Своя атмосфера
Феномен читательского успеха романа «Зулейха открывает глаза» таится не столько в острой теме о раскулачивании крестьян и переселении их в глубь Сибири. Эффект воздействия возрос и расцвел из плодоносных семян творческого воображения Гузели Яхиной, одаренной и чувством слова, превосходным знанием народного быта и бытия.
Природа наделила её ещё и редким кинематографическим чутьем, умением выстроить подвижное действие, наполнить сюжет драматическим столкновением и противостоянием характеров. Молодая романистка выстраивает композицию по законам зрелищного кинематографа. Множество страниц ее книги — это уже готовый киносценарий. Полагаю, Гузель к этому и стремилась. И замысел во многом удался! Вещно и звучно Яхина воссоздает быт татарской деревни. В каждой сцене своя особая атмосфера. Люди являют свою неповторимость в слове, жесте, в гневе, в ненависти. В их крике — безысходность.
В энергичном движении сюжета четко прописаны ее герои, дышат, взрываются, негодуют, являют свою неповторимость в слове, в жесте, в гневе, в ненависти. В каждом кадре — своя атмосфера, а персонаж мгновенно являет свой темперамент, свою сущность.
Зрелищность, звуковое и чувственное построение композиции конкретных ситуаций рассчитаны на эффект мгновенного воздействия и ответной нашей реакции.
Вы сами убедитесь, вчитываясь в сцену трагической гибели ссыльных раскулаченных крестьян на бушующей Ангаре. Они — за решеткой под замком!
«Ручка двери выскальзывает из пальцев. Игнатов хочет догнать ее, тянется, рвет мышцы, но поток швыряет его в сторону. Сквозь зеленую толщу воды он видит за решеткой чьи-то распахнутые глаза, распахнутые рты.
— А-а-а-а-а-а! — низко и страшно кричат они, и тысячи крупных пузырей окружают Игнатова, скользят по его телу, лижут грудь, шею, лицо.
— А-а-а-а-а! — в каждом пузыре.
Десятки рук тянутся, тянутся к нему сквозь решетку, шевеля пальцами. Колышутся, как огромный сноп. Уходят глубже, глубже. Исчезают в темной зелени».
Сама Гузель очень полно и ярко предстала перед читателями романа. Но хотелось пообщаться с автором без романного окружения.
Яхья — исламский пророк
— Гузель, ваше имя — песенное. В нем слышен звук флейты и чувствуется легкость балерины. А фамилия таит некий укор и намек на значительность.
— Как я узнала из научной литературы, фамилия Яхина произошла от имени одного из исламских пророков — Яхьи, сына столетнего Закарии. Кстати, Яхья был сверстником и родственником другого пророка – Исы (Иисуса).
— Благодать для вас — нести в фамилии столь значимое звуковое соответствие с именем пророка. Можно думать и гадать о вашем небесном покровителе. По гороскопу вы относитесь к Близнецам. Ваш небесный управитель — Меркурий, самая близкая к Солнцу планета. У нас с вами общая стихия — воздух. Ваше ключевое слово (даже не высказанное вами) — осознание, разносторонность. Вашему характеру свойственно признание: я думаю. Я сообщаю.
В жизнерадостность вашей натуры чувствительный Меркурий вносит экзальтацию. Он управляет вашей нервной системой. Меркурий по-гречески — крылатый бог Гермес. Он воздействует на ваш разум.
Вы ощущаете в себе чувственное соприкосновение с небом?
— Я себя ощущаю совершенно земной.
Вдохновляющие премии
— «Ясная Поляна» вас окрылила. Она освящена незримым присутствием великого Льва и сердечным участием его доброго и чуткого потомка, Владимира Толстого. Что вы испытали, когда министр культуры Мединский огласил решение жюри и произнес ваше имя? Мне показалось в тот момент, что про эту тайну вы уже знали.
— Разумеется, я ничего не знала. Для меня все это оказалась неожиданной радостью.
— Значит, вы умеете управлять своими эмоциями.
— Я была счастлива.
— Южно-Корейская делегация восторженно приветствовала, на хорошем русском языке воздавала хвалу молодой успешной романистке и одарила вас какой-то электронной новинкой. Как вам служит корейское электронное совершенство?
— Спасибо большое корейской компании за поддержку такой уважаемой премии как «Ясная Поляна». Они вручили мне смартфон.
— Вы уже на нем работаете?
— Конечно, прекрасный аппарат.
— Когда же вы воспользуетесь приглашением покровителей «Ясной Поляны» посетить Южную Корею?
— Они ждут меня весной.
— Они собираются переводить ваш роман на корейский?
— Пока такое решение не принято. А на китайский «Зулейху» уже переводят.
— «Большая книга» вознесла вас на вершину литературного айсберга 2015-го. Не закружилась голова от значительных премий и читательского благорасположения?
— Конечно, я рада, что все так получилось, - благодаря премиям у книги стало больше читателей.
— Вы читали книги финалистов «Букера» и «Большой книги»?
— До объявления результатов премий решила не читать.
Этот вопрос можно было не задавать. Пришли иные времена. Новое поколение и жить, и чувствовать спешит. Не до чужих книг. Надо столько успеть!
Казань — родной город
— Столица Татарстана, судя по всему, бурно реагировала на успех талантливой соотечественницы.
— Мне очень приятно, что моя книга будет переведена на татарский - в октябре мы заключили договор с Татарским книжным издательством. В 2016 году перевод выйдет, надеюсь. Издательство само выбрало переводчика. Это Флера Тарханова - поэтесса, прозаик, переводчик, очень известная в Татарстане.
— Казань еще не пригласила вас на презентацию книги?
— Есть у Национальной литературной премии очень хороший проект «Большая книга в провинции». Писатели, получившие эту награду, выезжают в разные города и встречаются с читателями. Алексей Варламов, Майя Кучерская и я были этой осенью в Татарстане. Первая общая встреча проходила в Казани, в Национальной библиотеке Татарстана. А потом мы разъехались по регионам. Я отправилась в село Богатые Сабы.
— Что такое Сабы?
— Есть несколько версий происхождения. Первая: по названию кожаной посуды для хранения воды и кумыса - «саба». Вторая: от арабского слова «саба», что в переводе означает заря, утро. В Богатых Сабах жили и работали учителями мои бабушка и дедушка.
— Не бабушка ли вдруг воскресла в вашем романе?
— Бабушка действительно провела 16 лет в Сибири, в ссылке. Но роман мой – не биографический. Это вымышленная история.
— А откуда бабушку выслали?
— Из деревни Зюри Сабинского района. Бабушке было в то время семь лет. Ее родителей вместе с детьми — всего было три дочери – отправили в Сибирь, в глухую тайгу, на берега притока Ангары. Средняя сестра в начале войны сбежала из ссылки на фронт. Стала зенитчицей, получила ордена. В Татарию вернулась героем войны. Она обратилась к властям, просила разрешения вернуться из ссылки своим сестрам. В итоге моя бабушка — Раиса Шакировна Шакирова — вернулась в Сабы. Тогда ей было уже 23 года. В ссылке она успела закончить педагогический техникум. В Сабах преподавала детям русский. В той же школе встретила учителя немецкого языка, моего будущего дедушку, вскоре они поженились. Очень долго они учительствовали в сабинской школе, до конца 60-х.
— Вы побывали там и, наверное, встретили их учеников?
— Да! Бабушку и дедушку там до сих пор помнят и любят. На нашей встрече были не только их ученики, но и учителя, работавшие в молодости с ними. Трогательная была встреча, некоторые плакали. Кто-то уже прочитал роман, кто-то записался в очередь в местной библиотеке. Первая часть книги в большей степени деревенская. Я сама в детстве часто бывала в доме бабушки и дедушки, и всё, что помнила о деревенской жизни, рассказала в романе.
Бабушка была моим вдохновением, отправной точкой. Но моя героиня Зулейха значительно старше бабушки, ее история – о другом. Не о маленькой девочке, которая выросла в чужом краю и вернулась на родину, а о взрослой женщине, уже прожившей значительную часть своей жизни – и вдруг вырванной из привычного мира, вынужденной полностью измениться, стать своей противоположностью.
— Припомните, что в юности и ранней молодости возвышало ваш дух, формировало характер? Вам было 14 лет, когда советская власть сдала без боя свои крепкие и цепкие позиции. К этому времени, вероятно, проявились ваши эстетические ориентиры. На примере своей бабушки и родителей вы усвоили стремление служить людям, быть полезной.
— Детство мое было счастливым. У меня была прекрасная школа, повезло с педагогами русского языка и литературы, а особенно — истории.
— Радостно, что вы вспомнили о замечательной советской школе. Но я допытываюсь ещё и о вещах не явных, о том, что носилось в воздухе. О чем-то возвышающем вашу душу.
— Очень хорошо помню начало девяностых годов: учителя стали выходить за рамки программы, во многих проснулось новаторство.
— Многое зависит от самого учителя. И он не ждет разрешения от чиновников, внутренне подчиняется велениям, порывам своей любви и поклонения. Например, дать на горьковскую «Мать» всего один час, а три часа посвятить ярко талантливому поэтическому миру, обрушить на ошеломленный класс стихи символистов, имажинистов, Блока, Бальмонта. Конечно, если внутренне запасы самого учителя еще дышали и волновали его самого.
— Нам повезло с учителем истории. Он преподавал не по учебникам, а по мемуарам, архивным источникам, документальным книгам, иногда даже по художественной литературе. Давал на уроке материал в виде графических конспектов – по системе опорных сигналов Шаталова. Просто рисовал на доске – а мы перерисовывали в тетради разноцветными карандашами, к концу урока уже помнили все. Самое главное - учил нас думать, размышлять. И мы, еще не умея ничего, пытались идти за ним.
— Как звали вашего славного учителя?
— Владимир Владимирович Ленский.
— И вам хотелось петь его мелодии и арии.
— Он до сих пор преподает в школе, где я училась — в Казани.
— О каком институте вы мечтали?
— О ВГИКе, очень хотелось поступить на сценарный факультет. Готовилась к этому лет семь. Читала, писала сценарии в самых разных жанрах: и комедии, и драмы, и литературные адаптации, «Алых парусов» Александра Грина, к примеру.
— Вы давали кому-то из специалистов почитать ваши опусы и эксперименты?
— Да, специалисты из Татарского Союза кинематографистов с нами занимались.
- А где вы тогда учились?
— В Казанском пединституте, на факультете иностранных языков. Первый мой иностранный язык — немецкий. Английский — второй. После окончания работала переводчиком, а потом ушла совсем на другую работу.
— Была ли у вас практика в Германии?
— Я училась полгода в Бонне, в университете Фридриха Вильхельмса – зимний семестр 95-го – 96-го годов, благодаря стипендии Немецкой службы академических обменов.
— За это время можно отточить произношение. А в работе это пригодилось?
— Еще как! Я бывала в Германии много раз, уже не чувствую себя там гостем. Хорошо знаю страну, самих немцев – очень умная и сильная нация.
— Кто из кинорежиссеров своими фильмами брал вас за живое и кому вы хотели бы следовать?
— Конечно, Андрей Тарковский, кумир нескольких поколений. Для меня он - негасимая свеча.
— Он бы удивился такому образу.
— Тарковский разный. Его ранние фильмы могу пересматривать просто для удовольствия: например, «Иваново детство». А над «Солярисом», «Сталкером», «Андреем Рублевым» можно размышлять всю жизнь.
— В Тарковском есть философия и психологическая загадочность такой высоты, что не подлежит мгновенной рефлексивной оценке. Тут нужно душевно совпасть с Мастером.
— Когда испытываю затруднения в решении какой-то собственной творческой проблемы, то пересматриваю Тарковского. Он для меня - источник идей, мыслей, образов. Я закончила Московскую школу кино, стала дипломированным сценаристом. Собственных снятых работ у меня пока нет.
— Ваше отношение к Сокурову?
— Каждый фильм Сокурова — событие в кино. Еще не видела его последнюю работу, «Франкофонию», но двухминутный трейлер пересматривала раз десять. Жду, когда фильм появится в кинотеатрах. Предыдущая работа Сокурова – «Фауст» - сразу стала одним из моих любимых фильмов.
Её кумиры
— Дорогая Гузель, вы победно завершили свой литературный дебют. И хочется услышать признание о благословляющих источниках. В чем вы прежде всего ощущаете вдохновляющий сигнал?
— В русской классике. В первую очередь, это Достоевский. Мое знакомство с Федором Михайловичем началось с «Преступления и наказания», в рамках школьной программы. Долго не решалась приступить к чтению во время летних каникул – одноклассникам не понравилось.
— Но вы одолели внушенный страх.
— Да - и сразу увлеклась, надолго.
— Кому из великих поэтов отдаете предпочтение?
— С удовольствием читаю Лермонтова. У Лермонтова есть все – и сильное, и страшное, и тонкое, и нежное.
— Вы заглянули в душу поэта. Если бы это признание произнесла любимая им женщина! Он ждал таких признаний
Меня любви и небесам
Ты возвратить могла бы словом.
Твоей любви святым покровом
Одетый, я предстал бы там
Как новый ангел, в блеске новом.
Лермонтов — самый близкий к небесам поэт. Он сумел приблизиться к ощущению, даже к восприятию своей мистической связи с небом, «Где стелется эфир,/ Как чистый океан».
Скажите, славная Гузель, во сколько лет вы впервые влюбились?
— В восьмом классе – и, конечно, безответно. Страдала два года, писала стихи.
— Прекрасно. Без вдохновляющей влюбленности творчество невозможно. Свои ранние стихи сохранили? Наедине почитываете?
— Да, иногда почитываю.
— Значит, они еще живые. В них осталась ваша юная любовь и боль.
В свою семейную жизнь Гузель никого не впускает.
— Замуж вышла в 2003-м. Моей дочке 11 лет.
— Вы отважная женщина — водите машину по бешеным дорогам столицы. И не робеете!
— Привыкла - 11 лет за рулем.
— Гузель Шамилевна, счастливой вам дороги в будущее.
