Вот уже несколько дней в горячей театральной точке Франции свирепствует мистраль — сильный ветер, сметающий все на своем пути. Поэтому всем рекомендуется держаться подальше от стен, сплошняком завешанных театральными афишами. Мистраль бесцеремонно срывает пестрый картон и гонит его по улицам, как футбольный мяч, только успевай уворачиваться. Но если спектакль или какая-то акция идет на открытом воздухе, то искусству от ветра только польза. Под ветром трепещут полы рубах, дрожит ткань на юбках, пузырятся штанины брюк — эмоция романтического свойства мистралем обеспечена.
И вот спектакль «I Am» c далекого тихоокеанского острова. Самоиты топчут сцену Папского дворца босыми ногами. Мужчины бритые, женщины с гладко зачесанными волосами. Все в черных простых одеждах, и мистраль их ожесточенно треплет. Самоиты, в мировой войне не участвовавшие, представляют ее практически без слов. Авиньонскую полночь оглашает национальное пение в мужском исполнении, затем крик, точнее, окрик группе, совершающей ритуальные действия — коллективно и поодиночке. Их движение вдоль стен в медленном, но четком ритме.
Это скорее перформанс, не имевший никаких иллюстративных намерений. Ни жертв Первой мировой, ни воспоминаний (текстовых, танцевальных) о чьих-то победах или поражениях. Созерцание, философия, медленно, капля по капле, собирающаяся в общее полотно, чтобы удивить или даже поразить лаконичным величием.
Спокойствие ритуала нарушают лишь некоторые личности — атлетически сложенный мужчина с черной бородой и голым торсом, что агрессивно мечется среди идеально построенных, живущих под команду людей. Молодая женщина мелкими перебежками пресекает сцену и кричит/поет высоким голосом в зал что-то, ужасно тараща глаза. Наконец появляется небесного вида создание, статью, одеждами и бритым черепом идеальной формы похожая на особу королевских кровей. Как раз она и станет самым ярким объектом живой инсталляции — в белом платье с неправдоподобно высокой белой шеей она застынет на троне. Каждый из 23 участников будет подходить к ней, чтобы плюнуть в нее... кровью и бросить к ногам белый цветок с коротко обрезанным стеблем. Залитая чужой кровью, она ни разу не пошевелится.
Постановщик полуторачасового действия «Ai Am» Деми Понифазио — тоже с островов Самоа. Он считает, что Первая мировая — не тема его произведения, но важная точка отсчета.
— Юбилей этой катастрофы — идеальный момент для того, чтобы человечество задумалось о путешествии, которое оно осуществляет как живое существо, разделяющее землю с другими живыми существами. Сказать о том, что мы есть, — это самое революционное, что сегодня может быть. Кстати, фразой «Ai Am», то есть «я есть», подписывал все свои картины самый известный художник Новой Зеландии Колин МакКуин, они и легли в основу спектакля.
Интересно, что на сцене Папского дворца оказались не только самоиты, но и несколько жителей Авиньона, которых Деми Понифазио привлек к столь необычной работе.
— Талант есть в каждом, и то, что вы видите, мне удалось из них достать. Идея сообщества — для меня не просто утопия, это вызов.
Кто под ветром досидел до финала, был вознагражден. Вот как он выглядел: по сцене, как из учебника по биологии, на четвереньках передвигается первобытный человек, но не в шерсти, а с обнаженным торсом и пожилой весьма. На возвышении по ребру темной поверхности вдоль стены из векового камня медленно и красиво двигалась его более усовершенствованная модель — накачанная, голая, татуированная. Человек разумный, развернувшись к залу, неожиданно плашмя падал, произведя при этом страшный грохот. А первобытный дедушка забрасывал его яйцами, из них вытекала желтая жидкость и медленно сползала по темной поверхности, на которой, как распятый Христос, лежал человек.
Авиньон.
