Целые поколения советских зрителей прощались с комдивом под знаменитое «Врешь, не возьмешь!»: последний круг на воде, перечеркнутый строчкой пуль. Похоже на «ноль», перечеркнутый по кибернетическим правилам, чтоб не путать с буквой О. Почти все в СССР читали про «мальчишек, которые 10 (15, 20…) раз смотрели фильм, надеясь: а вдруг Чапай выплывет? («Волшебная сила искусства»).
Две красивейшие сцены мирового кинематографа: «Броненосец Потемкин», кадр - вид снизу, уплывает, Чапаев, вид сверху, тонет. Потом еще лет семьдесят Чапаева пытались вытащить, зацепив багром фольклора (анекдотов), но он, упрямец — сам выгреб на берег, хотя это были уже… «другие берега» тихомировского фильма...
Так можно множить и множить ассоциации, взамен нормального рецензирования, но ведь и сам фильм «Чапаев Чапаев» — поток намеков, аллюзий, цитат из нашего Золотого фильмофонда. Тут попытка последовательного пересказа – шаг к шизофрении.
«Это Тимур и его команда!», «Это - Операция Ы!», «А это из…» - шелестело по кинозалу. Две эрудированные парочки сзади и чуть левее озвучивали свои отгадки особо громко и отчетливо, возможно претендуя на какой-то приз в конце сеанса. Дело было в Большом зале Дома Кино, публика «подкованная», я попробовал включиться в соревнование, но даже опознав ироничную тихомировскую цитату из фильма 1950х годов про «левую» химчистку с Раневской и Юрием Яковлевым – не успел вспомнить название.
Так от намеков, аллюзий — к реминисценциям, цитатам, а вместо Сюжета публике предложено – Настроение, проникающее как рингтон настроенный на старого знакомого, с кем раньше как-то вдоволь нахохотались. Да-да, «Даун-Хаус», веселая феерия, опять же — Охлобыстин, с компанией, резво перебегающей туда-сюда Границу между любованием и глумлением. Пал Палыч, сыщик и пионервожатый из «Чапаева» носит тот же летный шлем, что и Мышкин (Федор Бондарчук) в «Даун-хаусе», может даже «физически», «реквизитно» — тот же самый, во всяком случае, похож. И настраиваешься на очередной «Праздник непослушания», на… 105 минут (сверился с программкой) неприличных танцев со знаменитыми Образами и Мемами.
В одном «уровне игры» женщина-фальшивомонетчица влюблена в актера, играющего в фильме-римейке про Чапаева. (Переход на этот «уровень»: через историю сталинского полярника с чучелом пингвина, что как бы намекает на покоренную и Антарктиду, то есть забегает по шкале времени на 20лет вперед). В «параллельной вселенной» Гражданской войны, в чапаевской дивизии «Петька» (переодетая женщина, влюбленная в комдива) увлекает бойца Васильева (будущих разрубленных Братьев Васильевых, режиссеров, авторов великого «исходника»), который знает, что это женщина и «пристает». Но не знает сам Чапай, рубящий Васильев(а)ых с кличем: «Не допущу педерастии в дивизии!» Не знает и влюбленная в Петьку-мужчину Анка, и разочарованная – гибнет в исторической реке, в чапаевской папахе, как бы замещая Чапая, выплывшего и на «следующем уровне» начавшего семейную жизнь с Петькой-женщиной, снимаясь в героическом кино у разрубленного-сшитого Васильев(а)ых… (А зрителя, распутавшего все нити фильма — можно смело определять в политологи, который сможет нам, наконец, разъяснить и «Новое мышление» Михаила Сергеевича Горбачева)…
Тихомиров во многих интервью повторяет, что не любит постмодернизм, а мифы переиначивает от жалости, желая героям – выжить. «Чапаев благодаря фильму братьев Васильевых - наиболее выраженная мифологическая фигура советского периода», - утверждает он, окружая «советского Ахиллеса», хороводом мифов второго ряда. Получается некая Мифо-энциклопедия СССР, периода нашей полной автаркии, изолированного плавания по ХХ веку. Один раз, при внезапном появлении танка вполне модерновых очертаний — мелькнуло подозрение на битловский фильм «HELP!», но тут же исчезло, когда танкист увязав веревочкой жуликов, всех «кто-то кое-где у нас порой честно жить не…», прицепил к танку и потащил к финалу «Операции Ы». И за канувшим бесследно западным полунамеком Тихомиров доводит зрителя до итогового вывода: «Нет у нас ничего, кроме советского кино».
