Вокзалы
1.
Там, в этом городе прокуренном насквозь
до кашля нервного, до злого послевкусья,
мне что-то снилось вперемешку с не спалось,
но всё забылось, и припомнить не берусь я.
Собор немыслимый глаголил свысока,
уже реликтовый не понимал аспекта
вокзальной площади, где нет ни языка
его гортанного, ни даже диалекта.
Но речка вечная печалилась мостом,
и мост топорщился, и тысячи влюблённых
замочки крохотные вешали на нём —
остаться вместе, не забыться поимённо.
И мы с тобой на всякий случай, на авось
с вокзальной площади бредём к железным брусьям —
там, в этом городе прокуренном насквозь
до кашля нервного, до злого послевкусья.
2.
Теплушки. Холодно. Старухи.
Вокзал (название забыл) —
и мы стоим, сжимая руки
до хруста. Из последних сил.
Убрав со лба платок пуховый,
ты торопливо говоришь,
но я смотрю, как бестолковый
на губы белые твои.
Оборванными проводами
продрог, заиндевел, застыл
последний час, и перед нами
вокзал (название забыл).
За полотном, в дыму котельной,
раскрытый, будто напоказ —
неровный ров, где я расстрелян,
родившись в предыдущий раз.
3.
О, нам вокзалы выпали с лихвой:
и станции, и даже полустанки
на нас бросали исподлобья свой
тяжёлый взгляд, как ящерицы в склянке.
Кирпичной кладки красная стена
неназванной постройки угловатой,
казалось — вся зудит, воспалена,
как стёртая до крови стекловатой.
Прикуривали злые фонари
и сплёвывали жёлтые осколки;
и ветра холодящий аспирин
бессмысленный не помогал нисколько;
а там, по небу — длинные легли
почти отвесно рельсы междуречий.
Вот почему друг друга не смогли
и мы понять в смешении наречий.
Salome
Когда спадёт седьмое покрывало
и голову на блюде принесут —
поймёшь ли всё, что ты натанцевала,
руками что навскидывала тут?
Открытый звук взлетает. Звук утробный
опутывает ноги до колен:
и труден шаг, и кругл бубен злобный,
но ничего не выдано взамен.
Ты девочка — играйся с жемчугами,
нанизывай на нить, ведь всё равно
нет правды ни в ногах, ни под ногами —
а то, что есть — задумано давно.
Пусть будет так. Но танец твой случаен?
твой этот жест — он сам неуловим?
Вот по команде вышел старший Каин
и младший Каин тянется за ним.
О, где же сторож окаянным братьям?! —
ещё трубят, и голос весел, но
семь покрывал лежат седьмой печатью;
серебряное блюдо внесено.
Ты девочка — не отвлекайся кровью
на серебре. Предсказаны судьбой
и тот один, о ком идёт торговля,
и тот, кто зря торгуется с тобой.
***
Вот лес: в нём безупречны голоса
неясных птиц, которым нет упрёка,
которых впрок не опоит роса,
хотя в росе высокая осока.
Замолк промокший хор извечных жаб,
(росою или пеньем опоённый),
но гусеницы жирный дирижабль
готов к отплытью — звонкий и зелёный.
И если это звуки языка,
то мыслимо ли хуже святотатство:
решить, что эхом сможет отозваться
твоя несовершенная строка?
***
Мы в ответе за тех, те в ответе за этих;
эти тоже в ответе, но только за третьих.
Если есть голова — пожимаешь плечами:
тех ли я приручал, что меня приручали?
Снова солнечный день входит запахом липы —
вот и всё. Обалдеть.
А могли бы.
Достучаться могли и могли доскучаться.
В доме каменных глыб на цепи домочадцы.
Тяжело вдоль перил подбирается вечер.
Я тебя приручил?
Я отвечу.
***
И здесь, и там, и на краю земли,
и в небе над водой, и в отраженье
его в воде — мы только корабли
сошедшиеся вместе на мгновенье.
Мы странники вселенские меж звёзд:
(и здесь, и там), и наша суть вселенна.
Два пленника ступившие на мост
на миг оговорённого обмена.
Две встречные машины на одной
забытой богом сумрачной заправке;
две пули на дуэли озорной
летящие к поручикам в отставке.
«Теперь сходитесь!» — но не долог день,
ночь коротка; скрипучи все пружины
жилья чужого, неприметна тень,
да отблеск юн в стекле бутылки винной.
Кто выдумал такую кутерьму?
Зачем ему втемяшилась идея
соорудить вселенскую тюрьму
где мы с тобой? Нелепая затея.
Он сдвинул горы, подсолил моря
и подсиропил небо с облаками,
чтоб здесь, и там — и в холод февраля,
и жаркими июльскими ночами
(меняя континенты, города)
нам выпадало редкое сближенье.
Чтоб ярким светом искрилась вода,
и небо над водой, и отраженье.
***
Во-первых, лес. Он вспоминает их,
когда листвой овладевает ветер,
шаманствующий в клёнах. Во-вторых,
названия озёр неровных. В-третьих,
оленей одичалые стада
бредущие по кромке, чтобы встретить
зарю, с небес сошедшую сюда
(сама заря в-четвёртых). Если ветер,
шаманствующий в клёнах, принесёт
тугую тучу в громовых раскатах —
тогда тяжёлый дождь отметишь в-пятых;
всё остальное, видимо, не в счёт.
Всё остальное где-то за бортом
летящего вперёд автомобиля —
оставленное мною на потом,
или совсем оставленное, или
невидимое на моём пути, —
когда листвой овладевает ветер,
шаманствующий в клёнах — до пяти
сосчитанный на пальцах перед этим.