Градец Кралове (в переводе — городок королевы) имеет большие амбиции стать маленьким Авиньоном в своей стране. И для этого, надо сказать, у него есть немало веских оснований: во-первых, большие традиции драматического и особенно кукольного театра, во-вторых, здесь родились, жили или бывали лучшие чешские драматурги — Клицпер, Клемент, из этих же краев родом Вацлав Гавел, чье имя теперь носит театральный дворик. И, наконец, архитектура — не город, а сплошное барочно-готическо-модерновое очарование: работать в таких естественных декорациях — одно удовольствие и желание всякой труппы.
Здесь, как в большом старинном котле, 20 лет «варится» театр, и не только столичный. Приветствуются все жанры — кабаре, классика, современная драма, новый цирк, балаган, джаз, рок, куклы, само собой. И у всего этого есть одно общее свойство, которое делает чешский театр отличным от других, — ирония и самоирония. Именно это качество спасало не только искусство Чехии, но и страну в самые критические моменты далекой и близкой истории. Программа этого года, собранная директором Ладиславом Земаном, в этом смысле не стала исключением.
Что не знает президент Гавел про женский лифчик?
Уверена, если бы в Москве, приученной к театральному радикализму, показали спектакль «Бархатный Гавел» («Velvet Gavel»), многие возмутились бы: «Какое неуважение к президенту!», «Это не демократия, а пошлость!» А в Градце Кралове на спектакле о выдающейся личности стояли лом и хохот, как на бульварной комедии. С точки зрения российской ментальности жизнь лидера бархатной революции, большого авторитета и драматурга Гавела осмыслили без пиетета.
Предложенный жанр — политическое кабаре с хорошей музыкой и живым звуком (фонограмма в чешском театре — персона нон грата). Жизнеутверждающее начало — на плоскости, под наклоном к сцене лежит покойный президент Гавел (артист в маске из латекса), траурная церемония, и уже немолодой щеголеватый брюнет в белом костюме рассказывает о своем почившем в бозе племяннике. Но покойничек резко садится, срывает маску и оказывается молодым, привлекательной наружности, плейбоем, выходцем из богатой семьи и к тому же поющим.
Но при всей кабаретной легкости «Бархатный Гавел» — работа серьезная, основана на множестве документов, личных письмах и воспоминаниях. Милош Орстон Штедрон их изучил, осмыслил и сочинили свою версию, в которой реальная политика присутствует наряду с личной, навыдуманной жизнью президента Чехии. Немолодая интеллигентная жена и молодая глупенькая любовница, дядя-гомосексуалист, потрудившийся на благо страны (основал знаменитую киностудию «Барандов-фильм»), представители массмедиа и тюремные застенки.
Жанр кабаре дает большой допуск на свободу, который балансирует на грани. Есть сцена, где Гавел приходит к жене с лифчиком любовницы и вопросом: как обходиться со всеми этими крючками? Мудрая Ольга, затянувшись сигаретой, дает ему совет. Точно ли этот легкомысленный тип в тяжелые времена подписал Хартию свободы? Сидел в тюрьме и был единственным в мире президентом трех государств (ЧССР, Чешско-Словацкой Федерации и Чешской Республики), а также первым заявил, что политика должна быть нравственной? Именно он, Гавел, в тексте и подтексте не бесполый памятник, выстроенный писателями-конъюнктурщиками.
Я спросила друга Гавела, экс-министра культуры и тоже драматурга Милана Угде.
— Как вы думаете, Милан, это бы понравилось самому Гавелу?
— Уверен, что да. Этот проект — первая попытка проанализировать творчество и жизнь Гавела. И он был не только деятель, но и, знаете, комичный персонаж.
— А я вот не могу представить появление в Москве и уж тем более в России спектакля о Ельцине, тоже харизматичной и в чем-то комичной фигуре. У нас бы это оценили как надругательство над исторической личностью, а у вас — успех!
— Мы такой народ, с юмором относимся к своей истории. И Гавел тоже был таким. Шутить насчет собственной судьбы, судьбы чешского интеллектуала и писателя, — это нормально. Я вам приведу пример с другим нашим драматургом Павлом Когоутом: главный редактор одного немецкого журнала еще во времена Чехословакии заказал ему еженедельную колонку о проблемах в тогдашней советской Чехословакии. Когоут написал, а журнал отказался печатать. Редактор сказал: «Вы находитесь в тяжелой ситуации и поэтому должны писать серьезно». Он серьезно писал, только с большой иронией. Поэтому я убежден — моему другу Вацлаву это понравилось бы. Он был ироник. С друзьями о себе говорил иронично.
Пьяный цирк про уродов и людей
А что мы знаем сегодня о театре бывших братьев по соцлагерю? Какова его судьба и положение после бархатной революции? Кто пришел на смену Отамару Крейчи, Петеру Лейблу? И есть ли что взять нам у чехов или продолжать ориентироваться в театральном поиске только на Францию, Германию? Фестиваль ответил на многие вопросы. Сегодня театру Чехии живется непросто — денег мало. Тем более поразительно разнообразен тот поиск, который он ведет на территории самых разнообразных видов искусства. Вот новый цирк — область для чешского театра совсем непривычная.
В белом шатре, рядом со всемирно знаменитым кукольным театром «Драк», компания «Ла Путика» («La Putyka») Ростислава Новака дает два представления — последнее «Куклы» («Dolls») и первое, с которого начинал компанию. Сам Новак из старинной семьи кукольников, но ремесло предков, судя по названию спектакля, не оставил даже на манеже. По заднику шатра — двухэтажный дом в разрезе, и в нем несколько комнат, которые занимают пять странных персонажей, чей характер задан вычурным гримом на выбеленных лицах. Медленно в пластическом рапиде вся компания вываливается на манеж и так же лениво-мягко вваливается обратно.
Цирк Новака (сам встречает публику в котелке и фраке поверх тельняшки) в контексте достижений лучших французских компаний, цирка дю Солей, манежных экспериментов Джозефа Наджа выделяется нарочитой театральностью и строится, с одной стороны, на качественной актерской игре, а с другой — на новой технологии в подходе к трюкам. Плюс скорость — она не позволяет оценить их сложность и как ловушка, затягивает зрителя в историю, в которой не разобрать, где люди, а где куклы, охваченные агрессией, разлитой теперь уже, кажется, повсюду.
Об эволюции Новака как художника можно судить по первому представлению — «Ла путика» (так называют маленькие трактирчики) — все, начиная от красноносого конферансье и акробатов, заканчивая музыкантами с вокалистами, явлены в образе вусмерть пьяных людей, в прямом смысле не стоящих на ногах. И в таком пьяном виде строго выдержано все представление. Наши законодатели тут же объявили бы «пьяное» зрелище вне закона. А в Чехии успех и цирковые изыскания Ростислава Новака только поощряются государственными грантами.
Таганский раскол
Градец Кралове помнит историю, не прописанную ни в одном путеводителе, но знать которую необходимо в первую очередь россиянам: в 2011-м здесь началась гибель нашей «Таганки». Что же произошло на тех последних гастролях театра Юрия Любимова? Непосредственный участник событий — историк и драматург театра Власта Смолакова. У нее отличный русский, семь лет она руководила чешским культурным центром в Москве, много сделала на этом посту, и с ее помощью я восстанавливаю картину, не раз переписанную в угоду интересам разных людей.
— «Таганка» в Чехию везла классику — «Доброго человека из Сезуана». Я встречала их в аэропорту, и уже тогда видно было, что артисты недовольны, обстановка напряженная, — рассказывает Смолакова. — А по договору с фестивалем театр получал гонорар, который должен был компенсировать его затраты на дорогу. Мы с Любимовым приехали в театр и видим, как помреж с переводчицей (русская, здесь живет) выходят из бухгалтерии и сообщают: «Мы деньги уже забрали» — «По какому праву?» Они ничего не ответили, но деньги вернули.
В таких случаях всегда важны уточнения и детали. Уточнение №1 — организатором от «Таганки» поехала не опытная помощница Любимова, а неумелый помреж. №2 — привлеченная фестивалем местная переводчица занималась не своими прямыми обязанностями, а подключилась к внутренней жизни театра.
— А в чем, скажем, был интерес переводчицы? Мотивы ее действий?
— Понять сложно, но на технический монтаж она оставила свою дочь, которая ни в чем не разбиралась, а сама, как потом я узнала, приходила к артистам, накручивала их. У актеров были суточные, но они их быстро растратили, а тут им рассказали, что Любимов получил еще какие-то деньги. Наверное, она считала, что помогает русскому народу установить справедливость. Ситуация с каждым днем накалялась.
Ну а через несколько дней на новой сцене Национального театра в Праге, куда переехала «Таганка», «нарыв» прорвался. На прогоне, устроенном для пражских студентов, артисты вышли на авансцену и зачитали Любимову требования — если вы прямо сейчас не отдадите деньги, спектакль не начнется. И тогда Любимов сказал: «С такими артистами я работать не буду. Хватит».
— Как выглядел в этот момент Юрий Петрович?
— Он был гордый, а Каталин, взволнованная, все время повторяла: «Как они так могут?» Короче, она достала из сумочки конверт и отдала им.
Чешская гибель «Таганки»... Еще снимут фильм, напишут пьесу, поставят спектакль. Но нельзя увидеть и почувствовать, как тогда разрывалось сердце большого художника, седого человека. Как раздувались амбиции маленьких людей, молодых и не очень. Сегодня Любимову — 97. Золотухин, сменивший его на посту худрука, умер в 72. И того театра тоже нет — осталось лишь легендарное название.
— Такая ситуация возможна у вас? Чешские артисты «кушают» худруков?
— Нет, не припомню такого... Хотя года два назад была история, артисты из театра в Брно потребовали отставки худрука, но они были правы: бездарный был, назначенный сверху, но к тому же еще оказался нечист на руку.
Ирония и еще раз ирония
Градец Кралове в прошлом веке считался махровой коммунистической зоной, но почему-то именно здесь находили убежище опальные художники из Праги, например Ян Гроссман. Еще до бархатной революции объединились драматический театр с кукольным и всегда поддерживали друг друга. Здесь работает лучший в стране кукольный театр «Драк», взявший свое название от пьесы Шварца «Дракон» и ею открывшийся. Кукольные традиции — фантастические, и их можно наблюдать в интерактивном музее. Компьютерные технологии позволяют детям самим попробовать сделать кукольный спектакль.
От слова «традиции» здесь не мутит, потому что оно синоним «развития» — и не в каком-либо одном, модном направлении, а в самых разных. Но одна традиция, от которой никому не придет в голову отступать, остается незыблемой — это ирония и еще раз ирония. После бархатной революции созрело новое поколение молодых режиссеров — Новак, Войтичка, Миколашек, Брутовский. Молодые иначе сканируют время и непременно оформляют его музыкально. Живая музыка — самый что ни на есть полноправный участник истории, и, кажется, владение инструментом становится обязательным условием участия в спектакле. Да, в чешском театре все как будто немножко родственники Швейка.
Хотя один очень плохой спектакль я все-таки увидела — с венграми его поставила именно чешский режиссер Люция Малкова. «Белый кофе» представлял набор штампов, с их помощью зрителю объясняли проблемы межнационального общения. Выйдя со спектакля, я услышала за спиной отборный русский мат: низкий женский голос нетолерантно высказывался насчет увиденного. Обернулась. Где же я ее видела? Минуточку... Ну конечно, это же бабушка Коли.
Колева бабушка свистит как птица
Неуправляемые седые волосы. Когда кричит или смеется, открывается приличная щербина меж верхними зубами. Голос прокуренный. За словом в карман не лезет. Русская актриса Лилиан Малкина — она же бабушка Коли из оскароносного фильма «Коля» Яна Сверака — поработала на «Таганке», в питерском театре комедии им. Акимова. В столицу Чехии переехала двадцать лет назад, и было ей, между прочим, 55. Она одна из трех актеров-иностранцев, кто в чешском театре имеют работу.
— Значит, вы играете по-чешски?
— Да, но с первой буквы все понимают, что я русская, у меня абсолютно русский акцент. Нас, иностранцев, здесь трое — я, одна француженка и Саша Минаев из Москвы. Балерин здесь до хрена, певиц — каждая вторая. Я когда сюда ехала, думала: «Что же мне делать без языка?» И то, что я попала в театр, — счастливая случайность. Я просто выиграла лотерейный билет: сначала встретила режиссера Тепфера в знаменитом театре «На Виноградах». А потом у меня случился «Коля». Если бы не это, стала бы в кино билетершей — отрываешь билетики молча.
— Как вы попали в чешский фильм, который потом еще и «Оскара» взял?
— Была одна чешская актриса, с которой я в какой-то компании выпивала-закусывала. Это ее пригласили на роль бабушки, а она сказала: «Зачем вам я, плохо говорящая по-русски, когда есть из России актриса, которая плохо говорит по-чешски». Это исключительный поступок для актрис — как здесь, так и у нас. Первый мой театр — «На Виноградах», а потом Тепфер открыл заново отстроенный театр (вместе строили). Поставил там мюзикл «Скрипач на крыше», мне дал роль свахи. Играю я много, спектаклей по пятнадцать в месяц. Работать сложно: память уже не та, все время приходится повторять роль. Что вы хотите, мне уже 76.
Цифру произносит с вызовом, и я понимаю — со своей энергией и все двадцать в месяц потянет: русские актрисы и не на такое способны, особенно комедийные.
— Всюду играю либо русскую, которая плохо говорит по-чешски, либо француженку с русскими корнями. А в Праге меня называют «Колева бабушка».
— Извините, но у вас вот такая щербина меж зубов. Забавная, с одной стороны, но с другой... не смущает режиссеров?
— Щербина меня кормит. Я прилично свищу, это художественный свист. Отец еще в детстве меня научил. В России я очень много с этим халтурила, закадрово свистела и на эстраде. Между прочим, у вас есть такой ведущий — Ваня, Ваня...
— Ургант? Вы про него?
— Точно, Ургант. А вы знаете, что моим партнером по эстраде 26 лет был его дедушка — Лев Мелиндер, блистательный комик и красавец. Умер, к сожалению. И мы с этим Левой Мелиндером сделали 5500 выездов — не я, это он посчитал.
В свои 76 Лилиан Малкина в театре поет, танцует, свистит и делает уникальные номера на карандашах и зажигалках. Она охотно демонстрирует трюк на мелодию из оперы «Кармен». Только ей известным образом приспособив зажигалку к уголку рта, свистит и одновременно выстукивает ритм по зажигалке — как на кастаньетах.
— Лихо, знаете ли, у вас получается!
— Я всегда говорю, если бы мой отец знал, что все эти хохмы я делаю на сцене и еще за это получаю деньги, он бы в гробу от хохота перевернулся.
