— Роман Андреевич, если вы находитесь в компании, где вас не очень хорошо знают, от вас требуют, чтобы вы были шутом, тамадой? Вы в таких случаях замыкаетесь, посылаете, уходите или соответствуете ожиданиям?
— Во-первых, я никогда не был ни шутом, ни тамадой — это другая профессия. У нас есть такие артисты, они ходят на свадьбы, ведут программы. А во-вторых, я еще никогда не попадал в компанию, где меня не знают. Нет, если я ходил, скажем, по Голландии, там я себя чувствовал очень хорошо. И то… Я отправился в круиз на пароходе в Голландию, и нас поставили в какой-то жуткий причал, чтобы дешевле было. Все пассажиры поехали на экскурсию, но я там был уже много раз, поэтому не поехал и решил пройтись по маленькому городку. Вдруг слышу сзади крик: «Ро-ома!». В Голландии.
Оборачиваюсь — стоит мой сокурсник, с которым мы учились лет сорок тому назад. «Иди сюда! Чего ты здесь делаешь?» — кричит. «Я в круизе. А ты что здесь делаешь, ты же был в Америке?» — «Да я сюда решил. Видишь китайский ресторан? Это мой! Ты любишь китайскую кухню?» Мы сели, чего-то начали вспоминать. Он говорит: «Так, мы сейчас будем кушать. Чань-Чунь, — позвал он повара, вышел китаец. — Так, — говорит мой приятель, — принеси нам с Ромой картошечку с селедочкой, оливье, борщ с пампушками, киевскую котлету и на закуску вареники с вишней». Он одессит, заказал украинскую кухню. Вот такой человек может меня узнать, а голландцы нет.
— Вы сказали «Одесса». Что вы думаете про все происходящее сейчас как одессит? Ведь казалось, что такое просто невозможно.
— Вы знаете, я стараюсь не говорить об этом. Меня все спрашивают, приглашают на какие-то ток-шоу. Я не хожу. И не могу говорить, потому что это очень близко, очень сокровенно и очень печально. И грустно. Никто не ожидал такого. Одесса — город неполитизированный абсолютно. Я вернулся оттуда недавно, за два дня до погрома. Конечно, история повторяется, ничего не сделаешь. И погромы были в свое время. Громили евреев в основном, цыган, а тут просто свои своих били. Причем погибли все одесситы, молодые в основном, большинство совершенно безоружные.
Я не могу, это очень больная тема. Я объездил всю Украину с запада на восток, по десять раз был во Львове, Ивано-Франковске, Черновцах, Днепропетровске, Харькове. Прекрасно принимали, шикарно понимают юмор. …А теперь Украина лежит, и ее, лежачую, некоторые добивают.
— Считается, что искусство может говорить обо всем — важно, как говорить. А смеяться над всем можно? Есть ли вещи, над которыми вы не будете смеяться ни при каких обстоятельствах?
— Конечно. Допустим, тема войны. Ну как можно над этим смеяться? Хотя был же фильм «В бой идут одни старики» — с колоссальным юмором, с потрясающим Быковым.
— А «Женя, Женечка и «катюша» по Окуджаве, который Мотыль снял? Там какой юмор!
— Да, если это добрый юмор, то ему любые темы подвластны. Но запретные темы все равно есть. Я, например, очень люблю ребят из «95-го квартала», из Киева — телепрограмма такая. Они все бывшие кавээновцы, я с ними два раза выступал. Недавно в Одессе я посмотрел последний их выпуск — что-то потрясающее! Какой там наш КВН, Масляков и т.д. Выехала тетка с косой — Тимошенко в коляске. В зале дикий хохот. Они высмеяли все сегодняшнее украинское правительство, просто издевались над ним. Но юмор юмору рознь. В России тоже, по-моему, 30 программ юмористических, а смотреть нечего.
— Вы читали «Веселые похороны» Улицкой, а может, фильм смотрели? Это последняя роль Александра Абдулова. Его герой болен раком, знает, что умрет, и таким образом устраивает собственные веселые похороны. И на его поминках действительно все радовались, пели и танцевали. Значит, и над смертью можно смеяться? И так победить ее?
— Вполне. Я очень любил Абдулова, был у него на «Задворках». А есть еще гениальный фильм «Не горюй!» Данелия, где Закариадзе тоже устраивает похороны себе. Помните, они там танцевали, веселились? У меня, кстати, есть рассказы… я же писатель, у меня две книги вышли. Столько лет со Жванецким даром не проходит. Так вот рассказ о том, как артисты не любят сниматься в гробу. Но есть один, который на этом специализируется, снимается только в гробу и имеет дикий успех. Тут все зависит от интеллекта актера, автора, режиссера. Должно быть совпадение трех человек, тогда получается искусство.
— Вы же телевизор смотрите. Скажите, Жириновского можно пересмеять, переюморить вам, профессионалу? Или бесполезно?
— Я этим не занимаюсь. Его фигура у меня не вызывает уважения вообще. Когда все встали в Думе в память о холокосте, он сидел один. У него же отец еврей, по-моему, он ездил в Израиль, плакал там на могиле… Я не хочу даже о нем говорить.
— Для вас, наверное, Чаплин — это основа основ, самая высокая планка актера?
— У меня есть рассказ «Приснился мне Чаплин». Да и в фильме, который про меня снимали, я немножко изображал Чаплина. Не пародировал, как «Один в один», или «Тычь-в-тычь», или «Тютелька-в-тютельку». А в рассказе я написал, как вожу Чаплина по Одессе, и его никто не узнает. Грустный рассказ. Как-то в Австралии я пришел в магазин пластинок и спрашиваю у девочки нашей, русской: «У вас есть музыка из фильмов Чаплина?» Она говорит: «А кто это?» Так что молодежь сейчас ничего не знает, а для меня Чаплин — это номер один. А еще Райкин и Жванецкий. Вот три человека, которые меня сделали.
— Вот говорят, что есть партия Жванецкого и партия Задорнова. Михаил Задорнов на одном из каналов выступает столько, ну уже просто невозможно. А вы как к нему относитесь?
— Я уже написал где-то, что у него во время выступления борода выросла. Он выступает по четыре часа. Но я к нему неплохо отношусь. У Задорнова такой острый ум, короткие маленькие вещи, как анекдоты, которые народ всегда любит. Он этим и пользуется: раз-два — и публика умирает от хохота. Но не надо никого ни с кем сравнивать, каждый хорош по-своему. В Америке есть стиль стендап-комеди. Я был там, смотрел: черные острят, шутят — мат-перемат, кошмар! И у нашего «Комеди клаба» тоже очень много пошлости. Но больше всех над этим смеются женщины. Вот ей покажи задницу — она просто умрет от хохота.
Сейчас ругают тетку с бородой, которая была на «Евровидении», а на мой взгляд, потрясающая певица. Песня потрясающая, не знаю — трансвестит ли, нет, меня не интересует, но она была лучше всех и интереснее. А в наших программах, этих «Один в один», гримируют женщину в мужчину, она выходит и поет — это кошмар! Почему же это не критикуют? Вы знаете, я сейчас смотрю только футбол.
— У вас же папа был профессиональным футболистом?
— Да, до войны играл в команде Тирасполя. Потом прошел всю войну, а дальше уже не мог бегать и судьей был. Сейчас у меня внук играет, ему 13 лет. Полузащитник.
— Роман Андреевич, у вас есть брат в Америке...
— Умер. Три двоюродных брата, и никого уже нет. А вот их отец, моего папы родной брат, играл за «Динамо» одесское вратарем… Эх, жизнь… Сейчас я веду переписку с Витей Ильченко: я ему пишу на тот свет, а он мне с того света. Последнее письмо я ему написал совсем недавно, 10 мая, про Одессу и то, что там происходило. Про Олимпиаду еще написал. А он мне отвечает.
— Может, вы преемника себе ищете? Вот Ургант — как вам, подойдет?
— Он хороший парень, но шоумен, не артист. Я знаю его отца и маму, хорошая такая семья, интеллигентная, ленинградская. Очень много, конечно, зависит от папы с мамой, от окружения нашего. Вы знаете, скажу честно: если бы я не попал на Мишу Жванецкого, на Витю Ильченко, на Райкина, то не знаю, что бы было со мной, абсолютно. Это все дело случая, судьбы. Я попал в такую компанию, которая была гораздо выше меня по интеллекту, по всему. И вот я приспособился, как-то учился у них. Да, я шустрый, у меня природный какой-то дар. С детского сада я начал выступать, читал патриотические стихи. Но если бы этих людей вокруг меня не было, я бы не состоялся. Это точно.
