Слово известному продюсеру, ученику Юнгвальд-Хилькевича Сергею Члиянцу:
— Сергей Эдгарович, все вспоминают сейчас разностороннюю натуру мастера — он и режиссер, и художник, и постановщик спектаклей для цирка...
- Вы знаете, я не мастер «слов по случаю». Формально о Георгии Эмильевиче говорить не интересно. Все люди по-своему разносторонни — и спектакли ставят, и еду готовят. Дело в другом. Чтоб понимать Юру, надо знать его юность, его молодость.
Он болел полиомиелитом, долго лежал, был неподвижен. Это ж важно прочувствовать. Поэтому он и снимал впоследствии «Мушкетеров», — это была его детская мечта. Юра вытащил себя сам! Стал ходить, стал работать. И самое главное в Георгии Эмильевиче, что он, — пройдя через такие испытания, — не боялся брать на работу людей, ничем себя не зарекомендовавших. Он смотрел вот на тебя — и сканировал насквозь, делал из тебя человека.
— Вы и себя имеете в виду?
— Конечно. Всему, чему я научился в области организации кино — обязан Юре, это его уроки. Это он мне сказал, что «тот, кто чего-то не может, в кино не работает». Я был у него ассистентом, вторым режиссером, директором — на картинах «Искусство жить в Одесса», «Узник замка Иф», затем — в совместной российско-французской компании. И, глядя на него, понимал — можно при желании добиться всего.
— Вот эта страшная болезнь... может, она и предопределила и его профессию даже?
— Не знаю в смысле предопределения, но опыт это серьезный. Подумайте, сам мало двигался, а потом снял романтические картины с такими захватывающими сюжетами. Поэтому интонации у него такие, поэтому он такой иронично-веселый, очень требовательный. Я с ним пять лет провел, он строго ко мне относился, скептически. И права называть его «Юрой» у меня не было (хотя я был вхож к нему, ездил на его машине и жил в его доме).
— Все артисты, режиссеры довольно тяжело перенесли 90-е годы...
- И для него это было всё непросто: он плохо понимал, что происходит. Мы редко с ним общались в то время, я стал руководить Студией Горького, а он был без работы. Ему было сложно, но — видите же — он сохранил себя. Не хочется к нему казенных формулировок, потому что он был удивительно неказенным.
Одевался очень красиво, покупал хорошие вещи, знал в них толк. Его способность убеждать была фантастической. Делали продолжение «Мушкетеров», в стране — кризис, денег нет, а он брал трубку — и проблемы решались. Он никогда не унывал. «Хотя всё вокруг валится, но мы все вопросы решим». Он просто научил меня (и не только меня) хотеть. Не бояться своих желаний. В этом — весь Юра.
До последнего момента Юнгвальд-Хилькевич работал, помимо прочего, режиссером в театре Куклачева.
— Юрий Дмитриевич, вы, кажется, знакомы всю жизнь?
— С Георгием Эмильевичем мы встретились тридцать с лишним лет назад на съемках фильма «Выше радуги» (где я снялся); впрочем, мне и раньше про него рассказывали — «Такой режиссер, такой фантазер, он тебе столько всего для цирка подскажет!». И мы, параллельно с фильмом, стали с Юрой ставить тематический спектакль «Цирк в моем багаже», что оказалось заметным событием для традиционного дивертисментного цирка. Выпустили в Одессе, показали в Москва, затем поехали в Париж. В 1987-м гастролировали даже в Израиль, с которым еще не было дипломатических отношений. Вот такой талант был у Юнгвальд-Хилькевича. И только что, в октябре он поставил спектакль «Династия»...
— А если о его качествах...
— Это удивительный отец. Семейный, внимательный, заботливый. Все для семьи, все в семью. «Я живу для дочерей». У него их три. Старшая уже в возрасте, а две — молоденькие. И я видел всю эту заботу. Причем, одна из дочек взяла его талант, способности, она — художник. Дар, слава богу, перешел. А то все знают Хилькевича как режиссера кино, а он-то еще рисовал и эскизы костюмов, и декорации для многих театров и для цирка. Он был очень творческий, прекрасный рассказчик. Умел убедить, уговорить. Сильное свойство такое, подключал для этого какие-то внутренние резервы. Так что для кино и театра это большая потеря, и я за столько лет не видел вообще ему равного...
Как режиссер Юнгвальд-Хилькевич при жизни не раз подвергался гонениям. Причем часто — в компании с коллегой Али ХАМРАЕВЫМ. Ему и слово.
— С Юрой мы познакомились в начале 60-х годов. Я попал в его дом у ташкентских курантов и сразу окунулся в творческую атмосферу. Художники, поэты, музыканты, артисты, балерины — все они до глубокой ночи балдели в просторной квартире оперного режиссера Эмиля Юнгвальд-Хилькевича, отца Юры. Курили, пили вино, пели песни, читали стихи, обсуждали Хрущева, потом на рассвете расходились по домам, а я часто засыпал на большом диване, укрытый байковым одеялом. В 1963 году я пригласил Хила (так мы коротко называли в Ташкенте нашего друга) на фильм «Любит — не любит» в качестве художника-постановщика, а потом он решил поехать в Москву учиться на Высшие курсы режиссеров и сценаристов.
После жуткого разгрома в прессе его «Опасных гастролей» мы вместе хохотали, так как и наш совместный фильм «Любит — не любит» тоже был обвинен в преклонении перед западными образцами легкомысленного и развлекательного кино. Юра был очень коммуникабельным и преданным тем людям, кого любил и уважал. Он обожал балерин, своих дочерей, родителей, наслаждался жизнью... Больно и печально говорить о талантливом художнике в прошедшем времени. Очень больно... Прости нас, дорогой Юра, что в этой жуткой суете мы редко тебе звонили, редко виделись, не часто поздравляли с днем рождения, но мы любили тебя и будем всегда любить...
