Почему?
Почему не отметить праздник Водосвятия в теплое время года, когда каждый может окунуться в нехолодный водоем? Нет, нужны непременные тяготы, преодоления и сопряженные с ними дискомфортные неудобства, риск занемочь.
Ведь приноровлен же светлый день Воскресения Христова к весеннему возрождению. Значит, можно согласовать библейские и нынешние времена.
Нет, о каких-либо преференциях для человека речь не идет.
Судьба
Приехал проведать друга в больницу и скончался. Врачи не смогли его спасти.
А не поедь он в медучреждение, не окунись в обморочно-удушающую атмосферу мнимой стерильности и камфорных медикаментозных запахов, не погрузись в тревогу, непременную в подобного рода заведениях, может, ничего трагического с ним бы не произошло.
Теперь вдобавок вообразите состояние того, к кому он наведался. Человек с воли, то есть, по сути, вероятнее всего, здоровый, дал дуба. Каково же находящимся в палатах? Готовящимся к операции… Или выздоравливающим после тяжкого недуга? Усугубил — вот что можно сказать об этой ситуации.
Что такое флюида?
Флюида — как микроб, только микроб не виден, а флюида ощутима. Если чувствуешь, что от кого-то исходят флюиды, обходи его стороной, иначе какая-нибудь непременно прицепится, усядется на тебя, и от нее не избавишься, будешь ею инфицирован, а противоядия от флюид не существует, станешь заразным, нерукопожатным, прокаженным — на особый флюидный лад. А кому такое нужно? На кой такое сдалось?
Кто лучше?
Знаю: он — вор. Но какой обаятельный, легкий, улыбчивый. Не жадный!
И вот пришли честные — угрюмые, упертые, неулыбчивые.
И жлобистые до помрачения — удушатся за копейку.
Ну и с кем, я вас спрошу, легче и проще?
Не в том дело, что воришка мне ближе и понятнее и с таким разбитным сподручнее столковаться, а в его отношении к жизни — по сути своей железобетонной, подавляющей, зубодробительной. Он ее нажиму не поддается, увиливает, ускользает из-под молоха, порхает (в пределах возможного), а душители и жлобы априорно присоединяются к попранию, выступают на стороне угрюмости.
Дырки в сыре
Жаловаться, стенать, причитать можно постоянно, всегда найдется, на что посетовать и о чем погоревать.
А вы ищите позитив — лазейки в сплошняковом монолите, в кромешной непрогляди!
Этот поиск, конечно, можно уподобить поиску дыр в головке сыра: что в них, этих воздушных пузырях, хорошего, какой в них прок?
Но все же они — разнообразие в однородной консистенции, и с ними веселее — ну как если утопленник, погружаясь в пучину, пускает пузыри, а не безучастным камнем идет на дно.
Удар
Влюбился в учительницу. Родители не позволили ему на ней жениться. Они лучше знали, какая невеста ему нужна.
Но ни с одной другой он ужиться не мог. Стал выпивать. Однако от природы был сообразителен, неплохо учился, окончил институт, стал начальником. Прижил дочь от сотрудницы. Свои отношения они в коллективе скрывали, поэтому девочку зарегистрировали с вымышленными данными.
Шло время. Он состарился. Мать девочки умерла. А девочка за ним приглядывала.
Пришла пора думать о завещании. И тут выясняется: постороннему человеку он не может передать ни квартиру, ни дачу.
Пришлось проводить экспертизу, тест на отцовство.
Тут и начинается главное. Экспертиза показала: он ей не отец. Был другой биологический папа.
Удар. Да еще какой. Но девочка его не бросила, ухаживала. Добрая девочка.
Буль-буль
Да, каюта у меня комфортабельная, просторная. Я с удобством в ней расположился.
Но корабль идет на дно.
Да, могу совершать моционы по палубе и дышать свежим морским воздухом.
Но корабль, на котором плыву, идет на дно. И это слегка беспокоит и нервирует меня.
Да, официанты приносят изысканные блюда. И напитки. Но эти напитки навевают мысли о воде за бортом.
Я наслаждаюсь вечерними концертами в салоне для пассажиров первого класса.
Но корабль тонет, и это портит эстетическое восприятие.
Да, я в порядке и прекрасно выгляжу. И одет по последней моде. Но…
Буль-буль.
Случайные черты
Допускаю, что Сталин, баловавшийся стихосложением (и, возможно, мнивший себя поэтом), читал строки Блока: «Сотри случайные черты, и ты увидишь: мир прекрасен». И воспринял призыв конструктивно и деловито: принялся стирать (будто мягким ластиком) мешавшие прекрасности подробности: не приглянувшихся ему людей (врагов народа), несправедливые межгосударственные границы, архитектурные излишества (вроде Сухаревой башни).
Гитлер, который был не чужд художнических амбиций, тоже стирал уродства — еврейские лавчонки и цыганские таборы, сжигал книги не нравившихся ему авторов, уничтожал обитателей сумасшедших домов.
И вот по мановению таких созидателей лучшего мир становился прекраснее и прекраснее.
Что у трезвого на уме
Я завороженно слушаю его на митингах.
— Долой несправедливость! Позор зажравшимся олигархам! — кричит он.
Меня буквально начинает колотить дрожь праведного гнева, когда он призывает:
— Добьемся всеобщего равенства!
Потом мы идем в кафе. Или к нему домой, где он позволяет себе сбросить напряжение и расслабиться. Выпив, он говорит:
— Слава нашей великой и могучей стране! И ее руководителям!
А другой мой приятель в трезвом состоянии возглашает:
— Слава нашим руководителям!
А когда выпивает, бьет себя кулаком в грудь:
— Я не такой, я ненавижу их самодурство!
По течению
«Моим мнением никто не интересуется. Потому что его нет», — думал самокритичный человек.
А знавший себе цену и не собиравшийся ее занижать в угоду самокритичности негодовал: «Почему с моим мнением не считаются?».
Правитель страны учитывал мнение того и другого, но старался о чужих точках зрения вообще не думать.
Так эти трое и дрейфовали по течению времени, а оно забавлялось, завинчивая кораблики их жизни в своих водоворотах.
Куда бежать?
Рассказ о человеке, который сбежал из поправшей его права страны в далекую Латинскую Америку, где устроился работать в процветающую фирму и был очень доволен своим переездом, пока не узнал, что принадлежит эта фирма ускользнувшему от наказания гитлеровцу. И тут наш герой понял, что бежать-то некуда.
Шпион
Поймали американского шпиона на ликеро-водочном заводе. Он был рабочим на линии розлива. Его завербовали, он передавал в США и Евросоюз секретную информацию по крепости напитков, а это — гостайна. Наниматели платили ему сорокаградусным виски. Он предал наши идеалы и традиции, такому нет места на патриотическом производстве!