На днях нам продемонстрировали еще один очередной знак свыше: в освобожденном сирийском городе Пальмире играл оркестр Валерия Гергиева. Прямо там, на руинах, в чудом сохранившемся после всех бомбежек и безумного вандализма запрещенного у нас ИГИЛ местном Колизее.
Что бы это значило? Любимая демобщественность говорит, что это пиар президента Путина. Или пиар победы русского оружия, русской армии. Или просто соло-бенефис друга-виолончелиста господина Ролдугина. А значит, действо пошло, мелко, глупо, и вообще это пляски на костях.
Любимая общественность видит только то, что хочет видеть. А хочет она видеть только Путина, Ролдугина и других известных товарищей. Всюду и всегда, жить без них не может.
Миром правят символы, спонтанные и рукотворные. Мстислав Ростропович сидит на стульчике и играет на виолончели (это тот, у кого надо виолончель!) у разрушенной Берлинской стены. Стоп-кадр. Тот же Ростропович с автоматом в осажденном Белом доме в августе 91-го. Стоп-кадр. Ельцин на танке. Стоп-кадр. Так делается история.
Но разве раньше было по-другому? Футбольный матч в блокадном Ленинграде — это что, пиар Сталина? Или в том же блокадном Ленинграде — исполнение 7-й симфонии Шостаковича? Или финал Кубка СССР ЦДКА—«Зенит» во все еще военном, страшном 44-м? Это символ, да. Организованный свыше знак стойкости и мужества советских людей. Пиар жизни, если хотите, победившей смерть. Несмотря ни на что.
«Каждый пишет, как он дышит…» В телекартинке с Пальмирой и Мариинским оркестром мне абсолютно неинтересны ни наш президент, ни его друг Ролдугин, ни Валерий Гергиев, доверенное лицо. Про панамские офшоры мы еще обязательно поговорим, но не сейчас.
Потому что в телекартинке с Пальмирой и Мариинским оркестром я увидел совсем другое — победу КУЛЬТУРЫ над варварством. Символически, конечно, не окончательно, ибо варварство обязательно постарается взять реванш.
Но, как говорил Маэстро из фильма «В бой идут одни «старики»: «Все преходяще, а музыка вечна». Запоминается последнее слово.
