Литературовед развеял миф о затворничестве Сэлинджера

Автору культового романа «Над пропастью во ржи» сегодня исполнилось бы сто лет

Писателю Джерому Девиду Сэлинджеру 1 января исполнилось бы 100 лет. За праздничным, а точнее постпраздничным, столом 1 января 2019 года, с пресловутым салатом оливье вряд ли первый тост будет за столетие великого и самого загадочного американского писателя, а жаль. О жизни и творчестве автора романа «Над пропастью во ржи» нам рассказал исследователь Андрей Аствацатуров.

Автору культового романа «Над пропастью во ржи» сегодня исполнилось бы сто лет

Двадцатый век, принципиально порвавший с минувшей эпохой, по праву можно назвать временем Сэлинджера, а точнее его романа «Над пропастью во ржи», прогремевшего над бодрой, но всё же потрепанной Второй Мировой Америкой.

Тогда в 1951-м году не о каких хиппи и речи не было. Мир плавно перешёл из горячей войны в холодную и даже не заметил как дети, родившиеся под бомбёжками, стали понемногу взрослеть и задаваться неприятными для старой гвардии вопросами.

- Андрей, что такого в романе «Над пропастью во ржи», что сделало его бестселлером?

- Интересно, что вначале абсолютным бестселлером роман «Над пропастью во ржи» не был. Он находился на третьем месте в рейтинге продаж и держался там два месяца, а потом слетел и с этой позиции.

Зато книга Сэлинджера «Фрэнни и Зуи» была первой по продажам и довольно долго держалась на вершине. Дело в том, что Сэлинджер в своих текстах разными очень хитроумными и специфическими способами создаёт ситуацию зеркала.

Например, героя «Над пропастью во ржи» Холдена Колфилда часто воспринимают как бунтаря, но это не совсем так. Это как раз персонаж, который стремится примириться с реальностью, но не с той, которую ему преподносят в виде схем.

Условно говоря, Холден Колфилд — это персонаж, выступающий против всего определённого. Против любого окончательного мнения, суждения, чувства, создающего какую-то концепцию мира. То есть мир по Колфилду должен быть независим и чётко отделён от человека. Нельзя в него так чувственно и интеллектуально вмешиваться.

Даже в конце книги герой задаёт вопрос: «Меня спросили, что я думаю по этому поводу, а я не знаю, что мне по этому поводу думать?» Вот это его принципиальный ответ.

- Такой своеобразный бунт?

- Это бунт, но бунт против неких интеллектуальных схем, возводящих мир к какой-то окончательной формуле. Где Колфилд это видит, там он сопротивляется.

Рассказы и повести Сэлинджера так же хитро построены. В них есть что-то конкретное, но при этом отсутствует панорама, и панораму читатель должен сам достраивать, как он умеет. Каждый это будет делать по-разному.

Если вы прочитали этот текст в двадцать лет, то у вас одно понимание, в двадцать пять – другое, в тридцать – третье. Это не только ты читаешь текст, но парадокс в том, что он тебя читает. Он тебя сканирует и вытаскивает наружу твои ощущения, представления о мире и, может быть, объявляет эти представления не окончательными и не нужными, меняющимися.

Вот за счёт этого удивительного эффекта тексты Сэлинджера до сих пор популярны. Хотя была мода на бунт, на нонконформизм, и герой воспринимался именно так. Однако мода прошла, а интерес остался.

- На движение хиппи книга Сэлинджера повлияла?

- Да, конечно, очень сильно повлияла. Она повлияла во многом и на культуру битников, и на хиппи в известном смысле. Они увлекались этой книгой, они всё время её перечитывали, и Холден Колфилд воспринимался как битник и хиппи.

Но больше всего герой Сэлинджера повлиял на субкультуры, которые устраивали студенческие волнения в Беркли в 1969 году.

Это всё-таки Америка, куда революционная волна добралась только через год. Там тоже были аналогичные события, и эти люди были взращены Сэлинджером. Ведь Сэлинджер очень не любил жёсткую интеллектуальную мысль. Он очень часто подспудно критиковал университетскую мудрость, схематичность. Это у него есть во многих повестях. Всё время пунктиром, между строк и даже более-менее откровенно. Конечно, эти люди видели в Сэлинджере как бы отражение самих себя.

- Хотя сам писатель в этом бунте конца 1960-х не участвовал?

- Да и понятно почему. Существенно то, что Сэлинджер такой богоискатель. Он, с одной стороны говорит, что человеческие окончательные схемы не работают, но с другой, он всегда говорит, что есть Бог и есть некий замысел.

Если тебе кажется что-то бессмысленным в мире, это не значит, что оно бессмысленно. Это значит, что оно имеет какое-то высшее значение.

На самом деле, Сэлинджер не любил радикализм. Я думаю, отчасти с этим было связано его желание ничего не комментировать. Он очень не любил фашизм и коммунизм, опасался всех радикальных движений и им практически не сочувствовал. Но они в нём видели своего вдохновителя. Это удивительный парадокс.

- Быть может с поиском Бога и связано почти полувековое затворничество Сэлинджера?

- Сэлинджер не был затворником. Он действительно не публиковался, не давал интервью и не объявлял, что появляется в общественных местах.

Это он начал делать прямо с 1951 года, после выхода «Над пропастью во ржи». Тогда Сэлинджер приложил все усилия, чтобы его роман был непопулярным. Он не давал интервью, ни с кем не встречался. Это то, что все мы делаем, как обязанность перед редакцией, но и из-за тщеславия, конечно! Люди выходят, дают интервью, становятся публичными и изображают из себя писателей.

Сэлинджер действительно всего этого не делал, но он не жил затворником. Он появлялся в общественных местах, но люди часто не знали, что это Сэлинджер. Его фотографии не были так распространены.

По сути, знали только одну его фотографию в молодости, которая на обложке не очень хорошо была пропечатана. Это было не то лицо, к которому люди привыкли. Сэлинджера не замечали, когда он приезжал на выпускные к своим детям, которые заканчивали колледж.

- Я читал, что Сэлинджер увлекался дзен-буддизмом.

- Он действительно практиковал дзен, и его влияние ощутимо. Прежде всего, идея, что внешний мир усиливает внешнюю оболочку личности, горячит тщеславие и, возможно, Сэлинджеру хотелось развивать свою глубинную личность, что он и делал, медитируя в одиночестве. Такая отрешённость от внешнего мира. Желание сосредоточиться на своём «Я», на внутренней насыщенной пустоте, а это невозможно, если ты выходишь во вне, если ты допускаешь мир в себя.

Сэлинджер стремился оставаться настоящим собой, а не общественной фигурой. Интересно, что в какой-то момент эта его «оторванность» от жизни превратилась для нашей культуры в некую такую позу, и это ещё больше привлекало внимание к Сэлинджеру.

Похожий образ был у американского писателя Томаса Пинчона. Он тоже не даёт интервью, и тоже удивительный к нему интерес. Таким же путём, как известно, пошёл Виктор Пелевин. Его лицо не растиражировано. Мы примерно понимаем, как он выглядит, но вот я если его встречу, то, наверное, не узнаю.

- Интересно, что несколько лет назад обнаружили новые неопубликованные рассказы Сэлинджера. То есть он продолжал писать и в добровольном уединении?

- Да, три новых рассказа. Об этом довольно интересную лекцию прочёл Дмитрий Быков, я всех отсылаю к ней.

Вообще же известно, что Сэлинджер очень много писал. Возможно, литература полюбилась ему как процесс, как некий способ работы с собственным «Я». Литература всегда занимала у него очень много времени. Его рассказы прекрасны, но каждый из них Сэлинджер писал по несколько месяцев. Да и к тому же его очень травмировала война, и он был очень нервным человеком.

Всякое столкновение с внешним миром оказывалось для Сэлинджера болезненным. Конечно, работа, вот эта скрупулёзность, втягивание себя в текст — это был способ преодолеть эту травму. Мне кажется, он её так никогда и не преодолел.

- Был же ещё его печальный роман с будущей женой Чарли Чаплина Уной О'Нил.

- Это занятная история, которая, впрочем, в Сэлинджере мало что объясняет, кроме того, что он не очень хорошо относился к Чарли Чаплину. На этот счёт писал Бегбедер соответствующий текст - «Уна & Селинджер».

Но эта история скорее вскрыла в Сэлинджере более глубокие травмы, нанесённые войной. От полка, в котором он служил, осталось всего тридцать человек. Можно только себе представить, как ему удалось выжить в этой войне. А потом, когда Сэлинджер вернулся в Австрию и пытался найти своих друзей, тех людей, с которыми он вёл когда-то бизнес, а это в основном были евреи, ни одного из них он не нашёл.

Кроме того, Сэлинджер участвовал в денацификации Германии. Это тоже было для него очень тяжело, потому что он расспрашивал военнопленных эсесовцев. Они рассказывали о своих зверствах. Сэлинджер же пацифист был! На него это производило очень сильное впечатление. Хотя на войну пошёл совершенно сознательно. Всё это было непросто.

- И все-таки порой создаётся впечатление, что та история с Чаплином и Уной, которая была дочкой знаменитого драматурга Юджина О'Нила, оставила в Сэлинджера нелюбовь к театру?

- Я бы вам возразил. Сам Сэлинджер, когда был совсем молод и учился в военной школе, он как раз играл в местном театре. Более того, он ведь не планировал стать писателем, а хотел быть сценаристом или драматургом. К этому у него был колоссальный интерес.

Сэлинджер вообще любил идею актёра. Если вы посмотрите на его тексты, то его любимые персонажи, например, Фрэнни и Зуи, – это актёры. Ему нравилась идея претворения в другого. Актёр, который берёт на себя чужую маску. Вот этот прием был для него такой частой практикой, о которой он много говорил в текстах. Опять же, мы можем судить об этом по косвенным свидетельствам.

- Однако Холден Колфилд явно пренебрежительно относится к сцене...

- Сэлинджер ценил театр, только не тот театр, в котором всё однозначно. Он не любил театр внешних эффектов, действующих на публику. Вот этой профессиональной драматургии, такой, как он считал, нечестного театра. А сама идея театра Сэлинджеру была близка.

Его тексты очень сценичны. Вы знаете, экранизаций его романа нет, потому что он запретил. Но существует замечательная экранизация рассказа Сэлинджера «И эти губы, и глаза зелёные», которую сделал Никита Михалков. Это была его дипломная работа. Очень хороший фильм, хотя я не могу согласиться с его концепцией. Там играют Лев Дуров, Александр Пороховщиков и Маргарита Терехова. Очень сильная, театрализованная картина.

Сэлинджер создал для нас такую загадочную конструкцию, в которой мы как в зеркале видим самих себя. В этом, мне кажется, его феномен, и его жизнь служит подтверждением этому.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру