– Вера, мои знакомые композиторы-академисты после минувшего конкурса Чайковского сетовали на то, что там не представлены современные композиторы. Дескать, у нынешних солистов утрачивается связь с композиторским цехом…
– Знаете, эта связь не может решаться на конкурсе Чайковского. У смотра совершенно иные задачи. Это один из главных брендов как СССР, так и нынешней Россия. Конечно, было бы хорошо, если б на втором туре «Чайковского» предоставлялось право играть то, что люди сами хотят. И вот тогда могли бы появиться современные авторы. Вот как у нас, например, на конкурсе органистов – свободная концертная программа плюс произведение Таривердиева. И конкурс Чайковского, наверное, мог бы пойти на такой небольшой эксперимент, но, по большому счету, смысл его не в этом. У меня все время спрашивают – а что нового на вашем конкурсе? Ответ всегда один: новое – это новые имена. Наша цель и задача – дать возможность участнику показать себя в разном репертуаре, но держать традицию.
– По-моему, об этом неплохо сказал профессор консерватории Обелина Джеймс Дэвид Кристи, член жюри Московского тура, что таривердиевский смотр «задал тон многим конкурсам по всему миру, которые пошли даже на изменение своих программ».
– Относительно программы. Спасибо Гарри Яковлевичу Гродбергу, который помогал мне ее делать, предложив, фактически, свой регламент. То есть идеи нетаривердиевского репертуара – его. Люди должны быть приобщены к традиции. И вспоминая снова конкурс Чайковского, думаешь – как здорово, что для многих тысяч меломанов появилась возможность смотреть все туры в реальном времени в интернете. Вот это и есть современность. А предъявлять КЧ претензии, что там нет музыки современников, – есть старое, настоявшееся вино. И не надо его ничем разбавлять. Вам хочется современной музыки? Придумывайте! Делайте конкурсы.
– Как вы.
– Да, как я. Я же начинала с нуля. И понятия не имела, как делаются конкурсы. Когда учредительные документы были готовы, и программа сформировалась, я приехала в Москву из Калининграда, позвонила музыковеду Льву Григорьевичу Гинзбургу (который тогда работал в Москонцерте) и спросила – «Лев Григорьевич, как делаются конкурсы? Что нужно для того, чтобы это начать?». Он ответил – сделайте буклет с программой, разошлите, пригласите членов жюри и… начинайте. И мы начали. Так вот пусть все любители современной музыки сами позаботятся о такого рода конкурсах. Причем, новое должно удачно сочетаться с классической традицией. Дело надо делать. Увы, в ходе нашего конкурса в Калининграде я не могу похвастаться такой же чудной атмосферой, которая была на конкурсе Чайковского. Нет, у нас прекрасная атмосфера на открытии-закрытии, сопровождающих мероприятиях, фестивале «Орган+», а на прослушивании народу мало.
– Почему?
– В Калининграде нет музыкальной публики. А точнее, ее мало. На конкурсе ведь что важно? Слушать разное. Сравнивать. Болеть. Сопереживать. Вот это и есть вовлеченность в музыку. Когда ты споришь с соседом – можно так играть или нельзя, это безумно интересно.
– Вера, сейчас завершился уже 9-й конкурс. Можно ли сказать, что со временем лицо солиста-конкурсанта как-то сильно изменилось?
– Трудно ответить, но приведу такой факт. С первого конкурса мы затеяли такую традицию: я приглашала конкурсантов в интернет-кафе, где все они вместе общались (под пиво и небольшие закуски), задруживались друг с другом. Так вот на прошлом, восьмом конкурсе я тоже всех пригласила. Пришло три человека. В этот раз я вообще этого делать не стала. Им почему-то это не нужно. Они сами по себе группируются – кто с кем. Не то, что не дружат – дружат, даже ассистируют друг другу. Но система внутренних отношений изменилась. Люди стали другими, не люди, а способ общения.
– А на их музыке это как-то сказалось?
– Сложно сказать. Что мы вообще ждем от солиста? Первое – качества, второе – яркости в сопереживании той музыке, которую играешь. Хоть ты тресни: сколь угодно ты можешь быть в интернете, но сцене ты должен быть максимально открыт. Только тогда ты интересен. Для публики важен яркий талант. И на всех конкурсах у нас были такие участники, иной раз, просто потрясающие. Вот, например, блистательная Лада Лабзина – ответственный секретарь жюри, при этом она победитель Второго конкурса 2001 года; звезда мирового уровня, причем, она ярче многих и многих ТАМ. Или вот солистка Калининградской филармонии Хироко Иноуэ – она тоже наш потрясающий лауреат Четвертого конкурса. На фестивалях они так дополняют друг друга! Лада в игре – это мощь, это страсть, пассионарность, а Хироко – тонкая японская графика и акварель…
– Я уж молчу о таких звездах как французский органист Батист-Флориан Марль-Уврар, первая премия 2011…
– Лучше, чем он «Quo Vadis?» Таривердиева никто не играл. И Уврара ни с кем не спутаешь, не спутаешь ни с чем все его фирменные регистровки. Был такой случай. Уврар участвовал в престижном конкурсе в Шартре. Там все играют инкогнито. Первый раздел – интерпретации, а потом – импровизации. Мы, в качестве приглашенных гостей, сидели в зале, обсуждали. И вот заиграл некто первую импровизацию, прошло буквально несколько тактов, и я сразу поняла, что так играть могут только два человека в мире – Уврар и Тьерри Эскеш. Эскеш в этот момент сидел в жюри. Уврар… да, это он был за органом. Так как – тебе задают григорианский хорал, а дальше – твоя импровизация. Так у него начиналось так, будто это самолет взлетал. Совершенно современное звучание. В следующем году – таривердиевский юбилей (если так можно выразиться, двойной – 85 лет со дня рождения и 20 лет со дня смерти), и я надеюсь, что программу «Quo Vadis?» с Увраром мы сможем показать в нескольких городах. Это производит на всех – меломанов со стажем или неофитов – неизгладимое впечатление.
– Хотя это самая что ни на есть современная музыка…
– Понимаете, когда говорят «современная музыка», думают, зачастую, прежде всего о себе. Забывая, что она может отпугнуть так, что человек ничего больше не захочет слушать.
– Вы обмолвились о большом фестивале…
– Да, у нас есть такая идея. И мы сейчас обратились в с просьбой поддержать это начинание: в фестивале готовы участвовать многие города как российские, так и зарубежные…
– Но форум не будет сугубо органным?
– Нет, конечно. Предполагаются три программы: Большой театр на Новой сцене в завершение сезона даст Таривердиев-опера-гала (концерт будет составлен очень интересно – как одно целое из всех четырех опер Микаэла Леоновича; также в начале и в финале прозвучит ансамбль из оперы по мотивам Бомарше «Женитьба Фигаренко», которая никогда не ставиласть). Большой за это уже взялся и делает. В зале Чайковского у нас запланирован концерт из произведений крупного жанра в первом отделении, и кино-гала – во втором с участием известных актеров. Там, кстати Вероника Джиоева исполнит Концерт для голоса (без слов) и оркестра, который не звучал 50 лет. И третья составляющая – органные концерты с Увраром в Москве, Красноярске, Томске, Перми, Екатеринбурге…
– Если судьба солиста-пианиста хоть как-то может просчитываться, то с органистами все гораздо сложнее. Что им дает ваш конкурс?
– Простой пример. Иветта Апкалне, победившая на Третьем конкурсе, сейчас настоящая звезда европейского органа. Уврар – ныне главный органист в парижском соборе Сент-Эсташ, и сменил он на этом посту настоящую легенду – Жана Гийю. Конечно, это не то, что впрямую влияние нашего конкурса, но и его в том числе. Конкурс дает возможность им почувствовать себя в контексте, проявить себя, получить специальные премии в виде сольных концертов. А это и опыт, и формирование имени. Органисты в этом смысле более «бесхозные», чем все остальные солисты. Они, увы, находятся на периферии музыкального менеджмента (только в Штатах есть концертное агентство, занимающееся только органистами). Всё это связано со спецификой существования органной культуры в мире, мы пытаемся преодолеть эту специфику. Мы делаем события, демонстрирующие орган в качестве полноправного участника концертной жизни – не периферийного, не отдельного! Включенного в общую музыкальную ткань. И мы это постоянно показываем.
