Особняк с колоннами и широким крыльцом — штаб Московского военного округа — словно насупился под дождем, что совсем по-осеннему льет весь август.
У черного входа — караул из двух автоматчиков. Окинув подозрительным взглядом, меня пропускают внутрь. Двери в кабинеты плотно закрыты, и только одна — нараспашку. Там сразу несколько людей суетятся вокруг человека с копной густых седых волос, что сидит у окна, спиной к двери. Человек этот, не оборачиваясь, спрашивает: “Пришел? Ну давай знакомиться — Борис Николаевич Ельцин”.
Я пришел как раз вовремя — Ельцина, то есть Владимира Новикова, который играет первого Президента России в телефильме под рабочим названием “Август 1991”, только что закончили гримировать. В парике актер оставляет двойственное впечатление: посмотрит прямо — Новиков, только поседевший, повернет головой — вылитый Ельцин.
— И как к вам теперь обращаться: Владимир Васильевич или Борис Николаевич?
— Пока я на съемочной площадке, называй меня Борис Николаевич.
Словно в подтверждение его слов режиссер фильма Станислав Либин кричит: “Ельцин! В кадр! Начинаем сцену со звонком Буша!”
Сцена короткая, но эмоциональная. По сюжету она происходит тогда, когда перед Белым домом собирается демонстрация и люди вот-вот начнут штурмовать здание. Буш предлагает Ельцину укрыться в американском посольстве, на что Борис Николаевич отвечает категоричным отказом.
— Буш звонил? Ну и что, чего ты прыгаешь? — отчитывает он одного из своих помощников. — Ты лучше скажи: до Горбачева дозвонились? Нет? А вот это плохо. Плохо!
Сцена занимает не больше минуты, но из-за многочисленной массовки — начальник личной охраны Ельцина Александр Коржаков, свита президента, репортеры — приходится переснимать несколько раз. Сложность составляет и то, что на площадке пишется “живой звук”, а значит, всем надо соблюдать абсолютную тишину. После вроде бы удачного дубля режиссер в отчаянии восклицает:
— Как всегда! Все было отлично, пока кто-то не сказал до команды “стоп”: “О, хороший дубль!”
Наконец сцена снята. Гримерши несутся поправлять парик у Ельцина. Он сделан не из натуральных волос, поэтому упрямо не хочет принять нужную форму. Приходится укреплять его “невидимками”. В целом же грим “под Ельцина” занимает каждый день 30—40 минут.
Пользуясь перерывом, отходим с Владимиром Васильевичем в конец коридора. На пути попадаются двери с кодовым замком и без табличек. Только около раздевалки актеров неброская надпись — “Служба защиты государственной тайны Московского военного округа”. Помещения штаба заменяют создателям фильма коридоры Белого дома, в который сегодня киношникам попасть практически невозможно. На вопрос, как же съемочную группу пустили в штаб, режиссер лишь молча улыбается. Наконец мы доходим до места, где не сможем помешать съемкам. Новиков садится, смахивая с лица крупные капли пота.
— Жарко в парике, конечно, но я уже привык, — с улыбкой рассказывает актер. — Сегодня у меня последний съемочный день, а потом заберу его с собой, режиссер подарил. Сейчас даже не верится, но вначале я долго отказывался от этой роли. Пока не встретился с Александром Коржаковым и не рассказал как бы между делом, что мне предложили работу в картине об августовском путче 1991 года. “Да я же на этом фильме работаю консультантом!” — воскликнул Коржаков. “Вот как? И как вы думаете, какую мне предложили роль?” — “Ельцина, конечно”. — “Да вы что, сговорились все?!”
В общем, пришлось согласиться…
— Вы ведь лично знали Бориса Николаевича…
— Мы познакомились при странных обстоятельствах, в конце 80-х, когда он был в опале. Мне друзья прислали ящик крабов. И вот я иду с этим ящиком по подземному переходу к гостинице “Москва”, в которой тогда жил мой друг Юра Демич. И смотрю — толпа делает полукруг, словно кого-то обходит стороной. Я пригляделся — на обочине стоит Ельцин. Один. Даже Коржакова не было с его “Москвичом”. Подхожу к нему, говорю: “Крабов любите?” Он кивает головой. “Тогда за мной!” Мы проходим в гостиницу, я молча киваю охране: мол, этот со мной. Они смотрят на нас, и никто не знает, что делать... Это потом его уже носили на руках.
— Вы стали первым профессиональным актером, которому досталась роль Ельцина. Есть шанс стать его эталонным образцом на экране…
— Как бы я ни относился к Ельцину, как актер я в любом случае должен защищать своего героя. Я учился у Сергея Бондарчука, у великого мастера, и он учил меня не подражать, а переживать. А это значит играть так, чтобы это нельзя было повторить. Но не играть в Ельцина, пытаясь копировать его интонацию или походку. Иначе получится пародия, а не серьезная драматическая роль. А для тех, кому нужен реальный Ельцин, в фильме будет много документальных вставок с фрагментами его выступлений и интервью. Зачем нам брать пример с американцев? Те, когда лепили какой-то фильм про путч, нашли в Запорожье персону — похож на Ельцина невероятно. Но когда поставишь их рядом, сразу видно, что один — никто, а другой — личность.
— За свою жизнь вы успели увидеть много руководителей, есть с кем сравнить…
— Я дважды поверил в эту страну, и оба раза, когда к власти пришли разведчики. Первый — Юрий Владимирович Андропов. Тогда эту страну еще можно было развернуть, потому что он все про нее знал. Мы встречались с Юрием Владимировичем неоднократно, не только по работе. Он же стихи писал и из 24 часов работал 25. Если бы ему Бог дал здоровья, мы могли бы сегодня жить совсем по-другому. Потом был настоящий провал в истории. Мы были практически на грани… Второй раз я поверил Владимиру Владимировичу Путину. За срок его президентства хоть что-то наладилось, в мире начали называть нас Россией.
— Художественный фильм позволит нам увидеть того Ельцина, который не попал в объективы телекамер?
— Конечно, я постараюсь показать его с разных сторон. Вот он взрывной, деятельный, кричит на своих помощников, а потом вдруг замирает и с чувством произносит: “Надо же, как народ всколыхнулся! Я и не знал, что у нас такое возможно”. Или другой Ельцин, когда он у себя в кабинете находит маленькую девочку — потерявшуюся дочь уборщицы в Белом доме. Он такой живой, человечный в этот момент…
— Снимать фильм про путч 1991 года — большой риск…
— Я понимаю, о чем вы говорите. Еще живы те, кто непосредственно участвовал в путче. Тот же Александр Коржаков. И у каждого к тем событиям свое отношение. Тяжелое было время. Вроде бы появилась свобода, но мы же ее поняли не как свободу, а как вседозволенность. Пусть в СССР мы знали, что никакого коммунизма не будет, но мы были уверены в завтрашнем дне. А тогда, если ты где-то не урвал, не хапнул побольше, то все — опоздал в очереди за хорошей жизнью.
Но я не думаю, что наш фильм — большой риск. Я всегда считал, что искусство, если оно хорошее, — труд для зрителя, а не развлечение. А то мы все хотим только развлекаться. Не слишком ли много мы смеемся? Еще пока не встали на ноги, еще страна в подвешенном состоянии. Как говорил Шукшин: “Нравственность — есть правда”. Я хочу, чтобы после нашего фильма зрители снова окунулись в те августовские дни 1991 года. Вспомнили их и сделали свой выбор. Надо просто им не мешать.
КТО И КАК ИГРАЛ РУССКИХ ВОЖДЕЙ В КИНО?
