— И все?
— А что вы хотите? — спрашивает он своим неповторимым, глубоким, как звучание органа, голосом, который ни с чьим другим не спутаешь.
И отсутствием выбора ставит в тупик. “МК” перелистал фотоальбом любимого артиста.
Козаков о Козакове:
Я никогда не был диссидентом. Никогда не выходил на баррикады. Не понимаю тех из своих товарищей, кто ведет себя как лизоблюд.
Я никогда не сжигал партбилета — его у меня просто не было.
Хочу дожить остаток дней, чтобы сохранить достоинство. Кто сохранил, те, к сожалению, умерли.
Когда у государства отнимают культуру, государство умирает.
Все сулят за сериалы деньги, а по мне лучше сыграть эпизод или лишний концерт, но сохранить себя.
При советской власти орденов не получал и сейчас не надо.
1940 год. Первую прививку искусством он получил в семье еще до войны. Ему 6 лет, и с двоюродными братьями он идет в кино на “Большой вальс”. Вернулись домой: “Мишка, а ты смахиваешь на этого самого Штрауса”, — сказали ему братья. И в доказательство к сказанному сделали ему на голове пробор, подрисовали усики. “Ну вылитый Штраус!”
Еще в детстве любил читать стихи.
— Бродский как-то написал в одном из своих эссе: “Советские школьники, пионэры учат стихи наизусть, что впоследствии из них и делает русских людей”. И позже, когда он преподавал в университете американцам и заставлял их наизусть учить стихи, то повторял на их возражения: “Вы выучили стихотворение, и оно уже ваше”.
1956 год. Театр им. Маяковского. Спектакль “Гамлет”. Козакову 21 год.
— Я долго готовился к нему и всех мучил монологами так, что люди от меня бегали. Но самое трудное оказалось другое — не сорвать голос на сцене, потому что спектакль был шумный, громкий — в нем участвовал живой оркестр. Мне надо было переорать оркестр: “Олень подстреленный хрипит…”.
До сих пор он считает эту роль для себя судьбоносной. “Не потому, что она главная, а потому, что такие роли пускают ветви внутри тебя”. Надо сказать, что Гамлет до сих пор преследует его. Вот недавно снялся в телеспектакле у сына Кирилла по Чехову, так и там оказался монолог Гамлета. За много лет он играл и принца Датского, и Короля, и тень отца Гамлета.
— Я не играл только бедного Йорика.
1978 год. Телефильм “Безымянная звезда”. Козаков — играющий режиссер.
“Безымянную звезду” ему семь лет не разрешали снимать. “Про что будет ваш фильм?” — подозрительно спрашивает Козакова телевизионное начальство в очередной раз. “Ну про любовь, про женщину, которая должна выбрать — или с милым рай в шалаше, или быть содержанкой. Дело происходит в румынской провинции”. — “Вот-вот, а у нас ведь вся страна — провинция. Так что нам не надо про провинциальную тоску”.
Он, режиссер фильма, с удовольствием сыграл негодяя Гарри. И впервые понял, что:
— Когда ты сам не играешь, актеры тебя слушаются, все идет без конфликтов. Но, как только выходишь на площадку, они моментально из твоих детей превращаются в конкурентов. Я это быстро почувствовал. Вот снимаюсь в кульминационной сцене — кричу на Вертинскую: “Мона, я столько лет жил с тобой! Из чего ты состоишь? Немножко духов, много лени…” Беру ее за лицо и сжимаю с силой. Отсняли первый дубль. Оператор Гоша Рерберг тогда сказал пренебрежительно: “Миша, я смотрел, это так смешно”. А по тону — “ужасно”.
Перерыв. Сижу, зажавшись, и слышу, как Вертинская с Игорем Костолевским идут по коридору и между собой говорят: “Ну Мишка дал” — тоже в смысле ужасно. Ну, думаю, на втором дубле сыграю как вы хотите. Играю равнодушно, еле-еле. Все довольны. И тут я говорю: “А теперь сделаем дубль три”, — и сыграл на несколько градусов выше прежнего, да еще в конце Вертинской, по этому красивейшему лицу Советского Союза, заехал. Она не ожидала, у нее слезы из глаз брызнули. “А вот теперь снято! Экран покажет, кто прав”, — сказал я.
1975 год. Телефильм “Здравствуйте, я ваша тетя!”. Роль полковника.
Он обожает роли идиотов и кретинов. Главный кретин его актерского портфолио — полковник из “Здравствуйте, я ваша тетя!”. Кстати, названия у фильма, который снимал режиссер Виктор Титов, не было, и он в съемочной группе объявил конкурс. Название, которое теперь уже знают все, принес именно Козаков. Но сочинил не сам: его придумал поэт-песенник Наум Олев, когда Козаков пришел к нему в галерею. “Здравствуйте, я ваша тетя”, — выдал Олев с ходу.
— “Тетю” снимали по ночам, потому что всех нас (Калягина, Джигарханяна, Гафта, меня) трудно, почти невозможно было собрать в один день. Но все-таки такой день настал, когда Титов решил снимать сцену “тортом в морду”. Этот старый американский трюк мы думали сделать легко, шутя, что ли.
Тогда режиссер решил снимать эту коварную сцену, вызывая нас по одному. И первым оказался я. Я надел уже вычищенный костюмчик, Титов подал мне за кадром реплику, замахнулся и вдруг сам расхохотался. Так что снять старый трюк оказалось не так-то просто.
В Израиле он прожил 4,5 года. Не жалеет, что уезжал, и уж тем более не жалеет, что вернулся. Поставил “Любовника” Пинтера и в паре с Ириной Селезневой, очень популярной в Израиле русской актрисой, играл его: один день на русском, один — на иврите.
— Это было страшно, когда играешь на русском, а в голове возникает фраза на иврите, которую ты переводишь на русский. Я-то постарше, опытнее, а Ирина мучилась и даже устроила один раз скандал репертуарной конторе. А еще в Израиле был удивительный случай. Я играл Тригорина в “Чайке”. И вот последний выход Аркадиной в четвертом акте у Чехова. Но актрисе, очень известной, неожиданно становится плохо с сердцем. Паника за кулисами, ей делают уколы. Медики говорят, что им нужно хотя бы еще 3—4 минуты, чтобы она пришла в себя, а уже надо выходить, партнеры на сцене ждут. Что делать? Не давать же занавес! Иду на сцену и на своем черт-те каком иврите начинаю говорить с партнерами: “Ну как поживаете? Как погода?” Несу чушь. А те — в шоке от моей импровизации. Но я все-таки дотянул сцену. Еще я в Израиле понял, как трудно, но интересно учить язык. Что-то меняется в тебе, расширяется кругозор. Жалко, что с детства не учил.
Актерство — это грех? Он об этом много думал. Кто-то сказал, что система Станиславского придумана для того, чтобы оправдать эту грешную профессию. Он пришел к выводу: если играешь не только для самовыражения, если “не любуешься своими ляжками”, тогда ты санитар от бога. Тогда ремесло твое не очень грешное.
— Вот когда я в шекспировских ролях умирал, никогда не боялся. А тут снялся в сериале — играю Андропова над гробом Брежнева, и как-то страшно стало, как-то нервно. Я точно знаю: не стал бы сниматься в фильмах, где всех мочат, убивают без разбора, расчленяют. Я это и видеть не могу, и играть не могу.
Этот снимок не совсем правдивый — он сделан 10 лет назад, когда Михал Михалычу было 65 (см. на фото). Вот она, козаковская порода: две дочери, Катя и Манана. Сын Кирилл. Здесь же его младшие — Зойка с Мишкой и внучка Танатин, дочь Мананы. Нет на снимке Антона, сына Кирилла, — он уже тогда уехал с матерью в США, сейчас ему уже за 20. И нет дочери Кирилла, Маши, которая в этом году поступила в Щукинское училище. Отсутствуют также дочки Катерины, Даша и Полина, уже взрослые барышни. И Мишке уже 20, служит в армии.
Пять детей и пять внуков. Только трое пошли по стопам отца и деда — Манана, Кирилл и дочь Кирилла, Маша.
— Хорошо, что их много. Хорошо, когда видишь их, хоть и редко. Хорошо, что все они порядочные люди, трудовые, никто не повел себя плохо. Это в основном благодаря их матерям, но и я тоже в этом, надеюсь, участвовал. Чаще вижу Катю и Кирилла, московских внучек, а вот в Грузию теперь не полетишь — только по телефону говорю.
P.S. Свой день рождения Михал Михалыч решил провести по-трудовому и без пафоса. Сначала отыграет свой спектакль “Любовь по системе Станиславского”, а потом с женой пойдет к себе домой — во 2-й Самотечный переулок. “А что вы хотите?” — спрашивает он своим глубоким неповторимым голосом, который не перепутаешь ни с каким другим.