Как Аркадий Аверченко «спас» замерзающего мальчика

Почему классический рождественский сюжет в дореволюционной России стал поводом для шуток и пародий

В ближайшие десять дней миллионы россиян будут заниматься украшением елок, готовкой оливье и сельди «под шубой». А в качестве застольного киношного фона на экранах всех телевизоров возникнут «Один дома», «Ирония судьбы, или С легким паром». Предлагать взять в эти дни в руки книжку – чистое безумие. Но  попробуем.

Почему классический рождественский сюжет в дореволюционной России стал поводом для шуток и пародий

Будущего недостаточно

В январе 1959 года, за год с небольшим до смерти, Борис Пастернак написал стихотворение «Зимние праздники». Оно, в числе других поэтических текстов, было переправлено им за границу – на родине Бориса Леонидовича затравили за роман «Доктор Живаго» и не печатали.

Будущего недостаточно.

Старого, нового мало.

Надо, чтоб ёлкою святочной

Вечность средь комнаты стала.

Чтобы хозяйка утыкала

Россыпью звёзд её платье,

Чтобы ко всем на каникулы

Съехались сёстры и братья…

В этом стихотворении тоску по Рождеству Пастернак выразил с необыкновенной силой, противопоставив святочную ель казенному советскому Деду Морозу и «Елке в Сокольниках». Для поэта было дикостью, что раньше главным, пусть и незримым, гостем праздника был появившийся на свет Христос, а после 1917 года -  Ленин, играющий с детьми в прятки. (Напомним, что вождь мирового пролетариата был бездетным, по крайней мере, официально – деталь немаловажная).

В отличие от Пастернака, классика юмористической литературы Михаила Зощенко замена рождественских торжеств на Новый год вполне устраивала. В 1939 году, за несколько лет до того, как он сам попал в немилость, Зощенко изобразил безгранично доброго Ильича в «Рассказах о Ленине». Там вождь покупает игрушку незнакомому мальчику и вообще ведет себя подобно «Чудесному доктору» Куприна. С той разницей, что доктор Пирогов оттащил от края пропасти умирающую девочку и ее голодающих близких, а Ленин заботится о простой женщине, пришедшей в Смольный просить пенсию.

Зощенко – похититель Рождества

Михаил Зощенко – писатель удивительный. Его «Лелю и Миньку» можно рекомендовать для семейного чтения как образец абсолютной классики. В то же время, он не смог не раскрыть свои детские травмы, связанные с елкой, в одноименном рассказе. Где юному герою не достались сладости из-за долговязой старшей сестры, поедающей пастилки с высоких веток дерева. Что вылилось в обрушение главного атрибута торжества, порчу подарков и всеобщий скандал, из-за которого провинившихся детей уложили спать.

Эта обида в сознании Зощенко росла и крепла, и вот он уже пишет «Последнее Рождество» - гениальный, но очевидно богоборческий текст о застрявших на пустяковой станции пассажирах поезда:

- Среди пассажиров был еще очень опрятного вида старичок в шубке и в высокой меховой шапке. Сначала старичок, добродушно посмеиваясь, утешал пассажиров, ласково глядя им в глаза, потом принялся подпевать тихим козлиным тенорком: «Рождество твое, Христе Боже наш».

Этот «набожного вида» дедуля предложил раздобыть какой-нибудь еды, чтобы отпраздновать появление на свет Богомладенца – пусть даже в поезде:

- Православные христиане, этот торжественный день мы, конечно, привыкли проводить среди своих друзей и приятелей. Мы привыкли смотреть, как наши маленькие детки прыгают в неописуемом восторге вокруг рождественской елки… Нам нравится, милостивые государи, по человеческим слабостям, откушать в этот день и ветчинки с зеленым горошком, и кружок-другой колбасы, и ломтик гуся, и рюмашечку чего-нибудь этого…

Тьфу! сказал рыботорговец, с омерзением глядя на старичка. Пассажиры задвигались на стульях.

Да, милостивые государи, продолжал старичок тончайшим голосом, привыкли мы проводить этот день в торжестве, но если нет, то не пойдешь против Бога… Говорят, тут неподалеку существует церковка… Пойду я туда… Пойду, милостивые государи, пролью слезу и поставлю свечечку…

Старичок собрал со своих собратьев по несчастью деньги на «ветчинку» и, демонстративно не взяв ни копейки на свечечки, свалил с получившейся суммой. Из-за чего Рождество окончательно стало для литератора последним.

На таких казусах Зощенко чаще всего и строил атеистическую пропаганду. Чтобы «уничтожить» Пасху, он натуралистично изобразил дьякона, случайно наступившего на кулич и счищающего его с сапога щепочкой. («Пасхальный случай»). Мелочь, казалось бы, но вот уже герой произведения говорит: «Я теперь куличи жру такие, несвяченые. Вкус тот же, а неприятностей куда как меньше».

Подобные мелкие неприятности - совершенно несущественны вне мироощущения Зощенко, страдавшего верминофобией (патологическим страхом перед микробами как источниками болезни и смерти) и видевшего спасение для людей в развитии медицины, благодаря которой люди якобы могут обрести вечную жизнь.

Все эти страхи и «старые счеты» с Богом сделали Зощенко поборником «нового мира», в то время как Пастернак выступал за «старый» (а точнее – за вечный). Но, как бы там ни было, антиподом Зощенко все-таки не Пастернак был, а другой классик юмористического жанра – Аркадий Аверченко.

Как мысли черные к тебе придут…

Рецепт от депрессии из «Моцарта и Сальери» Пушкина (Как мысли черные к тебе придут/ Откупори шампанского бутылку/ Иль перечти „Женитьбу Фигаро“) из-за упоминания игристого вина кажутся новогодними, а я их еще и дополню – «перечти заодно и лучшее Аркадия Аверченко».

Это будет уместным и в моменты радости, и грусти. Конечно, не с отчасти пропагандисткой «Дюжины ножей в спину революции» нужно начинать знакомство с этим писателем. (Аверченко вынужден был покинуть Россию во время «большого исхода» белых из Крыма и «наезжал» на большевиков, находясь в эмиграции).

Но и во время гражданской войны литератора не покидала любовь к жизни, детям, семье (любите и производите на свет как можно больше детей – такова формула патриотизма от Аверченко). Ему был присущ здоровый гедонизм. Православные праздники – повод собраться всем вместе за богато накрытым столом. («Индейка с каштанами» отнимет у вас 10 минут, но 100% насмешит и наполнит светом).

Жить – это радоваться. Насладиться вкусной едой. Выпить – или скромную рюмку настойку перед обедом, или напиться до беспамятства, проявив широту русской души. Ухаживать за «женщиночками». Немного похулиганить. Проснуться в полицейском участке, где даже запах – родной. А потом раскаяться, услышав звон колоколов. И заплакать от счастья.

Конечно, на календаре Аверченко Рождество и Пасха были главными событиями. Причем пошутить ему удалось на тему замерзающего в рождественский канун мальчика.

Мальчик, который выжил

«Мальчик у Христа на елке» Достоевского - это хрестоматийная история, произошедшая «в каком-то огромном городе в ужасный мороз». Шестилетний крошка, приехавший с больной материю из глухой провинции, просыпается от холода в подвале, где они нашли приют, – и идет посмотреть на богатых барынь, поедающих пироги, и на кукол, разодетых в красные и зеленые платьица, замиряя от восторга возле каждой сияющей витрины. Но вот его поколотили местные мальчишки, отняли картузик – и никто из взрослых не заметил бегущего в подворотню ребенка, уснувшего и попавшего на елку к Иисусу Христу. (После чего дворники нашли за дровами маленький трупик).

Неужели этот трогательный шедевр пародировал Аверченко? Конечно, нет. Дело в том, что, будучи смехачом, Аркадий Тимофеевич был еще и успешным издателем – он выпускал самый популярный в Российской империи журнал сатиры и юмора «Сатирикон» («Новый Сатирикон» с 1913 года). К тому времени тема, поднятая Федором Достоевский, была уже обыграна редакционными писаками миллион раз. Год от года в печати появлялись слезливые поделки на тему страдающих детей – с нарочитым назидательным финалом. Эти сочинения надоели населению даже больше, чем рассказы о партии – жителям СССР.

И вот из-под пера Аверченко выходит «Тысяча первая история о замерзающем мальчике».

Был вечер кануна Рождества.

Холод всё усиливался, и ветер дул грубыми бессистемными порывами, морозя нос, щеки и всё, что беззаботный прохожий беззаботно выставлял наружу…

А наверху, над крышами многоэтажных домов, ветер совсем сбесился: он выл, прыгал с крыши на крышу, забирался в дымовые трубы и с новой силой обрушивался вниз.

Беллетрист Вздохов и художник Полторакин бодро шагали по покрытому снегом тротуару, закутанные в теплые шубы.

Оба спешили на елку, устроенную издателем газеты, Сидяевым, оба предвкушали теплую гостиную, сверкающую елку, щебетание детей и тихий смех девушек.

А мороз крепчал.

— Ужасно трудно писать рождественские рассказы, — пробормотал, отвечая сам на какие-то свои мысли, Вздохов. — Пишешь, пишешь — и обязательно или в банальщину ударишься, или таких ужасов накрутишь, что и самому стыдно…

Он приостановился и обернулся к впадине неосвещенного, полузанесенного липким снегом, подъезда.

— Гляди-ка! Что это там?

Приятели приблизились к подъезду и разглядели у дверей чью-то маленькую скорчившуюся фигурку.

— Что это он там?

— Эй, мальчик, как тебя! Что ты тут делаешь?...

Два, как сейчас сказали бы, «сотрудника СМИ», наконец-то воочию увидели шаблонного погибающего мальчика – и продолжили свой путь:

Голоса разговаривающих замолкли в отдалении. Мальчик в углу подъезда тоже замолк. Постепенно его темную фигуру совершенно занесло белым снегом.

И замерз он так, совсем замерз, не подозревая даже, что это — затасканный сюжет.

Аверченко в других текстах покажет и «летнюю версию» пародии. Его комичный рассказ «Мальчик Казя» построен на аналогии с рождественским замерзающим мальчиком, что дало автору возможность автору «пренебречь даже такими, казалось бы, важными противоречиями, как те, что:

1) Мальчику Казе было уже 26 лет…

2) Дело происходило не под Рождество, а в июне месяце…

3) Стоял не 20-градусный мороз, а, наоборот, 28-градусная жара.

(Казя далее отнюдь не погиб, а познакомился с глуповатым помещиком, устроился к нему «управляющим» и обобрал до нитки).

Еще одно летнее приключение – наполненный веселостью текст «Мать», о живущих на пустующей даче супругах, разместивших в газете объявление:

«Молодая бездетная чета, живущая на даче в превосходной здоровой местности, имеет лишнюю комнату, которую и предлагает мальчику или девочке, не имеющим возможности жить на даче с родителями. Условия — тридцать рублей на всем готовом. Любовное отношение, внимательный уход, вкусная, обильная пища».

И получили просьбу временно приютить «малютку Павлика, который в этом году лишен возможности подышать и порезвиться на свежем воздухе», оказавшегося 19-летним дитиной с пачкой папирос. Если хотите узнать, почему Павлика напоили коньяком и подбросили в пустой вагон товарняка со словами: «Боже, Защитник слабых!.. Охрани малютку…» - найдите этот рассказ. И, по возможности, «подружитесь» с Аверченко.

Желаю приятного чтения!

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру