Выставка начинается с зарисовок вернисажей, которые показывают, насколько популярны были парижские Салоны – выставки Королевской академии живописи и скульптуры. Первая из них состоялась в 1667 году во дворе дворца Пале-Рояль по инициативе короля Людовика XIV и его «правой руки» Жан-Батиста Кольбера. Каждая выставка бурно обсуждалась светским обществом, но все больше устно. А в середине XVII века благодаря Дени Дидро художественная дискуссии вышла на другой уровень. К тому моменту, когда он начал писать в журнале «Литературная корреспонденция» о Салонах, выставки уже были важным культурным и социальным явлением, которые были в светской повестке дня с открытия до последнего дня выставки (а она начиналась в конце августа и шла больше месяца). Вернисажи проводились в нескольких точках Парижа, одной из главных был Лувр. Собственно, благодаря этим регулярным вернисажам королевская резиденция в итоге и превратится в музей, который сегодня держит пальму первенства по посещаемости в мире.
Вот одна из гравюр – работы Пьетро Антонио Мартини – живописующая атмосферу, что царила в Лувре в дни, когда там проходил Салон. Все стены сверху донизу увешаны картинами так, что между ними нет зазора. При этом в верхнем ряду – работы на исторические, мифологические и библейские сюжеты, ниже – портреты, бытовой жанр, пейзажи и натюрморты. Экспозиция представляла публике структуру и идеологию Академии, основанную на принципе иерархии жанров, которые сформулировал ее почетный секретарь Андре Фелибьен в 1667 году. Первый зал выставки в Пушкинском музее погружает зрителя в атмосферу Салонов того времени – перед нами пример такой плотной шпалерной развески. Следующий же зал рассказывает, как сложившаяся к XVII веку салонная традиция расцветает новыми красками благодаря хлесткому перу Дени Дидро.
В 1759 году его друг Фридрих Мельхиор Гримм предложил Дидро писать для рукописного журнала «Литературная корреспонденция», который рассылался по подписке десяткам монархов Европы, включая Екатерину II. Всего Дидро рецензировал 9 выставок в Лувре – с 1759 по 1781 годы, за исключением нескольких лет, когда отсутствовал (например, в 1773 посещал Голландию и Россию). Заметки Дидро эмоциональны, а оценки не отличаются постоянством. Одним и тем же художником он мог восхищаться и тут же решительно критиковать – как часто бывало в отношении Верне и Шардена. К слову, современная критика пользуется методом «кнута и пряника» Дидро с завидным постоянством.
«Смерть Виргинии Дуайена – огромное полотно, где много хорошего. Недостаток ее в том, что главные фигуры малы, а второстепенные детали велики. Виргиния не удалась. Привлекательны не Аппий Клавдий, не отец, не дочь, а люди из народа, воины и прочие; они великолепны», – пишет Дидро. Или вот еще показательный пример – отзыв на картину Франсуа Бернар Леписье: «Никогда я не слыхал, чтобы так восхваляли какую-нибудь картину, как этот мерзкий "Семейный портрет". Эта недостойная мазня вызывала одобрение зрителей, я то и дело слышал их восторженные восклицания». Порой Дидро, казалось бы, просто описывает картину, но так, что расставляет акценты, за которыми читается оценка: «Между стариком и его зятем протиснулся малыш и предлагает больному щегленка. Как он держит птицу! Каким движением вручает ее!». Некоторые Салоны описывает, приводя свой разговор с кем-то. Иные описания так точны, что по ним удалось восстановить не дошедшие до наших дней произведения, среди них, например, аллегорическая скульптура «Меланхолия» Этьена Мориса Фальконе.
Словом, выставка, которая позже будет показана в Эрмитаже, больше об искусстве слова, нежели об искусстве изобразительном. Слова, которое увековечило изображение. Здесь мы по текстами, написанным на доступном зрителю любой эпохи языке, можем заглянуть в момент рождения искусства критики. А оно не зашифровано в сложных искусствоведческих пассажах, а написано легко, умно и с юмором. Точкой притяжения на выставке стало пространство, где создается обстановка условного кабинета Дидро. Перед нами стол, стул, книги и руководи писателя, а напротив – произведения, которые были или могли быть в том кабинете. И тут слово снова выходит на первый план – в описание приводится текст Дидро, где он иронично сравнивает свой старый кабинет со старым халатом, который ему дороже нового, подаренного одним состоятельным почитателям. Эта метафора во многом отразила эпоху, когда от острых высказываний писателя потихоньку ломались академические традиции, а свобода слова и мысли набирали силу, чтобы позже вылиться в бурные события Великой французской революции под девизом «Свобода, равенство, братство».
