Из тысяч отобрали 130 кадров, разделили на три части. Первым делом встречаюсь взглядами с корифеями театрального искусства. Черно-белые портреты Иннокентия Смоктуновского и Николая Караченцова, Булата Окуджавы и Юрия Никулина, Натальи Гундаревой и Людмилы Гурченко сделаны на первый фотоаппарат Гутермана «Зенит». А вот мощный кадр Юрия Любимова с Александром Солженицыным — писатель сострадает боли разочарованного режиссера. И не нужны никакие таблички с объяснениями. Лучший комментарий мастера — его работа.
Снять портрет актера так, чтобы повесить и любоваться, — непросто. Можно поспорить: ведь профессионалов много. Дело еще не только в умении, но и в личностных качествах. Фамилия у него говорящая: Гутерман с немецкого — «хороший человек». И сам Мих Мих (так его многие называют) тактичный, добрый, осведомленный. Это ли не повод для дружбы? Кажется, что с ним дружат, а не работают. Поэтому не удивляйтесь подписям на выставке «старушка Ру» (Юлия Рутберг) и «старушка Агу» (Полина Агуреева).
Во втором разделе люди театра предстают на сцене (не ч/б, а цвет). Посмотрел на эти исчерпывающие и атмосферные снимки — как будто на спектакль сходил, задумку режиссера зафиксировал. Под занавес — свежие снимки Игоря Миркурбанова, Людмилы Максаковой, Виктора Сухорукова и Владимира Зельдина. Редкость, что мастер не выпячивает себя и не навязывает свое видение, снимая театр. Не искажает. Не лжесвидетельствует.
— Михал Михалыч, какой ваш любимый снимок?
— Моя любимая фотография сделана на спектакле «Ромео и Джульетта» Оскараса Коршуноваса в Вильнюсе, — признается Михаил Гутерман. — Ромео нависает над умершей Джульеттой. Из его рук сыплется песок. Крик отчаяния. Позади — человек с чаном. Выстраиваются два плана, которые делают снимок объемным и динамичным. А благодаря портрету Анатолия Эфроса меня приняли в Союз театральных деятелей. Сначала не хотели. Одна тетка сетовала, дескать, хватит с меня Союза журналистов. Но его председатель Михаил Ульянов ей возразил и сказал, чтобы «плакатик» с Эфросом повесили в каждой комнате союза.
Почти полвека Гутерман в театре — а не надоело. Здесь ему не тесно. На репетициях, прогонах, премьерах он свой человек. Неважно, откуда снимает — из первого ряда партера, с галерки, из-за кулис, — он внутри процесса. Просто счастлив оттого, что причастен. Ему это необходимо.
