Перед началом спектакля звучит голос Константина Хабенского, призывающего публику выключить мобильные телефоны. Совсем недавно это делал Николай Чиндяйкин. Нововведения, что называется, начинаются с вешалки. Публику в день премьеры угощали шампанским, и это настраивало на нужный градус, что было очень гуманно со стороны театра, предложившего зрителю хмельное сновидение.
Единственная завершенная пьеса Венедикта Ерофеева «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» написана в 1985 году. Будучи обладателем школьной «золотой медали», куда только не поступал многострадальный Веничка, где только не учился. Изо всех высших учебных заведений был изгнан, стал вечным грузчиком и сторожем, завсегдатаем вытрезвителя и самым свободным человеком на земле. События в его пьесе происходят накануне Первомая в психиатрической клинике и навеяны воспоминаниями автора пьесы от пребывания в больнице им. Кащенко. Выглядит это на сцене как черно-белое кино. Художник Евгения Шутина все выдерживает в монохроме, и только красная вязаная шапка на одном из героев, которого играет Игорь Верник, становится яркой отвлекающей мишенью.
Уланбек Баялиев поставил спектакль об отсутствии любви и ненужных стране людях. В результате получилась фантасмагория, где любовь все-таки есть, а герои — милые обитатели милой и смешной палаты номер 3. Не более того. Нам предлагается фактически два одиноких голоса, вернее, соло Гуревича—Назарова и выход с цыганочкой больничного пахана Прохорова—Игоря Верника, находящегося в таком упоении ролью, что его бенефис перекрывает робкие голоса всех других обитателей лечебницы. Больница тут все равно что тюрьма, хоть и сказочная, нравы в ней царят соответствующие.
Первое и второе действия — это из разряда «почувствуй разницу». Если в первом все построено по законам драмы, то второе превращено в музыкальный дивертисмент, вспыхивающий как искра, стоит только обитателям этой обители скорби, условным душевнобольным, а по большей части абсолютно здоровым советским гражданам, принять на грудь из загадочной бутыли, раздобытой Гуревичем. Тут-то начнется пьяный карнавал. Все запоет и заиграет, зазвучат частушки и «Время, вперед!» Георгия Свиридова, популярная песня про «ярмарки краски», которую некогда исполняла популярная в СССР польская певица Марыля Родович. К пациентам подключится медперсонал, тоже отмечающий ночью грядущий Первомай. В палате номер 3, где обитают Гуревич и Прохоров, есть даже свой Иисус Христос, которого сыграл один из «психов» Артем Панчик. И такой он фигуристый и маскулинный — залюбуешься. Хор пациентов пропоет во славу Всевышнего «Христос хотел сохранить мир». Песни под электрогитару и синтезатор, на котором самозабвенно играет Игорь Верник, дуэт а-ля милиционерши в мини, исполняющий нечто с упоминанием фамилий Верник и Женовач, космонавты и «татары вялого космоса» — такая ярмарка не снилась и Марыле Родович. Публика запутывается окончательно и бесповоротно, но живо реагирует на приколы и незабвенные фразы из Венички.
Лет восемь назад вышел польский фильм «Под сильным ангелом» Войчека Смажовски, где великолепный актер Роберт Венцкевич сыграл известного польского писателя и хронического алкоголика, в хмельных видениях которого являлся незабвенный Веничка Ерофеев и рассказывал неправдоподобные истории про ударника труда Алексея Стаханова, два раза в день ходившего по малой нужде и один раз в два дня по большой. Смажовски экранизировал книгу польского писателя, многое домыслил, и родилась фантасмагория, одним их героев которой стал даже спившийся на фестивале кинорежиссер. И все было логично и оправданно. В искусстве возможно все, любая небывальщина. Гуревич в исполнении Дмитрия Назарова — артиста большого таланта и удивительной органики — такой же посторонний Веничке человек, как и вышеупомянутый польский писатель. Он получился доброй души безобидным героем, городским сумасшедшим, далеким от какого-либо инакомыслия. При этом в него влюблена больничная дива, находящаяся по другую сторону баррикад. Сотрудники медзаведения, какими мы их видим в «Вальпургиевой ночи», пополнили сонм инфернальных блюстителей порядка и прочих представителей «силовых структур», который наводнил произведения современных режиссеров об инфернальных отделениях полиции и клиниках. Все они танцуют в странной меланхолии, и им ничего другого не остается, чтобы выжить в предлагаемых жизнью обстоятельствах. Жизнь есть сон, побеждающий реальность.
