Коммунисты перечислили даже статьи, по которым нужно судить Сталлоне: «распространение порнографических материалов и предметов» (за фильм «Итальянский жеребец»), а также «публичные призывы к развязыванию агрессивной войны» и «возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства» (за Рэмбо). Правда, само открытие вернисажа в Русском музее протестующие не посетили. Возможно, побоялись: у актера еще есть силы, чтоб лично разобраться с обидчиками.
— Как вы относитесь к тому, что «Коммунисты России» выступили против вашей выставки, да еще требуют привлечь вас к уголовной ответственности за кровавые фильмы?
— Отношусь спокойно. Потому что я всегда создавал ситуацию вызова и своими ролями, и своими картинами. Да, такой я человек, видимо, и в данной ситуации кого-то невольно задел. Другой момент, что во многих картинах — так уж вышло — я дрался с русскими. Но, если вы помните, соперники на экране все равно уважали друг друга. И в фильмах, и в жизни я отношусь к России, как и к бывшему СССР, с уважением. Не боюсь повторить это слово, ведь все действительно так.
— А то, что вы выставляетесь именно в Русском музее, для вас важно?
— Конечно, для меня любой музей — храм. А тем более, знаменитый Русский. Не подумайте, я ни в коем случае не приравниваю себя к тем художникам, которые здесь экспонируются. На самом деле я пишу картины для себя.
— Кто из русских живописцев вам наиболее близок?
— Когда у меня появились первые деньги на то, чтобы купить картины, я приобрел Марка Шагала. Он поражает меня своим обилием цвета, жизнерадостностью. Еще мне нравится Казимир Малевич за его необычные идеи. Мы с семьей планируем приехать в Петербург еще раз, так как сейчас все, что я успел посмотреть, — это гостиницу, Русский музей и улицы из окна машины. А ваш город как драгоценный камень. Мир меняется, а Санкт-Петербург — нет. Это прекрасно. Директор Русского музея господин Гусев пригласил меня на выставку, посвященную 100-летию знаменитого «Черного квадрата». Думаю, что можно на нее приехать и уже как следует осмотреть город на Неве.
— Вы занимаетесь живописью уже 35 лет. Почему вообще взяли в руки кисть?
— У меня было не очень благополучное детство. И свернуть с кривой дорожки мне помогли спорт и искусство. Когда-то я любовался прекрасными картинами, и это помогало выживать мне в нашей не очень приглядной реальности. Я рад, что что-то сделал в кино, но если бы у меня был выбор — стал бы художником или скульптором. Ведь на площадке ты зависишь еще от полутора тысячи человек, а в мастерской только холст и ты. Один на один. Это больший кайф, чем сниматься!
— Это правда, что у вас русские корни?
— Ну, во мне много кровей намешано. Тем не менее, хоть я и не говорю по-русски, моя бабушка родилась в Одессе.
— Вы и актер, и художник, а в роли певца себя никогда не пробовали?
— Если я запою, то музей сразу закроют. (Смеется.)
— Вы продаете свои работы? Сколько выручаете за них?
— Честно говоря, никогда не думал об этом. Я не считаю себя великим художником. И вообще, изначально не планировал выставлять свои картины. Но однажды их увидели друзья и сказали: «Почему бы тебе не показать их на благотворительном аукционе?! Если купят — поможешь людям». Так мы и поступили. А уже потом профессионалы предложили выставлять их в галереях. Я согласился. Ну покупает кто-то иногда, и хорошо. Я даже не интересуюсь, что это за человек. Правда, есть работы, которые я никогда не продам. Они мне дороги, ибо посвящены памяти моих друзей.
— Вы давно уже выросли из «стрелялок», не раздражает то, что в истории кино вы все-таки остались Рэмбо и Рокки?
— Да нет, не раздражает. У каждого времени свои герои. И Рэмбо, и Рокки были нужны в ту эпоху. Нужны ли они сейчас, я не знаю. Возможно, и нет, потому что ценности поменялись. А возможно, и да: парень, который всех спасет, необходим.
