«В церкви так правильно звучит голос»
Судите сами. Он появился на свет в селе Усть-Уса в Республике Коми, то есть в такой глубокой провинции, о которой и слышали-то краем уха. «Отец шел за оленями, мать шла за отцом, и где-то там по дороге родился я», — смеясь, рассказывал он мне. Хотя в этой фразе терпкости иронии было куда больше, чем привкуса шутки. Он провел свое раннее детство под северным сиянием. «Я помню, каким неземным становилось небо».
Его подростковое становление прошло в крошечном волжском городе Юрьевец. «Учились, ходили в походы на Волгу, и он с нами ходил», — вспоминают сегодня его одноклассники, на всю свою жизнь оставшиеся простыми работягами — пойди попробуй найти социальный лифт из Юрьевца. Они благополучно забыли под палантином некой причастности к его сегодняшней славе, каким порой странным казался им в детстве их одноклассник, уже тогда ищущий себя в сценическом пространстве, стремящийся к перевоплощениям и примеряющий на себя необычные образы. А там, где все горбаты, стройность становится уродством — разве не про такие жизненные ситуации говорил Бальзак?
В отличие от той же Аллы Пугачевой — москвички, студентки престижного музыкального училища, которая с 16 лет крутилась во взрослом шоу-бизнесе, прельщая собой таких значимых для продвижения персон, как редактор радиопередачи «С добрым утром!» Трифонов, руководитель легендарных «Веселых ребят» Слободкин, руководитель эстрадного оркестра Армении Орбелян, — Леонтьев шел к возможностям выступать не на сельских сценах и танцплощадках, а в филармонических залах, а уж тем более попадать в радио- и телеэфиры, самым тернистым путем — долго и мучительно. И путь этот был через конкурсы самодеятельности, через выигранное в Сыктывкаре в качестве приза за победу в региональном конкурсе «Песня-72» право обучиться в «Творческой мастерской эстрадного искусства Георгия Виноградова» в Москве, через бесконечный гастрольный путь по деревням и поселкам. «Я никогда не забуду свое первое выступление в статусе профессионала, — рассказывал он мне, — это было в 1972 году в деревне Лойма в Республике Коми. Стояла лютая зима. Концерт разрешили провести в здании бывшей церкви. Там было так холодно, что первым делом мы отрыли дрова из сугроба, полили их бензином и растопили печку. Но забыли открыть вьюшку, пошел угар, долго проветривали помещение. Потом натопили-таки и стали ждать, кто же придет. Пришло человек тридцать. И я честно пел им все, что было тогда популярно. Имел успех. В церкви так правильно звучал голос!»
А еще он вспоминал, как однажды в самом начале его творческого пути сломался при минус 35 где-то в глубоком северном бездорожье гастрольный автобус. И артисты за сутки, пока их не подобрал чудом проехавший по дороге тягач, уже распрощались с жизнью. Пожгли все шины, пытаясь согреться, и действительно находились на краю гибели. «У одной из наших коллег была с собой клетка с хомячками, — вспоминал Валера, — она их обожала, души не чаяла и везде возила с собой. Зверьки испытания гастрольной жизнью в ту ночь не перенесли. И мы готовились последовать за ними. Так было обидно — в самом начале...»
Смешно и одновременно страшно, но к славе — настоящей, всенародной — он пришел гораздо раньше, чем получил официальное признание властей. По сути, в эфир Леонтьев прорвался уже народным артистом глубинки. Это потом — через несколько прожитых жизней — ему стоя будут аплодировать снобы и рокеры, хиппующая молодежь и потомственная интеллигенция, спорткомплекс «Олимпийский» и Государственный Кремлевский дворец, публика Индии и Израиля, Австралии и Штатов, а авторы начнут выстраиваться в очередь, чтобы показать свои лучшие творения. А зародилась-то его слава в бесконечных провинциальных домах культуры, оттого и имеет она настолько прочный, народный фундамент, что не выбить никакой желтой прессе, через которую частенько запускают про него злобные фейки менее удачливые коллеги по сцене.
Леонтьев и Пугачева — две легенды советской и российской эстрады — достигли одинаковых вершин с такого разного старта и используя такие разные приемы, о которых даже смешно говорить. Это очевидный факт не только для любого здравомыслящего человека, но даже для фанатов Примадонны.
По идее, то, чего добился в своей жизни Валерий Леонтьев, — воплощение классической американской мечты. Похожий путь, хлебая насмешки, от ворот повороты, нищету и многоминутное отчаяние, прошли Адриано Челентано, Аль Пачино, Курт Кобейн, Джим Керри и другие состоявшиеся не по праву рождения, а в результате жесточайшего естественного отбора крутые мировые звезды. Лучшие.
Как удалось Леонтьеву преодолеть путь от толкающего тачки с кирпичами подсобного рабочего на кирпичном заводе в Юрьевце до звезды мирового уровня, получившего в Монако премию World Music Awards за самое большое количество проданных в СССР пластинок — более 25 миллионов за один год, — не скажет никто. Это такая же загадка, как природа электрического тока. И то, и другое из разряда «а бог его знает».
Но он получил эту заветную для любого исполнителя премию — первый из советских и российских исполнителей. Еще тогда, когда ее только-только учредили и она была свежа и неподкупна. «После награждения нас пригласили на ужин к принцу Альберу Гримальди — потом он стал правящим князем Монако. Много там было кинозвезд: Урсула Андресс, Дэвид Хассельхофф, Грейс Джонс… Кайли Миноуг подсела ко мне поболтать, но я по-английски с грехом пополам, — она немножко пощебетала и упорхнула», — Валера рассказывал мне о том, как проходила церемония награждения, без особого придыхания. С того давнего 1991 года его возвеличивали уже не раз.
«В СССР секса не было, а у меня был!»
Значимость артиста определяется не количеством публикаций в СМИ, не званиями и наградами, и даже любовь зрителя — это только мера славы. Значимость для истории выражается в том вкладе, который внес артист в развитие выбранного им жанра.
Леонтьев не просто внес значительный вклад, он вывернул свой жанр эстрадного исполнения наизнанку, это он — родоначальник шоу-программ в СССР. И, соответственно, в России.
Это именно Валерий Леонтьев превратил песни советской эстрады в фантастическое действо, полное перевоплощений, света, невероятных декораций, работы сложной техники, обеспечивающей ему возможность летать, попадать под внезапно низвергавшиеся водопады, ходить по высоким мостам и обрушиваться вниз, мчаться по хайвеям, мгновенно исчезать с глаз зрителей, проваливаясь в тайные люки, и появляться буквально ниоткуда. Он первый начал ставить песни как спектакли, сценически проигрывая их, сопровождая исполнение работой балета. И довел свои идеи до уровня мирового шоу. «Жанр таков, где все должно светиться, вертеться, удивлять и поражать, и никому это никогда не надоедает, если в центре находится яркий артист, который всем этим владеет, крутит и зажигает», — говорил он мне.
Леонтьев порвал стереотип отношения советского зрителя к артисту, став буквально западным «кумиром и секс-символом». Он приучил публику к тому, что артиста можно и нужно обожать и жаждать, а тот обязан эти страсти по себе отрабатывать — вызывать и эмоциональный восторг, и сексуальное желание. И это тогда, когда в школе за накрашенные ресницы у старшеклассниц их родителей вызывали в школу. А его коллеги стояли в строгих костюмах перед микрофонами, боясь лишний раз шелохнуться. «В СССР секса не было, а у меня был!» — сказал он мне, объясняя, как ему удалось вынести на сцену не только голос и манеру исполнения, движения и танцы, но и провокационные наряды и — о ужас! — обнаженные грудь и плечи, ноги и руки. Его тело всегда выглядело безупречно. «Я таскал за собой по гастролям штангу!» — признавал он, скрывая при этом, что еще и каждый день недоедал, чтобы сохранить свой любимый вес — 70 - 75 килограммов. Но, демонстрируя культ тела, Леонтьев много занимался самообразованием, нарабатывая интеллект через чтение огромного количества не совсем популярных сегодня книг. Его область интересов — метафизика, астрономия, естествознание, философия, он поклонник высокохудожественной мировой литературы.
И когда сегодня Леди Гага, Дженнифер Лопес, Рианна и другие звезды (не говоря уже про Филиппа Киркорова) надевают на себя одежду из сетки, они должны помнить, что донашивают за Леонтьевым, причем совсем старое — он так одевался еще при СССР. А если ж они хотят, чтобы их костюмы взорвали шоу-бизнес, то им следует искать собственные провокационные наряды, те, что через двадцать лет начнут надевать их будущие преемники, наивно пытаясь выдать за собственную потрясающую стилистическую находку. А еще им стоит почитать Брэдбери и Хемингуэя, Фицджеральда и Лема или хотя бы спросить у Леонтьева краткое содержание некоторых их произведений.
Но восхищаясь образами Вечного Казановы, мало кто при этом знает, что самого Валеру раздражает, когда его имя в плане одежды упорно связывают только с сумасшедшими сценическими костюмами. «Да, у меня есть шкаф под названием «Поп-звезда», а есть шкаф «Классика», — говорил он мне, — и там у меня висят смокинги, костюмы, галстуки. Я, вопреки стереотипам, приемлю и костюмы, и галстуки — просто все должно быть уместно случаю. Я очень люблю, когда оно все в жилу. Например, когда ты стоишь у рояля в выемке и поешь с Раймондом Паулсом, то не в плавках же стоять! И не в шортах! Это требует академического костюма — и они у меня есть, и я вполне соображаю, когда их надо использовать». Хотя любимый шкаф Леонтьева, по его собственным словам, — «Раздолбай», ближайший литературный аналог — кэжуал (англ. — casual).
«Ложился в гроб и задвигал крышку»
Есть определенные категории гениев, которые обязаны обгонять время. Это поэты, писатели-фантасты, философы, пророки. Артисты, если они хотели бы, чтобы их имя осталось в истории, тоже обязаны уметь быть гостями из будущего. Вот к Валерию Леонтьеву это определение относится в полной мере. Это он первый из популярных артистов спел в музыкальном спектакле. И это были не сегодняшние мюзиклы, представляющие собой кальку с западных проектов. Где приглашенный иностранец-продюсер следит, чтобы спектакль ни на йоту не отличался от оригинала. И артисту остается только старательно копировать первоисточник. Это собственное произведение, написанное специально для Валерия Леонтьева профессиональным композитором Лорой Квинт, и это был не какой-то легкий мюзикл, где слов может оказаться больше, чем арий, а настоящая рок-опера. И исполнял Леонтьев там не просто заглавную партию, а все три заглавных — собственно самого Джордано Бруно, Шута и Сатаны. И не только пел, но и играл этих персонажей, тратя во время спектакля ровно 40 секунд на переодевания из одного героя в другого. Кто-то может назвать еще одного поп-артиста, способного на такие перевоплощения?
Этот спектакль был создан Лорой Квинт персонально для Валеры и остался их собственной рок-оперой, совместно нажитым в порыве страсти и любви творческим имуществом, которым никто больше не сможет владеть, поскольку никто и никогда не сумеет повторить это музыкальное подвижничество.
Жаль только, не нашлось продюсера, чтобы продвинуть эту рок-оперу на телеэкраны, выпустить диск-гигант, донести блестящую работу и композитора, и артиста до самой широкой публики. «Это ведь было мало спеть, надо еще обладать гениальным театральным даром, — говорила мне Лора Квинт. — Я благодарна судьбе, что долгие годы этому необыкновенному, странному человеку принадлежали все мои чувства и вся моя музыка». А Валера вспоминал, как выматывали его три роли сразу, которые он играл с настоящим неистовством. «Темп жизни был просто сумасшедший, у меня за целый день с раннего утра был единственный перерыв перед спектаклем — полчаса. Я падал в гроб, который был задействован в спектакле, задвигал за собой крышку и тут же засыпал. Только в этом случае меня никто не беспокоил, да и то просто потому, что не могли найти».
Культурный код страны
Леонтьев редко выступал в лице поэта и композитора для своих хитов. «Я пробовал, — признавался он мне, — но решил, что профессионально обученные композиторы и поэты это делают лучше». К такому выводу Валеру подтолкнул, безусловно, свойственный ему крайний перфекционизм, поскольку и литературного, и музыкального дара у него достаточно, чтобы самому создавать песни. И в тех произведениях, где он все-таки выступил автором, это выглядит вполне доказательно. Но Леонтьев в другом создатель собственного направления в музыке. Прикладного к ушам зрителей. Это он приучал свою публику к лучшим образцам популярной музыки: от Тухманова и Паулса до Чернавского, пишущего ну совсем не «по-русски», и Евзерова, создавшего для Леонтьева (и через него для зрителей) целый пласт песен как раз очень русских — на стихи поэтов Серебряного века: Блока, Пастернака, Ахматовой, Цветаевой и других.
Увы, зачастую зритель знает артиста только по телевизионным выступлениям, куда попадают лишь форматные произведения. И Леонтьева это суживает как никакого другого исполнителя. Непривычная мелодия, не говоря уже про сложные классические тексты, редко попадает на экраны ТВ (а Валера, выучивший за полвека своей творческой деятельности наизусть порядка тысячи песенных текстов, прекрасно разбирается в настоящей поэзии и ценит ее высоко, что подтверждает и его постоянный автор поэт Николай Денисов: «Если Валеру что-то обламывает в тексте, переделывать придется до победного»). Но если кому-то не нравятся в исполнении Леонтьева «Роза на льду» (прекрасное музыкальное эссе Михаила Герцмана) или «Озеро Чад» на стихи Гумилева, «Волчья страсть» (написанная Евзеровым на стихи Несмелова), «Ангел мой крылатый», созданная со всей женской страстью и любовью Лорой Квит на стихи Петрарки, «Вечный бал», «Белая ворона», «Грешный путь», «Там, в сентябре», «Затмение сердца», «Все чудесно» и множество других не попсовых произведений, это характеризует уровень интеллекта совсем не артиста. Про «Ночной звонок», «Маргариту», «Дельтаплан» (за рождение которого так сражалась музыкальный редактор Джульетта Максимова), «Казанову», «Ярмарки», «Три минуты», «Исчезли солнечные дни», «Виновника» и сотни других песен даже не говорю, они известны настолько, что в любой стране мира могут стать лакмусовой бумажкой для узнавания соотечественников. Достаточно напеть, и на тебя обернутся все русскоязычные, даже если они уже сто лет как иностранцы. И именно это является подтверждением, что Леонтьев принадлежит к тому культурному коду страны, по которому люди узнают в толпе друг друга. И принадлежит заслуженно — помимо огромного развлекательного контента он подарил публике огромный пласт высокоинтеллектуального творчества.
Кстати, лично у меня на двух телефонах в качестве рингтона стоят вокализ Леонтьева на тему «Турецкого марша» Моцарта и в его же исполнении куплеты Мефистофеля из оперы Гуно «Фауст» «Люди гибнут за металл» в роковой обработке. И когда телефоны, бывает, звонят в метро, окружающие прислушиваются с удивлением и иногда спрашивают: не Леонтьев ли это, не послышалось ли им? Да, Леонтьев, да, не послышалось.
Мистер Sold Out
Америка. Для советских поп-исполнителей ее первым открыл Валерий Леонтьев. И не только своим прозвищем Мистер Sold Out, которое получил за постоянные аншлаги на концертах по американским городам и весям. Это он на много лет обогнал время, еще в 90-х первым записав в США с Юрием Чернавским два альбома: «По дороге в Голливуд» и «Санта-Барбара». «Они были модно звучащими», — говорит Леонтьев, но не похваляется этим, а удивляется, почему такая сложная, высококачественная работа, выполненная по международным стандартам, не повела тогда за собой в России массового зрителя в сторону более высокого поп-искусства. «Писали на всемирно известной студии А&M Records в Голливуде, которую в 1917 году основал Чарли Чаплин. Клип «По дороге в Голливуд» тоже отсняли в Голливуде, все писали американцы, только музыка была Чернавского, но и ее не назовешь музыкой российского композитора. С ним интересно, он заставлял петь другим звуком, искать иную подачу, тембр», — рассказывал мне Валера, сожалея, что песни с этих альбомов не смогли оттеснить на второй план его же собственные другие хиты. «Но все это не очень заметно прошло, — недоумевал он. — Я, правда, сделал шоу «По дороге в Голливуд» с декорациями Бори Краснова, который вложился идеями: были там и хайвей на сцене, и землетрясение калифорнийское, водопады, огонь… Все было здорово, красиво, и само зрелище было эффектным, «Тодес» со мной тогда работал… Только, как мне казалось, больше хлопали на концерте за те песни, которые были спеты гораздо раньше, потому что уж слишком непривычными были ритмика, мелодика. Но тем не менее кое-что осталось и по сей день звучит — например, «Танго разбитых сердец», «Маргарита».
Чернавский, кстати, не так давно подтвердил, что на стене легендарной студии до сих пор висит портрет Леонтьева.
Но если даже американские музыкальные стандарты и не прижились на российской стороне, а «Вот и все», «Аллилуйя», «По дороге в Голливуд», «Анжела» не звучат сегодня из каждого утюга, все равно есть все основания гордиться российским артистом, не пропавшим в Штатах, поработавшим в Голливуде, чей единственный из российских и советских исполнителей портрет украсил стены студии А&M Records, где писались Стинг и Бекр Бакарак.
«Пляж заминирован, цветы радиоактивны»
Леонтьев — артист легкого жанра, медийная персона, объект охоты папарацци, секс-символ, поп-звезда, кумир, краш. То есть в сознании некоторых людей кто угодно, только не человек с высокой гражданской ответственностью. А между тем он куда больше вынес на своих плечах гражданского подвига, чем все его коллеги. (Да и не коллеги тоже.) Кто во время афганской войны облетел на военных вертолетах весь Афганистан? Выступал с бортов грузовиков, не прерывал концертов под начинающимися артобстрелами, посещал раненых в госпиталях? Кобзон и Леонтьев.
И Валера тогда пообещал всем присутствующим на его выступлениях в Афгане, что они всегда и везде смогут бесплатно приходить на его концерты. И они приходили в Кремль, и директор артиста Борис Чигирев всегда находил для них место в зале. И я лично была тому свидетелем.
А сам Леонтьев рассказывал мне однажды, как вздумали они с Люсей (жена Валерия Леонтьева Людмила Исакович. — Авт.) во время этих самых его гастролей в воюющем Афганистане пойти на речку искупаться. Ну, встали пораньше да и пошли… Возвращаются, а их уже хватились и вовсю ищут. «Где были?» — «Да сходили искупались и позагорали». «Солдат, которого дали нам в сопровождение и которого мы не предупредили о нашей самовольной отлучке, на глазах побледнел: пляж же заминирован… — вспоминал Валера. — Как обошлось? Не знаю. Не ко мне, видимо, вопрос».
А кто выступал перед ликвидаторами чернобыльской аварии? Кобзон и Леонтьев. Кобзон — в зале городской администрации Припяти в паре километров от реактора, а Леонтьев — в ДК города Чернобыль, менее чем в 10 километрах от взрыва. А потом он дал еще два концерта в поселке Зеленый Мыс и на дезактиваторной станции. «Никто даже не сказал мне, что нельзя брать цветы, — с каким-то недоумением в голосе от чужого равнодушия и жестокости говорил мне Валера, — а мне их несли, как всегда, охапками… И я все цветы принимал…»
Кстати, Аллу Пугачеву, которая выступала уже позже, и только в Зеленом Мысе, построенном для отдыха ликвидаторов за пределами 30-километровой «зоны отчуждения» на берегу Киевского моря, про цветы предупредили. И она их не брала. И ее концерт вся страна увидела по ТВ, а запись концерта Леонтьева по какой-то странной причине, оставшейся поныне неизвестной, размагнитили, и он остался только в человеческой памяти.
«Мы тебя знаем, ты — звезда в России»
Леонтьевым восхищалась Лоллобриджида, с которой познакомила Валеру его верный друг через всю жизнь, директор питерского концертного зала «Октябрьский» Эмма Лавринович. Мировая звезда принимала участие в концерте Леонтьева «Красавица и Казанова», прилетев в Санкт-Петербург. А Леонтьев водил ее в Эрмитаж, сам проводил экскурсию.
Анни Жирардо, посмотрев «Джордано», назвала Леонтьева «выдающимся драматическим артистом».
Ему при встрече приветливо кивал Элтон Джон: «Я тебя знаю, ты — звезда в России».
Журнал Time написал, что Валерий Леонтьев — это сразу и Мик Джаггер, и Михаил Барышников.
Он целую ночь пел в Монте-Карло, в зале, где вручают World Music Awards. Выступал в Калифорнии в Dolby Theatre, где вручают «Оскар».
Он первый и единственный из российских артистов делал на концертах «стэйдж-дайвинг» — и даже не прыгал со сцены в объятия публики, как делают порой мировые звезды рока, а аж падал спиной со сцены на поднятые вверх руки поклонников. «А, ерунда, — говорил он мне, удивляющейся такому доверию, — я всегда знал, что меня поймают».
Ему рукоплескала публика Израиля и Австралии, Европы и Новой Зеландии, США и всей территории бывшей Страны Советов.
Когда с легкой руки Михаила Горбачева СССР особенно близко подружился с Индией и советские люди зарыдали под фильмы Болливуда, индийцы заплясали под песни Валерия Леонтьева. Он оказался первым, кого узнали и в кого сразу влюбились местные жители.
Не там ли, сразу прельстившись этой страной, он познал для себя истину про артиста и публику? Ведь именно в Индии Леонтьев искал свою Шамбалу. Не только выступая и снимая фильм, но и оставшись на некоторое время жить в ашраме в Пуне: целью его пребывания там были разнообразные духовные практики. И там же, в Индии, он встречался с прямым потомком Рериха, с которым также беседовал о философском смысле жизни.
Валерия Леонтьева часто осуждают за стремление к молчанию и уединению, за нежелание давать интервью, а он просит журналистов только об одном: «Хватит про меня лгать!»
А правда в том, что Леонтьев уже 55 лет живет со своей единственной женой Люсей, они встретились в ранней молодости, не просто совершенно не знаменитыми, а вообще мало кому интересными молодыми людьми, и с тех пор не расставались. И народный артист России Валерий Леонтьев даже не осознает, как смешно это звучит, когда он рассказывает: «Когда в Сыктывкаре я прятал Люсю в шкафу в общежитии, скрываясь от проверок коменданта…» Этот шкаф в общежитии, по-видимому, и стал для них тем самым алтарем, перед которым клянутся всю жизнь быть вместе: и в горе, и в радости.
А еще правда в том, что у Леонтьева одно-единственное гражданство — российское.
И в том, что он всегда верен своей публике.
И своим друзьям он тоже верен, и друзья верны ему, достаточно вспомнить Игоря Крутого, с которыми они и в творчестве, и в жизни неразлучны.
А также в том, что встречает сегодня свой юбилей дома, в своей московской квартире.
«Счастье — что я не мессия»
«Мы любим его с того момента, как нам перерезали пуповину», — признавались мне его поклонницы. Это они жили у него в подъезде и на черной лестнице, мотались за ним по гастрольным городам и весям, таскали на сцену по сто одиннадцать роз, что означало: первый, первый, первый. И это они после торжественного заложения его звезды на Аллее Звезд, что была перед киноконцертным залом «Россия», выкрали ее в первую же ночь. И пришлось закладывать новую, щедро заливая ее бетоном. А в Белоруссии на «Славянском базаре» рисковать уже не стали — закатали звезду Валерия Леонтьева в бетон сразу намертво, чтоб наверняка.
У Валерия Леонтьева есть поклонники в самых разных социальных кругах общества. Но любовь к творчеству артиста порой стирает все границы. И когда один из почитателей творчества артиста — влиятельный представитель российской бизнес-элиты — выкупает билеты на юбилейный сольный концерт Леонтьева в Кремле, чтобы лично вычислить среди массы поклонников самых достойных — не богатых, не известных, а просто по-настоящему любящих, — и дарит им от себя оплаченные пригласительные: на такой жест доброй воли не подвигла ни одного мецената еще ни одна звезда. Ни российская, ни мировая. Валерий Леонтьев и здесь оказался первым и единственным.
Когда-то давно, в юности, Леонтьеву предсказали долгую молодость. И предсказание это сбылось. Как на сцене, так и в жизни.
Как ему удалось невозможное?
«Главное — жить каждую падающую каплей времени секунду, — говорил мне Валерий Леонтьев. — Во сне и наяву. И ничего никогда не проживать дважды. Надо идти только вперед и никогда не оборачиваться. Есть только настоящее: сегодняшний сон и нынешняя явь, которая и называется твоя жизнь на данный момент времени. Прямо сейчас проживи вот именно эту секунду так, чтобы она запомнилась тебе навсегда...»
А потом он помолчал и добавил: «Если бы я был мессией, наверное, учил бы людей этому. ...Какое счастье, что я — не он».
Да, это счастье, что Леонтьев не мессия, а просто любимый миллионами человек и артист. Которого все запросто называют просто «Валера», как своего, родного и близкого.
С юбилеем!
