- Когда смотришь на ваши работы, создается ощущение, что они живые, что облака плывут, картинка движется. Вы создаете только живописные работы. Почему отвергаете эксперименты в других жанрах, например, в видео?
- Я не отвергаю, просто меня пока устраивает картина. Если возникнет потребность в чем-то другом, я обязательно реализую ее. Вы же сами сказали, что облака движутся. В картине вы точно понимаете, что это ненастоящее, и вместе с тем есть какое-то превращение. В этом превращение происходит чудо. Для меня этот момент решающий.
- В вашем творчестве три доминирующих цвета: красный, цвет партии и запрета, синий, цвет свободы, и белый, цвет надежды. Этот триколор - цвета российского флага...
- И французского тоже. Я не ассоциирую эти цвета ни с каким флагом. Все слова, написанные в городе красным цветом, предупреждают об опасности. Главное, запрещающие дорожные знаки - привлекает внимание, останавливающий знак.
- Вы работали 30 лет работали в детской иллюстрации. Какие книги вышли из-под вашей кисти?
- Да, мы вместе с Олегом Васильевым делали иллюстрации к детским книгам. Мы полгода занимались книгами, полгода - творчеством. Это было не просто, нужно было успеть за полгода заработать денег, чтоб жить следующие. Наверняка, вам попадались эти книги - «Золушка», «Красная шапочка», «Спящая красавица», «Кот в сапогах», «Дикие лебеди»... За тридцать лет мы сделали больше ста книг. Сейчас, кстати, переиздаются эти книжки. И в октябре должно выйти пять книжек. Когда была моя ретроспектива в Третьяковской галереи, там был зал с этими иллюстрациями. Ко мне подходили люди, в основном пожилого возраста, говорили, что читали в детстве, смотрели картинки, они были любимые.
- Многие художники вашего поколения сделали себе имя за счет того, что выставлялись на западе, как-то светились в Европе. Илья Глазунов, пусть он работает в другом жанре, перерисовал сотни высокопоставленных иностранцев, Илья Кабаков известен в мире больше, чем на родине, Оскар Рабин работает, как и вы, во Франции.
- Я не верю, что Глазунов прославился сначала там, потом здесь. Я хорошо помню, как делалась его слава. Рабин был знаменит как раз в России, до отъезда, а когда уехал у него долго ничего не было. Только сейчас к нему вернулась известность, но опять же из России. Кабаков - да, он как и я. Хотя Кабаков все-таки был известен еще в Москве. Как правило происходит наоборот - известный в России художник, приезжает на запад, а там ничего. И они живут той славой, которую имели здесь до отъезда. Таких много.
- Ваши работы попали в Европу в 70-х, а в конце 80-х вы уехали. Как ваши картины начали покупать иностранцы?
- Какой-то интерес к тому, что делается в России был постоянно. Я даже не говорю о дипломатах и журналистах, которые ходили по мастерским и смотрели. Я показывал всем, кому интересно. Не скрывался никогда. Мои работы стали публиковаться в европейских и американских журналах. И постепенно ко мне стали приезжать люди, которые интересовались тем, что я делаю, хотели купить. Меня все время дергали, я боялся, что меня выгонят из мастерской. А я писал большие работы 2*2 метра и больше. Если я останусь без мастерской, то их некуда деть. Здесь никому эти картины не нужны. Абсолютно никому! Стоили они гроши. Я был готов их отдать за бесплатно, лишь бы они уехали. Минкультуры ставило печать на мои работы «Художественной ценности не имеет», то есть платить не надо. Значит, не было никаких таможенных сборов. А для иностранцев привести из СССР что-то такое необычное за пять копеек, было интересно. Так почти все мои картины оказались там. А то, что выставка была сделана в швейцарском музее - это чудо. Ведь картины разошлись по разным людям, и собрать их вместе было большим трудом и риском.
- Это было перед самым развалом СССР?
- Да, в 1988 году. И когда выставка поехала по всей Европе, меня уже знали. Но материально я ничего не получил, это событие принесло мне имя. И уже следующие картины, которые я делал имели хорошую цену.
- Сейчас ваши работы на международных аукционах стоят сотни тысяч долларов. Коллекционерам больше интересен ваш советские период или современные работы?
- Это русским коллекционерам интересны мои советские работы. Европейцы интересуются даже больше современными работами. И, кстати, иностранцы понимают суть моих высказываний намного быстрее, чем русские. Наши видят слово и улавливают в первую очередь его семантический смысл. А европейцы, не зная, что написано, понимают противостояние цветов, взаимоотношение пространства...
- Часто сталкиваюсь с тем, что зритель не понимает современное искусство. Начиная уже с абстракционизма начался этот разрыв между адресатом и адресантом.
- Вопрос сложный. Взаимоотношения между зрителем и искусством изменились вот в каком смысле: раньше зритель понимал то, что изображено, но понимал, что так нарисовать сам не может. Это искусство было сложно сделать, но не сложно понять. Сейчас ситуация прямо противоположная. Искусство очень сложно понять, а сделать совсем не сложно. При каких обстоятельствах что-то просто сделанное становится искусством не понятно. Но особенно сложно для русского искусства, которое всегда нуждалось в зрителе как в соучастнике художественного процесс. Когда зритель оказался отчужден от искусства, оно повисло в воздухе. Не понятно что делать. Такой момент кризиса. Раньше жесткий отбор художников делали несколько арт-критиков и кураторов. Отобрав пару-тройку художников они навязывали свой выбор. Но сейчас они потеряли свой авторитет. И стало появляться искусство другого рода, более понятно. Что касается меня лично, не думаю что зритель от меня оторван.
- У вас есть в Москве мастерская, вы в ней работаете?
- Иногда работаю. Я написал там большую работу для Третьяковской галереи.
- Сколько времени вы проводите в России?
- Очень мало. Месяц, наверное, в год.
- Почему?
- Много чисто бытовых сложностей. Мне удобно и легко работается в Париже. И я не чувствую потребности менять своих привычек. Мне безразлично в каком городе и стране работать, лишь бы свет в мастерской был хороший. Вас не удивляет, что Гоголь писал «Мертвые души» в Италии, Александр Иванов тоже писал в Италии. Человек работает хорошо там, где ему хорошо.
- Нынешняя проблематика вашего творчества?
- Это экзистенциальные проблемы. Все время стараешься понять нашу жизнь, нашу судьбу, что нас ждет. Это в общем, вечные проблемы.
