— Этот паровоз, У127, уцелел до сих пор, — поясняет Егоров. — Уже несколько десятилетий он считается мемориальным и установлен в специально построенном возле Павелецкого вокзала павильоне “Траурный поезд В.И.Ленина”. В советские времена “сто двадцать седьмой” был весьма почитаемой ленинской реликвией — о нем упоминалось в многочисленных публикациях, к нему водили экскурсии, возле него устраивали торжественные церемонии приема в пионеры… И никто, кроме железнодорожников-ветеранов депо Москва-Павелецкая, не подозревал, что над старым локомотивом витает проклятие.
О такой удивительной истории довелось узнать совершенно случайно. В 1978 г., будучи студентом МИИТа, я получил по комсомольской линии поручение: встретиться с железнодорожниками и подготовить с их помощью для институтской многотиражки статью о “ленинском” паровозе. Для выполнения столь ответственного задания мне даже выдали на время дефицитный кассетный магнитофон.
Однако поначалу задание оказалась на грани срыва: вместе с председателем деповского парткома мы обошли всех работников со стажем, и никто из них ничего толком не смог рассказать о “сто двадцать седьмом”: “Это еще до меня было!” Тогда парткомовский товарищ мне и предложил: “Через несколько дней состоится годовое отчетно-выборное партсобрание, а на него обязательно приходят наши ветераны-пенсионеры, вот они-то, может быть, что-нибудь и вспомнят об этом паровозе…”
Все именно так и случилось. После окончания партийного мероприятия секретарь парткома собрал нескольких дедушек-“паровозников”, представил им меня и попросил помочь своими воспоминаниями об У127. Ветераны откликнулись с энтузиазмом, но услышанное мною от этих заслуженных коммунистов попахивало самой настоящей мистикой. Все их рассказы и реплики я записал на магнитофон, однако не могло быть и речи о том, чтобы в то сугубо идеологизированное, “материалистическое” время опубликовать подобную крамолу даже в институтской газете. Много лет магнитофонная пленка хранилась у меня, прежде чем появилась возможность опубликовать интервью “из 1978-го”. К сожалению, тогда, более 30 лет назад, я по молодости и неопытности не позаботился уточнить имена и должности моих собеседников, а теперь этот пробел восстановить уже невозможно. Но в том, что говорили они со мной всерьез, без всяких шуток, сомневаться не приходится.
Держитесь подальше от этой “Ушки”!
Пассажирский локомотив У127 (паровозы данной серии в обиходе называли “Ушками”) был изготовлен на Путиловском заводе в 1910 г., работал в Средней Азии, на Ташкентской железной дороге, а через несколько лет после революции был доставлен — хоть и в неисправном состоянии — в депо “Москва” Рязано-Уральской дороги. Объяснить такую “смену прописки” трудно — ветераны утверждали, что “Ушку” зачем-то обменяли тогда у “азиатов” на другой паровоз.
Практически сразу после его появления в Белокаменной вокруг “сто двадцать седьмого” стали происходить весьма скверные события.
— У127 снискал себе недобрую славу, — рассказывал один из старых машинистов. — У нас подметили, что слишком многие из тех, кто имел хоть какое-то отношение к этой машине, плохо кончали. Умирали не своей смертью! Казалось, что “сто двадцать седьмой” буквально заряжен какой-то энергией, которая убивает каждого, кто позарится на этот паровоз! Все началось с того, как он пришел в депо. Те, кто его к нам сюда пригнал, заболели еще в пути… Была такая болезнь — испанка. Их отправили в больницу, где они и умерли, а паровоз, как неисправный, поставили под забор. В его будке поселились какие-то бродяги. Как-то идем мимо, слышим, кто-то копошится, поднялись в будку, а там трое пластом лежат: испанка. Их тоже в больницу свезли, да без толку. А паровоз и дня не простоял без постояльцев, — уже на следующую ночь в нем опять поселились бездомные… И тоже погибли от испанки. Ну а потом один из наших, деповских, в будку У127 полез, что-то открутить там хотел. И стал очередной жертвой…
После того случая начальство распорядилось обработать будку “сто двадцать седьмого” хлоркой, карболкой. Все там протерли, продезинфицировали… Именно тогда и пошла дурная слава об этом паровозе — дескать, никого он не потерпит… Ну а мы молодые были — море по колено. Ведь именно эта молва об У127 и побудила нас, комсомольцев и сочувствующих, вдохнуть в него жизнь. Мы хотели нанести удар по буржуазным предрассудкам. Отремонтировали котел, укомплектовали локомотив заново. Ожил “сто двадцать седьмой”! Мы окрасили его в красный революционный цвет, а почетным машинистом избрали Владимира Ильича…
— Действительно, деповские активисты устроили субботник по приведению в рабочее состояние локомотива У127, — дополняет рассказ М.Егоров. — В память об этом событии на тендере паровозном была сделана историческая надпись (ее тщательно восстановили по старым фото при позднейших реставрациях машины): “Беспартийные в ногу с коммунистами, смело вперед к светлому будущему!Выпущен из среднего ремонта беспартийными рабочими депо. К 6-летнему юбилею ячейки РКП ст. Москва Р.-Ур. ж. д. 12 мая 1923 г.” А через несколько дней, 20 мая 1923 г., на общем собрании рабочих и служащих депо “сто двадцать седьмой” торжественно передали железнодорожникам-коммунистам для работы. И на этом же собрании В.И.Ленин был единогласно избран почетным машинистом — машинистом именно этого локомотива, который, по словам ветеранов, получил название “Красный паровоз”! Ильичу тогда же отправили соответствующее письмо, копия которого демонстрировалась в музее “Траурный поезд В.И.Ленина”… Что было дальше — все знают: через несколько месяцев “почетный машинист” умер. Случившееся тяжело переживали миллионы жителей Страны Советов, но особенно эта смерть потрясла работников депо Москва-Павелецкая, которым было хорошо известно о “проклятии”, висевшем над машиной У127.
Самый пожилой из ветеранов-“паровозников”, с которыми мне в тот день довелось беседовать, сказал: “У127 пришел к нам откуда? С Востока! А что такое Восток? Это магия, всякие древние проклятия… Видимо, за что-то проклят он был еще там, на Востоке, этот паровоз... Может быть, и Ленин был бы жив, не избери мы его почетным машинистом “сто двадцать седьмого”…”
Между тем официальные власти ни о каком “криминале” в биографии паровика №127 не ведали. Наоборот, когда в траурные январские дни 1924-го вспомнили о том, что эту машину отремонтировали на субботнике и символически включили в ее бригаду самого Ильича, решено было поручить именно “Красному паровозу” вести поезд с телом Ленина.
Случай с наркомом
После смерти вождя революции дурная слава У127 только окрепла. В обиходе у железнодорожников за ним укрепились неласковые прозвища — “черная вдова” и даже “генеральская вдова”. (В те послевоенные времена существовала примета: женился на вдове — жди беды.)
— Вот я не верил и не верю ни в какие предрассудки, но тут случай исключительный, — звучит с магнитофонной ленты голос одного из старых “паровозников”. — “Сто двадцать седьмой” был прямо-таки заколдованной машиной. Мы насчитали свыше десятка таких случаев, когда те, кто как-то соприкасался с ним, затем отправлялись в мир иной. А сколько было тех, кто просто пострадал? Например, такой эпизод: во время грозы в этот паровоз попала молния. Механик, который находился в нем, ослеп. Случайность, скажешь? Локомотив стоял на деповских путях. Рядом — десяток других паровозов, здание депо высокое, труба с громоотводом. Почему молния ударила именно в него?..
— В конце 1920-х наш У127 вновь отличился, — вспоминали другие ветераны. — Буквально с интервалом в неделю у нас погибло два механика. Один попал под трамвай, с другим тоже что-то случилось, — короче, оба насмерть. Все депо об этом говорило. И было подмечено, что свои последние поездки перед гибелью они совершили именно на “сто двадцать седьмом”. После тех случаев на этой “Ушке” народ работал лишь в приказном порядке. Работать на “проклятом” паровозе не хотели даже коммунисты и комсомольцы, не верившие ни в какую чертовщину…
— Был, однако, один человек, на которого колдовские чары “генеральской вдовы”, казалось, не действовали, — рассказывает Михаил Егоров. — Старый большевик, машинист Матвей Лучин постоянно работал на У127, считал его прекрасным паровозом, а над разговорами о проклятии лишь посмеивался. Именно Лучин вел в январе траурный поезд с телом Ленина до Москвы и относился к этому факту с большим пиететом. По рассказам ветеранов-железнодорожников, когда в конце 1920-х “Красный паровоз” снова перекрасили в традиционный для пассажирских локомотивов зеленый цвет, Лучин укрепил на будке собственноручно изготовленную мемориальную табличку, а внутри повесил большой портрет Ленина в траурной рамке.
В 1937 г. паровоз У127 был снят с эксплуатации и превращен в мемориальный ленинский памятник. Ему вернули “революционную” красную окраску, восстановили прежние надписи на тендере… По воспоминаниям старейших работников депо, этими работами руководил сам Лучин: “Он буквально извел начальство и маляров придирками, поскольку те не могли подобрать нужный оттенок краски. А под конец Матвей Кузьмич лично срубил зубилом барельеф с изображением герба царской России — двуглавого орла — на заводской табличке, прикрепленной к паровозному колпаку”.
Отреставрированную “Ушку” определили на отдельную стоянку у Павелецкого вокзала, в конце крайнего тупика. “Красный паровоз” обнесли массивной цепью и поставили для его охраны милицейский пост. А вот многолетнего “хозяина” паровика машиниста Матвея Лучина вскоре настигла беда: этот заслуженный большевик и мастер своего дела был арестован по “антисоветской” 58-й статье и сгинул в застенках НКВД.
— Почти одновременно с Лучиным пострадал и еще один человек, покусившийся однажды на спокойное житье-бытье “генеральской вдовы”, — делится фактами Михаил Егоров. — Ветераны с Москвы-Павелецкой припомнили эпизод с так называемой обезличкой. На советских железных дорогах попытались ввести обезличенную езду на паровозах, когда отменялось прежнее правило, по которому за каждым локомотивом закреплялась постоянная паровозная бригада (мол, пусть и здесь все будет максимально обобществлено!). Ярым сторонником обезлички был тогдашний нарком и зам. председателя Совета народных комиссаров Ян Рудзутак. Однажды он приехал в депо агитировать за такое нововведение. Но Лучин предложил Яну Эрнестовичу проехаться до Каширы на обезличенном, фактически бесхозном паровозе, а обратно — на прикрепленном к его бригаде У127… Все получилось как по писаному: раздрызганный ничейный локомотив едва допыхтел до станции назначения, а вот обратный путь на ухоженной лучинской “Ушке” проделали строго по графику. После столь убедительного эксперимента разговоры о переходе на обезличку прекратились. Для железной дороги это было несомненным благом. Но сам Рудзутак потом был арестован как “враг народа” и расстрелян.
Под ударом — ЦК КПСС
— “Ушку”, оказавшуюся на музеефицированной стоянке, не беспокоили вплоть до осени 1941 г., — рассказывает Егоров. — Когда немцы приблизились к столице, мемориальный “ленинский” паровик эвакуировали в Ульяновск. Ветераны вспоминали: “Для его транспортировки был выделен специальный паровоз (и это в ту пору, когда ощущался огромный дефицит исправных локомотивов! — Ред.), откомандировали и нескольких паровозников, работавших на “Ушках”, — на случай ремонта в пути… А еще “сто двадцать седьмой” сопровождали чекисты, которые ехали в прицепленном сзади вагоне… Эту операцию засекретили. Только когда через несколько лет У127 вернулся в Москву, мы узнали, что он был в Ульяновске… Хочешь верь, хочешь нет, но именно когда этот локомотив вывезли из Москвы, мы, деповские, поверили, что немцы столицу не захватят… А чуть позднее, уже незадолго до нашего контрнаступления под Москвой, немцы разбомбили один эшелон. Паровоз был поврежден, бригада ранена и обварена паром, механик позже умер в больнице… Так вот, это были тот самый паровоз и та самая бригада, которые вывезли в эвакуацию У127. Скажешь, опять совпадение?!”
Под конец нашей беседы старые “паровозники” мне сообщили: “Скоро наша “вдовушка” справит новоселье. Тут для нее такое намечают построить — целый дворец из стекла и бетона!” — Речь шла о новом суперпавильоне, который еще только планировалось тогда возвести для сохранения знаменитого “Красного паровоза”. Решение об этом строительстве принималось на уровне ЦК КПСС, а деповские ветераны мне признались: “Лучше бы оставили У127 в покое. Уж больно недобрая слава у него. Ты ведь не первый, кто интересуется биографией этой “Ушки”. К нам приходили товарищи “оттуда”, тоже интересовались…” На мой вопрос, почему же верховная власть должна оставить “сто двадцать седьмой” в покое, последовал ответ: “Как бы опять чего не вышло…”
Чудо-павильон у Павелецкого вокзала был построен и торжественно открыт в апреле 1980-го (“Красный паровоз” на время строительства вывозили из столицы то ли в Каширу, то ли в Ожерелье)… Что произошло с СССР в ближайшие после этого годы, рассказывать, надеюсь, никому не надо. И хотя после того интервью я больше не встречался ни с кем из ветеранов депо Москва-Павелецкая, думается, многие из них, наблюдая за происходившим в Союзе во второй половине 1980-х, вспоминали о проклятии “генеральской вдовы”.
* * *
Факты, зафиксированные на магнитофонной пленке, сохранившейся в домашнем архиве Михаила Егорова, допускают разное толкование. Нужно ли огульно отвергать рассказы и мнения старых “паровозников”? Уж слишком много странных и роковых совпадений. А в одной из книг автору этих строк довелось прочитать любопытный постулат: некоторые современные исследователи аномальных явлений придерживаются теории о том, что неодушевленные предметы, пережившие участие в какой-то трагедии, могут впоследствии оказывать губительное влияние на своих хозяев. Далее следует изрядное количество конкретных примеров. Истории с паровозом У127 среди них нет, но…
Интересно, успокоилась ли “генеральская вдова” на достигнутом?
