Обращения пространны, нет возможности привести их полностью. От смятения чувств, обращаясь к Анне, господин N переходит с официального «Вы» на интимное «ты», но это не должно никого смущать. Есть искренность, искупающая всякий формализм…
* * *
«Анне. Я очень рад и доволен. Что Вы сегодня пели с трудом, не заметил никто, кроме меня (ведь я дышу сам с каждым Вашим вздохом). Голос звучал все время великолепно; piano очень красивое: осанка и внешний вид – великолепные. Вы держитесь на достигнутом уровне.
Если финал не вышел, то виноват в этом только …, он взял слишком быстрый темп и загнал всю предшествующую часть, так что Вы никак не могли успокоить дыхание, не то бы Вам все прекрасно удалось.
Поэтому Вы и в ус себе не дуйте: с сегодняшнего дня я уверен, что Вы можете. Публика вообще в большом восторге. Хотя первая ария немного пострадала из-за Вашей скованности – и все-таки была хороша.
Завтра отдыхайте и не пойте не единой ноты!».
* * *
«Голос, несомненно, красив, обладает теплотой звука; средний регистр и низы неплохи… восприимчивость несомненна».
«Дикция почти всегда отчетлива: большой прогресс!».
* * *
«В такое трудное время я вдвойне благодарен Вам за то, что Вы есть. Никогда не понимал так ясно, что люди моего склада живут только ради одиночек».
«С вокальной стороны просто грандиозно прозвучал призыв к богам. В публике разразилась бы настоящая буря, если бы только кто-нибудь начал».
«Кто с душевной болью наблюдал, как гибнет в борьбе с пошлостью благородная и глубокая натура, тот не может удержаться от дрожи при мысли о собственной шкуре».
* * *
«Милейшая моя Анна!.. Как я радуюсь тому, что ты так проста и неприкрашенна; для меня нет ничего ужаснее, нежели человек, изображающий себя другим и лучшим, чем он есть… Моя милая, сладкая (слово это не люблю, но сейчас оно пришло в голову, так уж пусть здесь стоит) Анна! Прошу тебя: никогда не становись в позу – никаких румян ни внутри, ни снаружи!»
* * *
«Любимейшая Анна… но ты так давно уже не дарила мне поцелуя?! Возможно, тебя даже совсем не устраивает, чтобы я подарил его тебе? – А я вот возьму и подарю тебе поцелуй, долгий и крепкий! Вот так? Проказница! Теперь ты получила!».
* * *
«После жутко долгой езды из Москвы прибыл сюда очень усталый и грустный оттого, что не мог найти ни строчки от тебя. …По дороге между Москвой и Варшавой, незадолго до того, как прошел мой поезд, случилось столкновение поездов. Мы вынуждены были остановиться посреди поля и ждать, пока не уберут разбитые вагоны…».
* * *
«…И вот я спрашиваю, любимейшая Анна, чувствуешь ли ты себя в силах, будучи ангажирована в Вене вместе со мною, отказаться – по меньшей мере, на год – от нашего личного общения?».
* * *
«…Меня снова влечет увидеть людей, и как я жажду снова слышать звуки органа и бурю колоколов. Небесными крылами обвевает меня, когда в церкви я вижу празднично одетый народ. …Но вместо хоралов и гимнов грохочет гром, вместо свечей сверкают молнии. Увы, увы, непонятна мне ваша речь, о стихии, и когда вы, ликуя, взываете к Богу, я, человек, слышу всего лишь гнев».
Твой искренне любящий…
[Густав Малер. Письма. 1875–1911]
[В том числе к сопрано Анне фон Мильденбург (Вена), сконч. 1947 и журналистке Анни Менсьё, сконч. 1937]
[Приведенным выдержкам более 110 лет]
