— Как-то в аэропорту Кемерова вы поинтересовались жизнью рабочего класса Кузбасса. А потом завидовали, что мы едем на суперскоростном поезде в Шанхай, а вы еще его не освоили. Вам по-прежнему все интересно? Не даете себе заснуть?
— Лень сидит в любом животном, не только в человеке. Мои собаки и лошади тоже ленивые по своей природе. Но с другой стороны, в человеке живет тот дух, который дает энергию, способствует тому, что мы все-таки двигаемся. Я пока еще не заснул.
— Изменились ли со временем ваши интересы?
— Печалюсь, что многие вещи откладывал на старость. А потом с удивлением заметил, что она давно пришла. Все книжки, которые я не прочитал, так и стоят дома. Проблемы, которыми собирался заняться, не решены. Я хотел чуть больше времени потратить на дорогих мне людей. Но так его и не нашел. И, видимо, уже не найду. Столько нового и удивительного вокруг. Я во многом уже не разбираюсь. И столько вопросов возникает в связи с этим. Но совсем не осталось времени для ответов. Удивляюсь олигархам, которые тратят деньги на глупости — на яхты, роскошные дома. А я бы платил людям за то, чтобы они для меня узнали то, что я хочу узнать, но уже не успеваю.
— Вы достигли той степени свободы, когда можете поступать так, как хотите?
— Ограничения всегда есть. Их даже больше, чем раньше. К сожалению, многое отдается на откуп политкорректности, убивающей любую свежую мысль. Как выразить мысль тактично, чтобы не оскорбить, но и не поступиться чем-то важным? Неприятно сказать человеку, что он некрасив, не интеллигентен. Но его надо уважать вне зависимости от того, на какой ступени социальной лестницы он располагается.
— Профессия режиссера предполагает принятие жестких решений?
— Я отдаю всего себя работе, и все остальные тоже должны это делать. На свете столько других профессий, где можно затрачиваться меньше. Здесь я не сентиментален. Моя доброта и толерантность не распространяется на тех, кто плохо работает. Профессия режиссера великолепная, не всем доступная. В ней должны оставаться самые лучшие.
— В вашем доме в Польше постоянно живут молодые режиссеры. Они учатся у вас, но им же надо еще и что-то есть, где-то спать. Как все обустроено?
— Это героические усилия моей жены, которая умеет все это сделать. Она великолепный организатор. Хотя она моего возраста, и сил уже не остается. Но если я неожиданно приезжаю домой, и со мной являются еще десять человек на ужин, то через полчаса стол будет накрыт. И мои студенты, думаю, не голодают.
— А ваша жена не говорит вам «хватит! пора остановиться»?
— Нет. Моя мама, которая с нами жила и которую мы очень уважали, шутила: «Недостойно умирать здоровым». Здоровье — это добро, которое надо употреблять. Пока мы здоровы, мы его употребляем — работаем тяжело.
— Сколько раз в неделю вы летаете на самолете?
— Раз или два в неделю. И так уже много лет. Бывает, что всю неделю нахожусь дома, и это огромная радость. Но такое случается нечасто. Только за последнее время я побывал Румынии, потом полетел в Торонто. Оттуда — в Вашингтон, потом в Москву и Иваново на кинофестиваль имени Андрея Тарковского. Только что вернулся из Баку. Вчера там состоялась премьера спектакля в моей постановке.
— Когда же вы отдыхаете?
— Я говорю своим студентам, что мы получаем государственную поддержку — деньги общества, которые выделяются на культуру, — и должны их отработать. И это надо себе повторять, когда хочется ничего не делать.
— Вы пережили разные времена и режимы. Что делать, чтобы защитить себя?
— Всегда надо бороться за то, что считаешь основным. За правду, добро и красоту. Это нам Аристотель подсказывал. И это касается любого человека, не только творческого. Все люди по сути творческие, даже уборщица. И она способна изменить жизнь к лучшему.
— А было у вас крупное разочарование?
— Нет, крупного не было. Как я могу судить о своих деяниях, если до конца не знаю, что из мною сделанного оказалось существенным, а что нет. Только Страшный суд покажет, кому я помог, а кому нет. Делай свое, а потом увидим, кому это помогло. Я слышал притчу о человеке, который после смерти у входа в Рай спросил у Святого Петра: «Скажи, а зачем это все было?» Петр посмотрел на его список и ответил: «Помнишь, как 30 лет назад человек за столом попросил у тебя соль. И ты ее подал». Вот и все. Это ироническая притча, но она напоминает нам о том, как опасно проявлять гордыню и что не стоит кичиться своими достижениями.
— А в Польше вы не обделены вниманием, с почтением ли к вам относятся?
— Не могу жаловаться, хотя есть и не совсем дружественные проявления. И надо с этим жить. За последнюю картину я боролся полтора года. А все потому, что группа феминисток выступила против моего сценария, сочли его не прогрессивным. Не помог ни мой авторитет, ни мой возраст. Впервые мне отказали в государственной поддержке. Только полтора года спустя мне ее дали.
— Чем в ближайшее время хотите заняться?
— Наша жизнь зависит от многих обстоятельств. Есть несколько сценариев. Посмотрим, на какой из них найдутся деньги. Если их не будет, займусь чем-то еще. Написал пьесу, которую хотят поставить в разных странах. Могу быть режиссером, а могу им и не быть. Говорят, что, если человек планирует, бог только улыбается.
— Вы записываете то, что надо сделать?
— В моих карманах лежат записки, где расписано все, что надо сделать, кому позвонить. Дальше чем на год в моем возрасте неприлично планировать. Меня радует, когда от меня ждут чего-то неожиданного. Как-то пригласили пожарные на свой праздник. Я к ним полетел на самолете. Они хотели поговорить со мной на тему «Пожар как метафора». Очень интересная мысль! Я долго обдумывал тему, показал им отрывки из картин, где появлялся огонь. Мы попытались понять, что это за странный, почти мистический процесс разрушения и очищения в огне. В награду от пожарных я получил огромный топор, который хранится у меня дома.
— Как же приятно с вами разговаривать!
— И мне. У вас такое терпение в глазах! Я привык к тому, что журналисты торопятся, не могут дождаться следующего вопроса. Это болезнь. Я провожу упражнения с молодыми журналистами, чтобы их от этого вылечить. Это тоже вопрос подхода к жизни.
