной среде. Согласно ли с таким выбором профессиональное сообщество — это отдельный вопрос (зависит от состава жюри и экспертных советов). Но, по большому счету, решения, выносимые «Кандинским» и «Инновацией» достаточно честны и симптоматичны.
— То есть, мы подросли, цивилизовались...
— С этим есть проблемы. Следующий год, как вы знаете, объявлен Годом Великобритании в России. Мы тут с западными коллегами обсуждали какие-то совместные проекты, и особо подчеркивалось, что российское современное искусство в наименьшей степени интегрировано в международную художественную сцену, чем даже восточноевропейское... Это плохо. Да, мы стараемся, чтобы эта интеграция шла более активно, но наших усилий недостаточно.
— А что нужно сделать, чтобы Россия вышла из тени?
— Во-первых, это касается художественного образования, которое должно быть куда больше интернационализировано (надо модернизировать образовательную систему в целом — в Суриковском институте, в Строгановском...). Во-вторых, нужно, чтобы росло количество грантов, которые получают наши художники для продолжения образования за рубежом. В-третьих, надо, разумеется, увеличивать количество выставок...
— А то я где-то читал, что летний Арт Базель этого года вообще остался без российских галерей, без «Риджины»...
— Неужели? Вот и получается, что большая страна с богатейшей художественной историей не представлена на важнейших международных форумах.
— А чисто содержательно нам можно с ними конкурировать?
— Вполне! Уж выросло целое поколение молодых художников, я 14 лет занимаюсь художественным образованием, и наши ученики стали достаточно известными... Конечно, есть Интернет, люди знают, что в мире происходит, но всё равно требуется физическое присутствие.
Михаил Каменский более категоричен в сравнении «мы и Запад»:
— Давайте возьмем «Тернера» и российские премии. Британская (существующая 29-й год) на весь мир знаменита. При этом размер ее ну совершенно мизерный — около 40 000 долларов получает победитель (и по 5000 — поощрительные суммы номинантам). У нас (на «Кандинском-прайз», на «Инновации») премиальные фонды гораздо больше. Но к сожалению, ни «Кандинский», ни «Инновация» ни в какое сравнение с «Тернером» с точки зрения международных рейтингов и мировой известности не идут... Хотя денег там больше. Это парадокс. Да, понятно желание российских предпринимателей, с одной стороны, и государства, с другой, поднять престиж современного искусства. Дать художникам моральный стимул...
— Но престиж наших премий все-таки растет...
— Растет. Если б они существовали у нас с 1984 года, возможно, к этому дню у них появился бы какой-то внятный международный престиж. Тем более, что в жюри входят ведущие и кураторы, и художники...
— Но дело ведь не только в качестве премий, — важно как все это воспринимает общество.
— Абсолютно так. В чем проблема? Проблема в том, что российское общество в целом о современном искусстве либо не знает ничего, либо относится к нему негативно. Связано это с тем, что на протяжении десятилетий такого понятия в нашей стране не было. Ни в образовании, ни в художественной практике. Это было чем-то непонятным, совершенно далеким от понимания большинством населения. И когда с момента перестройки (собственно, с момента образования «Тернер-прайз») в России стало выходить из подполья современное искусство, к его восприятию никто готов не был В школе все воспитывались на образцах русского реализма, от которого — и это естественно — просто так, без подготовки перекинуть мостик к новому искусству было невозможно.
Поэтому общество принимало и принимает современный арт в штыки. Тем более, что на сей день с ним ассоциируется довольно мощный сегмент художественных практик — акционизм, и в этом акционизме очень много неприкрыто политических жестов. То есть политика либо маскируется искусством, либо само искусство идет нога-в-ногу с политикой. Вот и выстраиваются все эти акции в массовом сознании как нечто скандально-негативное.
— Вы имеете ввиду «Монстрации», акции «Войны», Pussy Riot...
— По сути дела, это все одно и тоже, но ярче канонады, чем дело Pussy Riot в России не было. Поэтому большинство населения, совершенно не желающее воспринимать это как культурный акт, ищущее в искусстве успокоения и эстетического удовольствия, — современное искусство отрицает. А вместе с этим отрицает и премии.
— В отличие от общества британского...
— Они-то с молоком матери получали информацию о современном искусстве; на протяжении многих десятилетий оно растворено в городских пейзажах, в моде, в дизайне, в архитектуре. Они по-другому видят мир. Поэтому как бы премия Тернера не была скандальна, противоречива, все равно она ощущается британским обществом как нечто чрезвычайно интересное, бодрящее, динамичное. Одним словом, отражающее общественное развитие. Причем, это не обязательно прогресс. Но развитие (в какую угодно сторону) точно. К тому же, начиная с 1984 года множество имен было выбрано на редкость метко: эти художники стали очень популярны и востребованы. Иногда они чрезвычайно талантливы как художники, а нередко они также даровиты как собственные имиджмейкеры (то есть они выдающиеся провокаторы). Резкое возрастание художественного рейтинга к этой премии, конечно, прилагается бесплатно.
