«Король Лир» в постановке Льва Эренбурга рождался чуть ли не пять лет. Он близок к площадной народной стихии. В этом смысле сделан реверанс в сторону «настоящего» Шекспира, пьесы которого давно стали полигоном для самых невероятных экспериментов. Зритель попадает в подвальный полумрак, где герои скучены в замкнутом пространстве среди повешенных. Это царство виселиц с болтающимися манекенами, бутафорскими трупами, голубями из тряпок. В руках актеров — откровенный реквизит, будь то кинжал или кубок.
Короля Лира играет Евгений Карпов. Это его герой превратил свое царство в кровавое месиво, усеянное трупами. Это он воспитал жестоких, лживых дочерей, в которых нет ни капли благородства. Регана принимает любовника, сидя на бездыханном теле своего супруга. Даже Корделия — уродливое существо, не ведающее любви и сострадания. Здесь каждый второй по локоть в крови. Такова система. Рядом с Лиром — шутиха, напоминающая в исполнении Татьяны Рябоконь современную бомжиху. Надежнее никого у него нет. Для режиссера существенно то, что Лир — не старец, а мужчина в расцвете лет. Ему жить да жить, но голова пробита в бою, вот он и утратил рассудок. В мире, захлебнувшемся в крови, где ты так наследил, надо хорошенько подумать о собственном спасении, как-то обезопасить детей. Вот Лир и делит страну на куски, распределяя их между дочерями.
Лев Эренбург назвал свой спектакль кровавой клоунадой. «Король Лир» сложился в историю о том, как благие намерения приводят к необратимым последствиям, если сопряжены с фанатизмом и жестокостью. Чума косит людей, превращая землю в безлюдную пустыню, и это откликается в зале свежими ассоциациями. Чрезмерная актерская экспансия, переходящая в бессмысленный крик, разрушает то, что хорошо задумано. Камерное пространство требует зловещей тишины.
«Наводнение» в Русском драматическом театре им. Н.А.Бестужева в Улан-Удэ режиссер Сергей Левицкий, ставший еще и художником спектакля, определил как «почти кино в семи главах». У Замятина их тоже семь. Когда-то он написал: «Всякое сегодня — одновременно и колыбель, и саван: саван — для вечера, колыбель — для завтра». Но завтра тут не наступит никогда, а колыбель не спасет мир от савана.
Зритель не покидает пределов просторной светлой комнаты с развевающимися на ветру белыми занавесками, где живут вполне интеллигентные люди. Они любят друг друга какой-то скучной и унылой любовью. Иногда открывается дверь в ванную комнату, где герои моют руки, принимают душ и даже занимаются любовью, а зрители подглядывают за самыми интимными моментами их жизни. Софья в исполнении Лианы Щетилиной чаще всего находится одна, даже если рядом любимый муж Трофим. Достаточно его фразы «Детей ты не рожаешь, вот что», чтобы найти причину бед. Бесплодие жены становится причиной его охлаждения. Когда в доме появится приемная дочь Ганька, все изменится. Трофим воспылает к ней страстью, которая выглядит на сцене, пожалуй, смешно. Дойдя до черты, Софья бессознательно совершит зло. Как Раскольников, возьмет в руки топор. Вслед за преступлением придет раскаяние. Ганька в платье кровавого цвета будет преследовать ее постоянно. На голову несчастной Софьи буквально с потолка начнут падать куски штукатурки, и актриса будет филигранно уворачиваться от камнепада. Неверный шаг — и производственная травма.
Сергей Левицкий весь спектакль просидел на авансцене в ногах у зрителей. Многие недоумевали по этому поводу, ждали, что ружье наконец выстрелит и режиссер начнет действовать, как это делал, допустим, Юрий Любимов, вынимая фонарик и направляя его на артистов. Но Сергей Левицкий всего лишь контролировал процесс, а параллельно священнодействовал, и это был отдельный спектакль. Замятина он богато обставил собственными фантазиями. Сразу и не поймешь, какое тысячелетие на дворе, где тот остров, на котором живут герои. Где-то идет вполне современная война. В доме появляется семья беженцев с Балкан. И нам только кажется, что взрывы гремят там, где нас нет. Они рядом, катастрофа неизбежна. Рождение долгожданного ребенка не избавит от страданий. Всюду фатальная нелюбовь, напрасная кровь. Режиссер, по его собственному признанию, исследует природу насилия, от маленького бытового до насилия в рамках планеты Земля. «Маленькая война всегда предтеча войны большой», — прямолинейно доказывает свои тезисы Сергей Левицкий в ущерб звучной прозе Замятина. Она тоже становится полигоном для радикальных фантазий. Шекспир не одинок.
