- Жиль, что связывает вас с Эдит Пиаф, кроме родной страны и фильма «Жизнь в розовом цвете»?
- Конечно, с Пиаф меня связывает нечто большее, чем страна и фильм. Моя мама - большая поклонница Пиаф. Она коллекционировала все ее диски и ставила мне ее песни, когда я еще была совсем младенцем. Несколько лет спустя, когда я была уже чуть постарше, я играла в гостиной под пластинку Пиаф, которую вообще-то я «слушала» уже много раз в бессознательном возрасте. Но в тот момент я просто замерла на месте – я по-настоящему ее услышала! Потом, уже будучи профессиональной певицей, я часто пела Пиаф на концертах. Но однажды (кстати, только вчера об этом вспомнила и никогда не рассказывала об этом в интервью) Пиаф пришла ко мне во сне. Мне снилось, что я гуляю по Парижу, и вдруг какая-то женщина в черном трогает меня за плечо, берет за руку и ведет за собой. Я понимаю, что это Пиаф, пытаюсь заговорить с ней, а она молча протягивает мне волшебное, красивое золотое кольцо с розовым камнем. Я благодарю и что-то говорю ей, она делает мне знак рукой и исчезает... Вы не поверите, но через полтора месяца меня пригласили на кастинг фильма «Жизнь в розовом цвете» для исполнения партий Пиаф. Еще с ней мы схожи в одном - нами руководит любовь. Она – наш основной мотор. Причем это не только любовь к мужчине, но и к семье, к зрителям, к профессии, к музыке, к месту, к стране. За доказательствами далеко ходить не надо - пять дней назад я вышла замуж. В Москве состоится мой первый концерт после свадьбы. Пришлось чуть перенести наш медовый месяц.
- Поздравляю вас. А как возникла идея сделать спектакль?
- Я вынашивала ее давно. Мне очень хотелось максимально раскрыть персонаж Пиаф, показать как и тяжелую юность, так и зенит славы Эдит, как хрупкий «воробушек» стал мировой легендой, не потеряв ни своей трогательной хрупкости, ни силы и мощи. Еще один важный момент заключается в том, что мне хотелось сделать очень «французский» спектакль, чтобы все музыканты в нем знали и могли играть, как играли в послевоенное время, в эпоху Пиаф. У нас был случай на гастролях в США, когда пришлось в последний момент заменить французского аккордеониста. В тот же вечер после концерта сразу несколько зрителей сказали мне, что вальсы мюзет звучали профессионально, но не аутентично - не хватало так называемого «french touch» («французского прикосновения» - прим. Н.М.).
- Чем ваша постановка отличается от других сценических интерпретаций жизни Эдит Пиаф?
- Я была очень дружна с компаньонкой Пиаф, с которой Эдит провела последние годы перед смертью. То, что она мне рассказала об Эдит в быту, с другого ракурса, очень помогло в постановке спектакля и даже в выборе песен. Съемки в фильме «Жизнь в розовом цвете» отодвинули на более поздний срок постановку моего спектакля, но и убедили меня в правильности придуманной мной структуры. Работа с Оливье Дааном, режиссером фильма, очень укрепила мою веру в себя как в режиссера. Еще я рада видеть, что отобранные мной вальсы-мюзет в спектакле, практически неизвестные, стали популярными - даже современные артисты часто их играют.
- Как проходила работа? Были ли какие-то сложности?
- Сложностей не было. Только отодвинутые сроки постановки, но причина этому была более чем уважительная. Я больше работала над музыкальным материалом, текстами и над биографией. Часто вспоминала Марион на площадке в разных сценах, особенно, когда она играла молодую Эдит. И я все время говорила себе, что надо бы посмотреть оригиналы записей концертов Пиаф разных времен. Я даже собиралась в ENA (Национальное Архивное Агентство), но потом поняла, что нужно оставить пространство, чтобы возникла магия спектакля, волшебство, а не просто воспроизведение, трибьют.
- Насколько комфортно вам было одновременно в ипостаси режиссера и актрисы?
- Очень комфортно. Когда я на площадке, я превращаюсь в маленького требовательного диктатора, каким иногда могла быть и Пиаф в работе. Несмотря на мягкость характера, я никогда бы не смогла работать в подчинении режиссера без права голоса. В моем случае все сложилось гармонично.
- Когда вы работали в фильме «Жизнь в розовом цвете», вам не было обидно, что в кадре певицу играет другой человек?
- Нет, ни разу. Мне казалось, что у нас отличное распределение обязанностей (смеется). И я смотрела на ежедневный многочасовой макяиж Марион Котильяр для превращения в Эдит с восхищением и уважением, но и (не скрою) с каплей облегчения. Несмотря на обязательное присутствие на съемочной площадке в сценах с Марион, моя основная работа проходила в студии.
- Работая над песнями мэтров, артисты часто копируют их внешний вид и манеру исполнения. Вы не боялись впасть в подражательство?
- Существует очень тонкая грань между тем, что ждет публика и тем, что ты хочешь дать ей на сцене. Специально, чтобы не впасть в подражательство, я принципиально не стала смотреть оригинальные видеозаписи выступлений Пиаф. Но не спеть «Милорд», «Жизнь в розовом цвете», «Толпу» я тоже не могла. Что касается внешнего вида, я не очень похожа на Пиаф: несмотря на небольшой рост как и у нее, я от природы блондинка, а не брюнетка. И морфлогия у меня не совсем «пиафовская». Зато платье, которое на мне, - стопроцентная копия оригинального черного шелкового платья Эдит. Мои друзья из Марселя - коллекционеры, поклонники Пиаф, которым Эдит подарила это платье, - дали мне его примерить. Как я не потеряла сознание - я не знаю. Но не скажу, сколько десятков магазинов я обошла, чтобы найти похожую ткань. Продавцы, которым я показывала кусок платья, не доставая его целиком и не объясняя, откуда оно, были в восхищении от качества шелка и спрашивали: «Откуда такой винтаж? Сейчас таких не делают». После нескольких недель поиска мне удалось заказать максимально похожий по качеству материал.
- Как публика в разных странах принимает спектакль?
- Публика принимает везде хорошо. Очень забавно смотреть, в какой мере стереотипы поведения той или иной нации соответствуют действительности. Закрытые японцы, любящие порядок, аплодирующие только в конце представлений, на «Эдит» встали все как один еще в первой части спектакля. Многие плакали, а я-то их считала самураями-интровертами. В Мексике после второй песни зал стоял и не садился до антракта. Такими же горячими оказались норвежцы. В США, особенно в Вашингтоне, зал был очень интерактивный: мне все время предлагали спеть ту или иную песню, выкрикивали вопросы или просто громко выражали восхищение. Это было довольно неожиданно.
- А с российской аудиторией вы уже встречались?
- К сожалению, нет. Но вы не представляете, насколько я ждала встречи с вашей страной. Еще раз, спасибо Эдит, благодаря которой я смогла таким удивительным образом познакомиться со страной, культуру которой я так давно люблю.
- В России, увы, понятие эстрады за последние годы было очень сильно извращено и стало носить местами негативный оттенок. У многих людей в России слово «эстрада» сегодня ассоциируется с массовой культурой, которая опирается на коммерцию, а не на талант артиста, и носит исключительно развлекательный характер. Как обстоит с этим дело во Франции?
- Во французском языке слово «эстрада» означает подиум, кафедру, за которой стоит преподаватель в школе. Такого понятия, как «эстрада» на сцене у нас, наверное, и нет. Есть популярная музыка, есть «французская песня» - тот самый «французский шансон». Причем само словосочетание «популярная музыка» сейчас, мне кажется, уже не имеет такой негативной коннотации. Брассенс раньше считался «популярным», «народным», точнее «простонародным» певцом для простых людей, хотя он у него прекрасные тексты и он - серьезный мелодист. Кто только не пел его песни в разных обработках. Про проблемы - они глобальные. Очень много «артистов-продуктов» разных телешоу не успевают толком созреть, сделать карьеру, как раньше. За несколько недель в телешоу они становятся «звездами», а потом выключается телевизор - выключается и карьера. Очень грустно за такие «скоропортящиеся» карьеры. Что касается достижений, я очень рада за аккордеон, который вошел в моду несколько лет назад и вновь становится популярным в хорошем смысле слова инструментом.
- Во всем мире, к сожалению, существует тенденция мумифицировать гениев, изображать их буквально небожителями, в то время как они были такими же людьми, как и все остальные, просто сумевшими раскрыть свой дар. Какой вы видите Эдит Пиаф?
- Как простую женщину. Даниэль Боннель, жена ее аккордеониста и компаньонка в последние годы жизни, много рассказывала мне о ней. О ней как об обычной женщине: она жила строго по заведенному графику - завтрак, обед, ужин, просила не шуметь дома и не стучать в дверь. Мне кажется, у меня достаточно кусочков паззла, чтобы составить картину, на которой изображена Эдит как она есть.
- Вам бы было интересно поработать с песнями других легендарных певиц или певцов?
- Да, конечно. Я люблю Сальвторе Адамо, Барабару, Лео Ферре, Клода Нугаро, которого обожаю за исполнение и за голос… Еще Вероник Сансон, Серж Лама.
- Как, по вашим ощущениям, молодежь воспринимает сейчас такую музыку?
- Мне кажется, интерес возвращается. Однажды в зале я увидела ярких представителей гранж-молодежи - розовые волосы, косуха, пирсинг, много металла. Я сначала подумала, что они ошиблись залом, но вдруг я увидела, как они подпевают на песне «Padam», а потом и на «Милорде», и на «Жизни в розовом цвете»... После концерта они подошли поблагодарить меня, и тут я их спросила: «А почему вам понравилось?» Они мне сказали: «Знаете, мы послушали слова песни и поняли, что Эдит Пиаф - вообще-то рокерша, с непростой судьбой и такими же передрягами, которые есть и у нас в жизни. Наш человек».
- Есть ли во Франции современные исполнители, которые могут претендовать на то, чтобы достичь уровня мастерства и популярности Эдит Пиаф?
- Многие пели и будут петь Пиаф. У меня нет линейки, чтобы измерить мастерство и популярность. Могу ориентироваться только на свои впечатления. Помню, в одно время мне даже попадались статьи из серии «Кто лучше поет Пиаф - Каас или Эгро». Мне такие сравнения кажутся бессмысленными. Все зависит от ощущения и от пронзительности. Мой ориентир - мурашки по коже. Например, когда я слушаю песню «Hymne à l'amour» («Гимн любви») в исполнении Джонни Холлидея, матерого современного французского певца, которого уже при жизни можно назвать великим и легендарным, у меня бегут мурашки по коже и я даже могу заплакать.
