В Электротеатре запустили «Полковника-птицу»

Режиссер Роман Дробот: «Все люди — сумасшедшие, и кто-то один должен сумасшествие прекратить»

Скрежещущая, будто электрическая музыка. Полумрак сцены, рассеянный свет от прожекторов. В центре — гора матрасов, импровизированный апофеоз войны. Сразу видно — это забытое Богом место, хотя божественное здесь все же есть: в виде фресок с изображениями святых на заднем плане, глядящих свысока с металлической конструкции (сценограф-дебютант Полина Фадеева). Здесь будет разворачиваться действие спектакля «Полковник-птица», поставленного по пьесе болгарского драматурга Христо Бойчева.

Режиссер Роман Дробот: «Все люди — сумасшедшие, и кто-то один должен сумасшествие прекратить»
Фото: ELECTROTHEATRE.COM

Режиссер Роман Дробот обратился к непростому сценическому материалу. Всего в спектакле одна женская и шесть мужских ролей. Есть и еще одна, вне возраста и пола: придуманная режиссером роль Птицы (Антон Лапенко) как немого соглядатая. Повествование ведет рефлексирующий герой, молодой доктор-наркоман (Евгений Самарин), по стечению обстоятельств оказавшийся в заброшенном монастыре-клинике Сорока Святых Мучеников в Балканских горах. Здесь, оторванные от реальности, живут пациенты-сумасшедшие, и у каждого из них своя история.

Так как события в психиатрической клинике развиваются на фоне югославских конфликтов, все герои покалечены войной, изранившей их души. Бывшая проститутка Пепе (Дарья Колпикова) — раскаявшаяся грешница, «одинокая таможенница на таможне любви», обслуживавшая пять лет по 15 машин в сутки на мосту Дружбы, а теперь решившая посвятить себя Богу и отмолить грехи. В прошлом несостоявшийся актер глухой Хачо (Антон Косточкин) здесь, в условиях выживания, озвучивает новости, которые считывает по губам диктора из телевизора без звука, а временами вспоминает свое актерство, декламируя басню Крылова «Лисица и осел». Есть в клинике и страдающий психозом Матей (Владимир Долматовский), считающий себя маленьким и уязвимым, пьяница и клептоман Киро (Борис Дергачев), измученный импотенцией цыган Давуд (Дмитрий Чеботарев). Есть и таинственный персонаж, бойчевский Вождь — русский полковник Фетисов, молчащий с момента гибели его семьи.

Все в этом спектакле кажется большим экспериментом, мистификацией, игрой. Игрой со зрителем, игрой героев с самими собой. Пафос речей обусловлен темой антивоенного призыва, а также болезненным отчаянием героев, отторгнутых обществом. Режиссерский почерк идет здесь пунктирной линией: то незаметен, то прямолинеен в решениях. Второй акт начинается со сцены в бане, где обнаженные актеры, стыдливо прикрываясь вениками, вышагивают под традиционную «Калинку-малинку» за своим новообретенным русским предводителем. К счастью, сцена поставлена так, что вряд ли покоробит ортодоксальных традиционалистов театра: здесь нет внутреннего эротизма и кокетства, а также вызова или угодливости. Завораживает сцена, разыгранная в стиле театра теней. Красив и открытый финал под музыку The Battle Room Стива Яблонски, когда герои, будто птицы, пытаются оторваться от земли, взлететь над миром, охваченным войной, и собственным бессилием. Внутренний символизм, параллели и ассоциативные отсылки — стильный актерский спектакль Романа Дробота наполнен знаками и подтекстами для рефлексирующих зрителей. Кажется, вот-вот кто-нибудь заведет знакомое «от чего люди не летают как птицы?». Но порыв не выплескивается — зависает немым вопросом в зрительском сознании. Для «рожденных ползать» летать — мечта. Но есть ли место мечтам в воюющем мире? Рассказанное актерами со сцены — притча, так необходимая к осмыслению сегодня.

— В этой пьесе есть явное человеческое послание, — поделился с «МК» размышлениями режиссер Роман Дробот. — Все люди — сумасшедшие, и кто-то один должен сумасшествие прекратить. Захотелось про это поговорить... Когда мы в первый раз репетировали и показали эту пьесу, то случились события на Украине. Совершенно неожиданно жизнь так подыграла, что пьеса стала звучать и политически актуально, и с явным социальным подтекстом, важными вопросами.

— Как вы жанрово определили для себя этот спектакль?

— Когда ткань спектакля уже создана, очень тяжело определить жанр. Для меня это цирк с элементами трагедии… Хотя, если точнее, это фарс с элементами цирка.

— Для вас история героев оказывается завершенной?

— Финал у нас открытый. У Бойчева дописано, что герои оказываются в Страсбурге, есть продолжение. Но нам показалось: зачем длить историю, которая и так понятна? Знаете, что такое разгадывание пьесы? Это разгадывание ребусов. Игра идет внутри спектакля, это некое жонглирование.

— На какую целевую аудиторию рассчитан ваш спектакль? И думали ли вы вообще о зрителе, когда работали над ним?

— Когда я учился в Театральном институте им. Щукина, был у меня педагог, который всегда мне говорил: «Рома, ты можешь придумать все что угодно, ты можешь выкрутить все из артиста и в ухо ему вставить лампочку, но если это непонятно тете из города Стерлитамака, то твой спектакль не стоит ни гроша». Любой зритель, подготовленный или пришедший со стороны, должен все понять. Какими средствами этого добиться? По-разному. Но история должна быть рассказана.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру