На своем феерическом выступлении он приправил свежий материал старыми хитами и заставил танцпол визжать от восторга. В интервью «ЗД» артист рассказал, почему именно электроника способна объединять людей и прекращать войны хотя бы в их сознании, чем электронная сцена 1990-х отличалась от современной и как изменили его судьбу немецкие запрещенные радиостанции.
— Пол, я знаю, что в юности вы работали техником радиопередачи. Это как-то повлияло на дальнейший выбор профессии и работу на площадке?
— Это был, безусловно, полезный опыт, но я не могу сказать, что он как-то серьезно повлиял на мой выбор. Ему, скорее, способствовали гораздо более важные для меня факторы. Ранняя электроника, которую я так любил в юности, и революционное электронное сообщество, в которое я оказался вовлечен, полностью определили мой дальнейший путь.
— И запрещенные радиостанции, которые вы тогда слушали, тоже?
— Очень сильно. Я рос в Восточном Берлин в коммунистическую эпоху. Вся музыка и все радиопрограммы, которые я слушал, «приходили» с другой стороны Берлинской стены, вещание шло на волнах радио SFB. Сигнал доходил, и помешать людям слушать его было невозможно, но по факту оно подвергалось цензуре и с точки зрения диктатуры Восточной Германия воспринималось как инструмент прозападной пропаганды. Если в Правительство РФ каким-то образом просачивалась информация о том, что чьи-то приемники настроены на волну SFB, с такими людьми не случалось впоследствии ничего хорошего.
— Как формировался ваш музыкальный стиль?
— У всех это происходит под влиянием разных факторов. Для многих электронных музыкантов, конечно, большую роль играет то, что они переживают в момент создания трека. Кроме того, интуиция подсказывает, как сделать так, чтобы звучание было более точным и интересным. Лично мне нравится по-своему интерпретировать те вещи, которые я уже слышал, превращать их в нечто новое с помощью изменения темпа композиции, добавления контрастных музыкальных элементов, своего «космоса» и эмоции.
— А электроника для вас — только эмоция или все же способ донести до людей какие-то мысли?
— Если ты музыкант (в классическом понимании этого слова), ты всегда стараешься донести до слушателей какую-то идею. Для меня это попытка поделиться чем-то сокровенным и одновременно близким и понятным многим людям через лирическую линию моих треков. Один из самых ярких примеров — трек «We Come Together», который мы сделали со Сью МакЛареном. Иногда месседж менее очевиден, и нужно читать между строк. Порой он осознается спустя какое-то время после того, как ты впервые слышишь композицию на танцполе.
— Вы можете вспомнить какие-нибудь интересные истории, происходившие с вами в 1990-х? И вообще, чем отличалась та сцена от современной?
— Между «тогда» и «сейчас» есть огромная разница. За долгие годы происходило столько всего, что я и не знаю, с чего начать. Одно из самых ярких воспоминаний конца 90-х годов, когда я видел на Ибице друзей из Израиля и Ливана, радостно танцующих вместе. Тогда в их сознании не было ни намека на взаимную ненависть, никакого предчувствия грядущего конфликта. Эта картинка стоит перед моими глазами по сей день. В 2015 году «дипломатическая» миссия электронной музыки, на мой взгляд, гораздо важнее, чем даже в 2001-м. Я убежден, что именно она обладает реальным потенциалом объединения людей из разных стран больше, чем какая-либо другая. Она космополитична и интернациональна. Именно эта идея заложена в названии моего альбома-трилогии «The Politics of Dancing» («Политика танца»).
— Ваше самое первое выступление состоялось в берлинском клубе Tresor, который в 1990-е был настоящей Меккой для электронных музыкантов. Что интересного происходило там в те годы?
— Tresor был одним из первых клубов в мире, где играла только электронная музыка. Уникальность этого клуба была в том, что на его сцене можно было услышать самые первые эксперименты представителей ранней электронной сцены, базирующиеся в основном на стилистике, которую сегодня мы называем «техно». Однако там звучала и музыка других стилей.
— У вас было много совместных экспериментов с другими музыкантами. Какие из них наиболее вам запомнились?
— Их особенно много на свежем альбоме «Политика танца-3». За годы, прошедшие между выходом первой, второй и третьей его части — в 2001-м, 2005-м и 2015 годах, — в музыкальной индустрии многое изменилось: то, как мы делаем и выпускаем музыку, даже то, как мы ее «потребляем». Поэтому при работе над третьей частью нужен был принципиально иной подход, и я долго искал его. Эта пластинка — концентрация совместных опытов. Я не могу выделить из них наиболее интересные: каждый, кто принимал участие в записи альбома, внес свой ощутимый вклад. Многие говорят о повышенной конкуренции на современной электронной сцене. Я вижу здоровый уровень конкуренции, и таким он и должен быть. Но за последние годы электроника больше объединяет, чем разделяет музыкантов.
