Какие были деньги
Однажды я нашел десятку. На заводской свалке. Купюра прилипла к банковской упаковке, ее, видимо, не заметили и выбросили. Побежал в магазин — я мечтал о китайском фонарике. Тогда они всюду продавались. А поселок небольшой, все друг друга в лицо знают. Продавщица отобрала у меня деньги, отдала матери. И мать купила мне школьную форму, две рубашки, портфель и тот самый фонарик. Вот что можно было на десять рублей купить.
Как воровали
Я впервые очутился у этой заведующей складом дома. Что значит отвечать за канцтовары? У ее внука на столе красовался госзнаковский перекидной календарь. У нее самой на туалетном столике стоял обычный казенный перекидной календарь. У дочери на подоконнике стоял еще один. А уж бумагой, картонными папками, клеем и шариковыми авторучками были завалены буквально все углы.
Как отдыхали
Что такое специализированный ведомственный санаторий? Это значит: все друг друга знают, посторонних на территории нет, ворота запирают в одиннадцать вечера.
Он и я зачастили в соседний, к девушкам. Я, когда возвращался поздно, платил охраннику копеечку — и мне ворота открывали и впускали. Как поступал он? Шел на пляж, ночевал в кустах, а в шесть утра, с первым солнышком, когда ворота открывали, снимал рубашку, закатывал брюки и бегом возвращался на территорию, будто после зарядки и пробежки. Чтоб никто против него не имел никаких фактов. Конспиратор!
Как ремонтировали
Сантехник подошел к раковине, отвернул кран — и отбежал на приличное расстояние. Из крана пошла мутная вода, пошли выходить воздушные пробки — с шумом выстрелов и как бы отплевыванием, далеко разбрызгивая воду вокруг.
Как стригли
Удивительно, меня приняли на работу в цирюльню гостиницы «Метрополь». Потом, когда с треском выгоняли, начальник отдела кадров, лысый кагэбэшник, хватался за полированную голову:
— Как я мог его оформить на ответственную должность?
Постояльцы, сплошь иностранные, находились под неусыпным надзором. В номерах стояли прослушивающие устройства, швейцары и официанты носили погоны (не явные, конечно), горничные и коридорные принадлежали к когорте проверенных, при чинах и званиях соглядатаев.
Сам того не ведая, я затесался в их заповедник.
Стриг. Делал головы квадратными, а виски разными: один — прямой, другой — скошенный, оставлял слева заросли, справа — пожинал налысо. (Искал прообраз нынешних модных причесок.) Мой стиль пользовался популярностью у зарубежных остолопов. Я их обкарнывал, а они, вернувшись на родину, видимо, похвалялись: таков фирменный советский модерн… К счастью, никто не просил о бритье (мог зарезать по неопытности, не умел обращаться с опасными лезвиями).
В том зеркальном зале, где блистал я, работал подлинный мастер своего дела Борис. Он посмеивался, глядя, как расправляюсь с не умеющими объясниться и выразить негодование (поскольку не владели русским устным) интуристами. Одного старичка-миллионера (ему предстояли важные деловые переговоры в Кремле) я превратил в подлинного карикатурного дядю Сэма с ощипанным черепом. Этому худющему толстосуму невозможным показалось после моих эстетических ухищрений являться на людях с встопорщившимся куцым хохолком. Он кричал (я его понимал, но прикидывался не знающим зарубежного сленга) о личном парикмахере, которого не успел посетить у себя на родине, а мне чихать было на его гнев и привычки. Борис сбрызнул вздыбленный хохолок крикуна нашим отечественным лаком, торчавший клок прилип к пятнистой пигментированной лысине (возможно, намертво — знай качество русского клея, иноземец!), компромиссная мера примирила разбушевавшегося гостя с его собственной врожденной непрезентабельностью. Поостыв, он счел возможным принять участие в бизнес-встрече. Его пришлепнутая прядка стала решающим фактором для подписания с ним контракта: безумного плешивца, ровесника наших вождей, посчитали заслуживающим коммунистического доверия. Он выразил мне и Борису благодарность. Личный парикмахер, должно быть, изрядно попотел, восстанавливая черепную растительность скандалиста.
Прокололся я, согласившись пойти со случайным клиентом — после завершающей стадии охорашивания: помывки головы и укладки волос феном — в валютный бар. Официант (в чине лейтенанта) смотрел изумленно распахнутыми глазами. Никому из персонала не дозволялось вести с прибывшими из-за кордона идеологическими врагами приватные беседы. О любой произнесенной или услышанной фразе, о любом ненароком заданном потенциальным разведчиком вопросе (к примеру: «Как пройти на улицу Горького?») следовало немедленно доложить начальству (гардеробщику-майору, а он по цепи передавал поступившую информацию дальше и выше — полотеру, электрику, телефонисту, метрдотелю, а тот на Лубянку). Старожилы гостиничного доносительства гадали: может, мне разрешены неформальные вольности (а то и вменены в обязанность)? Может, выведываю у лохов военные секреты? На всякий случай настучали.
Увольнение было предрешено.
Как вообще обстояло дело с гостиницами
Пока я разговаривал с коридорной дежурной по этажу, вывалился тип с выпученными глазами и заорал:
— У меня в номере обвалился потолок! Меня чуть не убило.
Дежурная посмотрела на него холодно и укоризненно, после чего устало обратилась ко мне:
— Продолжайте, очень интересно то, что вы рассказываете.
Я продолжил.
— Разбился графин и стакан, — орал тип.
Она опять недовольно на него покосилась.
— Не хотите принимать меры? Буду жаловаться! — и он побежал прочь.
— Постойте, вы из какого номера? — крикнула ему вслед дежурная.
Он не ответил.
— Глухой, а еще чем-то недоволен, — сказала она.
Как ходили в рестораны
Валерий непременно хотел нас отблагодарить и звал в ресторан.
— В ресторане хорошо, — соглашались мы. — Но на твою зарплату не разбежишься.
Он нашел компромиссный вариант:
— До ресторана где-нибудь перекусим.
Мы пошли к Элке. У нее были впрок заготовлены котлеты. Двадцать штук котлет. Десять мы умяли. Потом двинули в злачное заведение.
К стеклянным дверям тянулась очередь. Из-за дверей скучно взирал швейцар. Валера сделал козыряюще-ныряющее движение. Швейцар посмотрел на него полупрезрительно, но выглянул.
— Чего надо?
— Хотим внутрь, — жалким голосом сказал Валера.
— Те, которые хочут, уже там, — сказал швейцар и захлопнул дверь.
Мы почувствовали себя сиротливо. Какие-то люди запросто шли в зал, их впускали беспрепятственно.
— Валера, — наконец, возмутились мы. — До каких пор будешь нас мариновать?
Он сорвался с места и устремился к двум собиравшимся войти молодым людям. Принудил их к рукопожатию и что-то сказал, они пожали плечами и разом посмотрели в нашу сторону. После коротких переговоров Валера вернулся к нам.
— Порядок, — заверил он. — Они всё устроят.
Минут через двадцать один из парней действительно появился и поманил нас. Но когда мы сорвались с места группой, замотал головой и изобразил указательным пальцем левой руки единицу, указав на Валеру.
Валера исчез за дверью.
Через некоторое время он вышел с озабоченным видом.
— Ребята, — сказал он. — Свободных столиков действительно нет.
— Не умеет ничего, ничего не умеет, — отчаялся Виктор. — А мы его на работу в наш отдел приняли… С виду оборотистый.
Валера снова исчез и вернулся, сияя.
— Нам страшно повезло, — сообщил он. — Я договорился. Мне дадут бутылку водки.
— И что с этой бутылкой делать? — спросил Виктор.
— Не понимаешь? — отчаянно махнул рукой Валера. — Время одиннадцать. Магазины закрыты. Где сейчас что-нибудь купим?
— Без закуси придется, — сказал я.
— К Элке пойдем. У нее котлеты остались, — сказал Валера.
Как давали ордена
В положении черным по белому: орденом Победы награждают только в военное время. Что делать? Либо военные действия развязывать, либо закон нарушить. Решили выбрать меньшее зло: нарушить закон. Его столько раз уже нарушали…
И вот на всю страну 5 орденов Победы. Четыре вручены в военное время, а один… Ох, морока была.
