- Ну допустим, любовь... – привычная мысль не ощущалась мыслью, а так, чем-то вроде монотонного урчания, обычного в машине.
Снег повалил гуще, казалось, что он летит навстречу из одной точки, которая бежит и бежит метрах в трех от ветрового стекла. Ускользает. Как бы не пропустить нужный указатель, население сейчас все по домам сидит, а по этой дороге и в хорошую погоду никто не ездит.
Я с облегчением вздохнул, когда в свете фар сверкнуло скромно, но гордо «Радужный Кряж. Население 920 человек.» Что ж, мне подходит: еще одно сонное местечко вдали от столиц и элит, стопроцентная занятость, дозволенные законом графомания и обратный декупаж... Впрочем, список разрешенных творческих забав довольно велик, я его весь даже не помню, главное, чтобы они ни в коем случае не приносили прибыли. Интересно, продержусь ли я тут до весны? У них в мае всегда случаются ярмарки искусств, где местные сельские графоманы меняют свои произведения на изделия местных же художников. Мне захотелось тепла и солнца, дурной знак, надо гнать.
Под вывеской с названией городка была привешена еще одна, наполовину засыпанная снегом. Я стряхнул сыпучее и белое рукавом. Что и требовалось доказать: «Стопроцентная занятость! Двести гордых лет без единого куриоза!».
- Это уж точно, - мелькнула мысль. И одновременно другая, усталая. - Да ладно врать-то.
Привычка думать две противоположные мысли одновременно - естественный результат одиночества. Конечно, следовало бы еще раскопать столб, на котором крепится вывеска, там наверняка послание. Низко, у самой земли, случайному не разглядеть. Но снег забился за шиворот, принялся стыло таять, очень захотелось в тепло. И еще очень захотелось есть. В этих городках подают неплохие сосиски с острым соусом. Ладно, Бог даст, разберусь, не пропаду. К тому же, может и нет на столбе никакого послания.
***
В харчевне «Ешь, что хошь» все стены были устланы плоскими экранами телевизоров. Правильное место, душа радуется. Румяная трактирщица улыбалась во все свои ямочки и зубки.
- Новенький? Приезжий? Меня зовут Фрида! – было тепло и влажно, остро пахло мясной едой и мокрыми шкурами. Из-за столиков поглядывало население, приветливо, незлобиво, с легазизованным любопытством. Что можно ответить девушке, которую зовут Фрида?
- А меня зовут К. – начал я и осекся, вспомнив, что так и не раскопал столб. За спиной девицы вовремя мелькнула реклама известного пива. – Ка..йзер..хоф. – Имечко получилось аховое, но сойдет.
Никто не удивился, имена сейчас всякие.
- А тебя, случайно не округ прислал? – послышалось из-за столика в углу. – На место учителя?
Тут осторожнее, новоявленный Кайзерхоф, осторожнее, не спугни.
- А это что за город? – интересуюсь невинно. – Когда въезжал, вывеску вашу совсем снегом занесло...
- Радужный Кряж, - поспешила проинформировать Фрида, не забывая суетливо полировать стойку мокрой тряпкой. Под тряпкой празднично блестело. – Мы еще когда послали заявку на учителя математики и наук.
- Ну слава Богу, добрался, - Кайзерхоф в моем исполнении вздохнул с убедительным облегчением.
- Тьфу... – фыркнули в углу. – А механика опять не прислали. Половина машин не на ходу...
- «Ох, дал ты маху, Кайзерхоф, - вынужден был я признать с тоской. – Механиком-то лучше, народу вокруг меньше... и ребятня мелкая не болтает...Но ставки сделаны, увы...»
- А ты, может, и механиком умеешь? – подначили из угла. Население рассмеялось никогда не надоедавшей шутке. Кайзерхоф в моем лице поддержал общее веселье.
- А как же ты, учитель, в такой снег решился ехать? А если машина заглохнет? – понятно, это местный умник заговорил. Вон как сверкает подозрительным глазом, куриозы ему мерещатся. Интересно, в каком он стиле графоманит.
- Так у меня же джип, к тому же мне его в соседнем городе осмотрели – сказали ехай, не бойся, - Кайзерхоф круглил наивные очи. Кажется, пронесло.
- Ну тогда приходи завтра в школу. Твое жилье тут, рядом, Джон покажет, мой сын. – Умник заметно помягчел. Не иначе, местный полицеский или пожарный. – Только сертификат не забудь.
Сертификат Кайзерхоф не забудет, будьте спокойны. У меня их полбагажника. В стопочках лежат.
***
А учителем тоже хорошо. Тем более, математики и наук. В который раз я уже учителем работаю? В третий, и это только с тех пор, как с Лорой расстались. Лора-Лора-Лорелея... Двоим куриозам тяжело вместе. Она медсестрой пристроилась, я – учителем. Медсестрой проще, а учитель – самое поганое для куриоза. Обязательно кто-нибудь да проболтается, что учитель, мол, много больше умеет, чем хочет показать. Поэтому и текучка такая: ни разу не видел учителя, который бы дольше полугода на своем месте удержался. Ну кроме тех, что из населения, конечно, но они какие учителя? Уехал я тогда, ее оставил, гле она теперь? Только эмейлы... Мол, встретимся обязательно. Когда-нибудь...
А учитель – это хорошо. Вот Джонни, сын Умника... Умник, кстати, оказался местным пожарным, хотя и не верю ему, мне кажется, он из осевших куриозов. Они пуще всего чистоту рядов блюдут, за версту своих чуют. Ай, да и черт с ним. Вот Джонни, тот действительно сообразительный.
- Скажите, учитель Кайзерхоф, а почему только одна профессия на человека положена? – глазищи на поллица и вечные сопли до подбородка, Умник его закаляет, видать, хочет механиком сделать.
Ну и что мне ответить? Что нужна была стопроцентная занятость? А больше одного ремесла в одни руки положено только элитам? А кто экзамен на элит не сдал, тот всё? Бери ручку и пиши «пропало»? Сколько их было, бунтов? Голодные бунты, сытые бунты, бунты самосознания, возьмемся за руки по всему экватору? Сейчас уж и не упомнишь все, что знал из истории. «Наладонник в каждый дом – лозунг момента»...может еще и рассказать, каково это, когда на экзамене на элиту получил 95, а надо было 100? Тогда и Лору встретил, она собралась топиться идти, дура моя ненаглядная. Или вспомнить, как это было – жить около столиц, в надежде, что понадобишься? Как местная шпана приходила по ночам куриозов резать? Рожи мерзкие, сытые, с лозунгами наперевес приходили – «Стопроцентная занятость – наше будущее!», «Каждому человеку – по одной профессии!»... Нет уж, рано Джонни об этом знать. Здесь у них – тихо все, население доброе, куриоз для них – что кот приблудный – не убьют, просто выгонят. Ай ладно, ерунда это... как сживешься со своими 95 вместо 100 – глядишь, и жизнь прошла, заботы миновали. Главное понимание жизни: что такое «чуть-чуть».
- Понимаешь, Джонни, - начинает Кайзерхоф нудно. – Зато теперь каждый в твоем городке работает, профессионал. А в свободное от работы время занимается искусствами...
Джонни морщит сопливый нос. Наверное, папенькиных писаний приобщился. Или декупажа матушки.
***
- Расслабился Кайзерхоф, - думаю я хмуро.
После двух месяцев недоговорок и увиливаний Джонни таки поймал меня за ремонтом джипа. А что было делать? Механик не торопился приезжать в это Богом забытое место, а мне без колес нельзя – мало ли, донесет кто. Ну и чинил я свою машину, ерунда ж была, свечи протереть-заменить... Закрываю капот, в гараже между прочим, от всяких глаз вдалеке. Нет, торчит, сопли свои развесил, по весне и вовсе зеленые. В цвет глаз.
- А я так и знал, - говорит просто. – Я сразу понял.
- Молодец, - отвечаю я (или Кайзерхоф отвечает) ,- Тебя отец в полицейские готовит?
- Нет, в механики... – смотрит честно, глаз не прячет. – Я не донесу, не бойтесь, учитель Кайзерхоф... Я только Милли сегодня сказал.
Ага, Милли, известная визгуша, дочка Фриды, невесть от какого заезжего куриоза прижитая.
- Я знаю, у тебя с Милли любовь, - киваю понимающе. А в голове уже привычное – ой, загостился ты, Кайзерхоф.
Казалось бы, ну что мне угрожает? Даже подлая мыслишка мелькнула – останусь, отсижу три полагающихся месяца. Здесь население добродушное. Всего-то и наказания – под замком пожить на всем готовом, под охраной потомственного тюремщика. И в качестве общественной повинности – есть еду с их декупажных плошек и читать весь день их графоманию, а вечером – пересказывать. Так кто ж ее читает? Тут, главное, философии подпустить при пересказе – любой философии, хоть Кьеркегора, хоть прости Господи, Коэльо с Кастанедой. А лучше всего – Фрейда. Мол, я так понял. Они только польщены будут. А то, что от местной графомании куриозы струпьями по всему телу покрываются и дохнут, так это все сказки и легенды для населения. Я уж пять раз сидел, когда зиму переждать надо было.
Да нет, ехать нужно, пока силы есть. Прощай Кайзерхоф, прощай Радужный Кряж. Население за мной не погонится – незачем. Да и машины без механика-то заглохнуть могут...
***
На выезде из городка я остановился, вынырнул в весенний сочный воздух. Столб давно уже обтаял, стало видно, что у основания процарапан ножом круг. Словно буква «о», похожая на разверстый рот. Ага, предшественник предупредил – тут живут болтуны. Мне, впрочем, это уже неважно. В направлении города неторопливо двигалась машина. Тоже джип. Механика, что ли прислали? Затормозил, вышел. Высокий, узкий, холодный, цепко глянул на букву «о». Свой.
- Трактирщицу зовут Фрида, - обронил я в сторону.
- Судя по всему, мне не следует называть себя К. – понимающе усмехнулся он.
- Они ищут механика. Вообще-то им еще нужен учитель математики и наук, - предупредил я. – Только они об этом еще не знают.
- Механик лучше, - он коротко кивнул, сел в джип, отбыл.
-«А, в сущности, неплохая у меня жизнь... – думал я, а дорога стелилась под колеса. – Лица, города... разные профессии...»
Слабо пискнул наладонник. Лора. «Ты сейчас где? Увидимся?» Конечно, увидимся, знать бы еще, кто ты сейчас и как сейчас твое имя. Куриозы не называют друг другу своих случайных имен.
- «Хорошая жизнь, интересная...Что еще мне нужно? – мотор джипа урчал ровно, усыпляюще. – Ну, допустим, любовь...»
