Русские картины вызывали интерес, переходящий в ажиотаж. Причин этого феномена как минимум две. Во-первых, в отличие от московского МКФ, карловарский удачно нашел свое место в мировом фестивальном движении. Понимая, что крупных американских, французских и британских картин они в свой конкурс не получат (их далеко не всегда хватает Каннам с Венецией), лет двадцать назад чехи придумали конкурс под названием «На восток от Запада» для показа лент, сделанных в экс-коммунистических странах. В то время как Москва зазывала голливудских звезд и устраивала пышные премьеры блокбастеров о борьбе железок с тряпками, в Карловых Варах концентрировались на фильмах из Азербайджана и Хорватии, Болгарии и Грузии.
Главный приз конкурса «На восток от Запада» достался режиссеру Ивану Твердовскому-младшему и продюсеру Наталье Мокрицкой, создавшим фильм «Класс коррекции», уже удостоенный награды за лучший дебют и приза прокатчиков на «Кинотавре». Вокруг картины был настоящий ажиотаж. Все о ней говорили. Едва ли не все кинофестивали осени собираются его демонстрировать. Юный Ваня давал интервью десятками и фотографировался, фотографировался…
Объясняя этот успех, можно понять вторую причину популярности нашего кино в нынешних Карловых Варах. Выдающийся отечественный киновед, хранитель коллекции Госфильмофонда Владимир Дмитриев в последние годы своей жизни любил повторять, что современное кино для него делится на две категории — плохое и очень плохое. В этой полемической фразе просматривалась горечь историка кино, видевшего все великие киноленты прошлого и вынужденного наблюдать очевидный процесс кинематографической деградации. Теперь у нас технический прогресс и новые технологии съемки, не снившиеся Эйзенштейну и Барнету, Висконти и Пазолини.
Действительно, процесс создания кинофильма настолько упростился, что сейчас каждый может его снять. Суть современного кино заключается в том, что его снимает каждый. Количество никак не хочет переходить в качество. Создатели кинематографических произведений не чувствуют свою профессию как миссию. Они либо цинично «гребут бабло», либо творят «чего-то злободневное». Причем и в том, и в другом случае работа ведется в единственно доступной современным режиссерам стилистике, суть которой можно выразить четырьмя словами: камера стоит — люди говорят. И если коммерческим режиссерам помогает компьютер, в любую секунду готовый нарисовать огнедышащего дракона или марсианский пейзаж, то создателям «большого искусства» приходят на помощь кинофестивали. Их ведь очень много, им нужно кого-то награждать. Нового Феллини не просматривается. Вайда с Форманом очень старые. Значит, будем назначать на должности «великих» тех, кого сочтем нужным.
У Бергмана и Тарковского нет «Золотой пальмы», а у Майкла Мура она есть. В разговорах с оппонентами слышишь, что всякие Хичкоки с Чухраями — это кинематограф прошлого, а надо смотреть в будущее. Фестивали должны открывать новые таланты. Но отчего-то, сверкнув разок на небосклоне, «звезды кинематографа будущего» гаснут навсегда. Хочется верить, что юный Твердовский задержится в звездном статусе надолго. В «Классе коррекции» он, безусловно, проявил лучшие признаки современного режиссера. Взял тему, о которой в игровом кинематографе у нас еще никто не говорил. Мелодрамы и жесткости ровно столько, сколько нужно. Совершенно нет мата и «чернухи». Хотя, казалось бы, специальный класс для инвалидов в обычной российской школе. Жестокость детей. Жестокость взрослых. Полное безразличие к судьбам искалеченных молодых людей.
Иван Твердовский понимает, что делает, знает, чего хочет добиться, и добивается. Его картина трогает и будоражит. Ей дают призы разного рода жюри. Ее будут смотреть зрители. Молодой постановщик возрождает то, что когда-то было присуще нашему кинематографу. Ведь Чухрая и Тарковского, Панфилова и Абдрашитова, при всей тонкой художественности их кинополотен, замечательно смотрели обычные зрители, фейербахов не читавшие, но точно чувствующие боль и радость, печаль и страдание. Я не собираюсь ставить дебютанта в один ряд с вышепоименованными классиками, лишь хочу сказать, что Твердовский идет по тому пути, по которому шли они. Именно поэтому «Класс коррекции» так полюбили в Карловых Варах.
Самым сильным фильмом Карловых Вар стал «Кукурузный остров» грузина Георгия Овашвили. В его мире нет конфликта между разумом и чувствами. Как и в предыдущем своем фильме «Другой берег», Овашвили говорит о грузино-абхазском конфликте. Но на сей раз это притча. Маленький остров на середине реки, разделяющей два враждующих народа. Старик, выращивающий кукурузу. Молодая девчонка. Вода. Солнце. Старое тело. Молодое тело. Люди на берегу. Стреляют… «Кукурузный остров» невозможно пересказать. Это чистый кинематограф, искусство визуальных образов, которое бессмысленно переводить на язык слов. Смотришь картину, и делается даже как-то страшно — какая-то она совсем не модная. Люди почти не говорят. Только ветер колышет стебли. Только вода бежит стремительно. Фильм показали в один из последних дней, и ни у кого не было ни тени сомнения относительно судьбы «Хрустального глобуса» — главного карловарского приза.
В программе «Возвращение к истокам», где собраны отреставрированные копии киноклассики, демонстрировали «Солярис» Тарковского, оцифрованный к 90-летнему юбилею «Мосфильма». Мне выпала честь представлять картину. Когда я увидел битком набитый зал и лица молодых людей, которые наверняка уже посмотрели фильм на дисках или по телевизору, то подумал, что им класс коррекции уже не понадобится.
