Родители будущей актрисы были инженерами и мечтали, чтобы дочь пошла по их стопам. Наташа даже проработала пару лет чертежницей в КБ, собиралась поступать в строительный институт. А в итоге оказалась в Щукинском театральном училище, хотя считалось, что у нее не вполне подходящая для актрисы внешность. Гундарева всегда была нестандартной.
Курс прославленного педагога Юрия Катина-Ярцева, который она закончила в 1971 году, оказался уникальным. Среди его выпускников помимо Натальи Гундаревой были Константин Райкин, Юрий Богатырев, Наталья Варлей, Владимир Тихонов, Борис Сморчков. После училища Гундареву пригласили в Театр им. Вл. Маяковского. Неизвестно, как бы сложилась ее судьба, если бы в 1974 году ее срочно не ввели вместо Татьяны Дорониной на роль Липочки в спектакль «Банкрот, или Свои люди — сочтемся» по Островскому.
В кино Наталья Гундарева вошла кустодиевской красавицей. Ее называли «сладкой женщиной» после одноименного фильма Владимира Фетина, где она сыграла Анну Доброхотову, гоняющуюся за хрусталем и сервизами, обвиняемую в мещанстве. Лучшие и всенародно любимые роли Натальи Гундаревой — в картинах «Осенний марафон» Георгия Данелии, «Осень» Андрея Смирнова, «Одиноким предоставляется общежитие» Самсона Самсонова, «Однажды 20 лет спустя» Юрия Егорова, «Подранки» Николая Губенко, «Вас ожидает гражданка Никанорова» Леонида Марягина. Мы разговариваем с однокурсницей Натальи Гундаревой, актрисой театра «Ленком» Натальей Заякиной, снимавшейся в фильмах «Метод Фрейда», «Москва. Три вокзала», «Таксистка», «Марш Турецкого».
— Наталья, у вас был на редкость талантливый курс. Сразу ли заявила о себе Наталья Гундарева?
— Как же давно это было. Я вспоминаю о годах учебы как о детстве. Курс был большой. Набрали человек 25. Наш худрук Юрий Васильевич Катин-Ярцев впервые встретился с нами, когда вернулся с гастролей Театра на Малой Бронной. Мы были такие странные, поскольку нас он не набирал, это делали люди с разными вкусами и устремлениями. Довольно скоро определились полюса и центры. Наташа была одним из них, как и Юра Богатырев. Они были заметными. Совсем другая компания была в общежитии, где я тогда жила, приехав в Москву из Кирова.
— В смысле, что они московские, а вы общежитские?
— Да. Но дискриминации никакой не было. Просто мы только-только оказались вместе, а они жили в этом городе до нашего приезда. Мы очень медленно сливались. Курс был вообще крутой, как я сейчас понимаю. Сначала выявлялись очень красивые: самая красивая девочка, самый красивый мальчик. Но они не работают актерами. Одного просто нет в живых. Бездарных у нас не было. Два водоворота образовалось — вокруг Наташи и вокруг Юры Богатырева. У Натальи сразу проявился характер, она была заметная. Все мы были вчерашние школьники, а она, будучи такой же, уже тогда имела цель стать актрисой и шла к ней. Она была взрослее нас. Тогда я с удивлением узнала, что Наташа ведет дневник. Мы-то все безалаберные были: сочиним на ходу этюд, покажем и забудем. А Наташа записывала свои наблюдения, анализировала все, что делала. То есть она была по сути своей профессиональной актрисой. Весь курс помнил о том, что 28 августа у нее день рождения. И мы собирались всегда к этому дню, а не к 31-му, как полагалось. Ехали на Чистые пруды, в коммуналку, где жили Наташа с мамой. Наверное, наш приход был очень накладным для двух женщин. Какие от нас, студентов, подарки? А вот накормить огромную ораву однокурсников как-то было надо. Я даже не помню, чтобы меня лично Наташа приглашала к себе. Мы просто приходили, это было само собой. Вся коммунальная квартира знала, что мы придем. Толкались в небольшой комнате, все сжирали, смеялись, как-то потом разбредались. Меня родители ни за что бы так рано не отпустили из Кирова в Москву, до начала учебного года. Но я говорила, что у одной нашей девочки день рождения и мы должны собраться 28 августа. И я уезжала заранее.
— А у других такого не было?
— Нет, не помню ни у кого таких дней рождения. Конечно, мы собирались в общежитии в чьей-нибудь комнате, сдвигали тумбочки и кровати, чтобы сидеть вместе. А вот Наташин день рождения становился праздником для всех. Там было интересно, было о чем поговорить.
— А чем отличался круг Богатырева от круга Гундаревой?
— Вокруг них люди вращались, менялись, как в броуновском движении, переходили от одного к другому. Мы с Юрой танцевали, делали этюды. Оба были толстые, но двигались хорошо. С Наташей я тоже общалась. Помню наши с ней разговоры. Она была лидером по сути, очень крепкая внутри. Видимо, сказывалось отсутствие папы в семье. Она по нему скучала. При всем ее внешнем бравировании у Наташи была своя рана. Может, она и стала ее внутренней мотивацией, способствовала тому, что Наташа утверждалась и преуспела. То, что она была достойна сочувствия, я поняла, став взрослой. Наташа казалась очень уверенной в себе. А потом выяснилось, что она, взрослая, народная артистка, нашла своего отца, пригласила в театр. И он смотрел спектакль, где она играла главную роль. Я подумала: ах ты, маленькая девочка, как же тебе было трудно оттого, что папа тебя в детстве оставил.
— Так было бы с любым ребенком.
— Да, это очевидная вещь, когда в литературе об этом читаешь. А вот когда в жизни с этим сталкиваешься, тут совсем другая история. Тем более, когда имеешь дело с нежным и ранимым человеком. Нам-то казалось, что на Наташу можно было равняться в смысле характера. Мы все общались в течение четырех лет, пока учились, а потом всю остальную, огромную жизнь — нет. Оказались не очень дружными. Только однажды все встретились, когда исполнилось 25 или 30 лет со дня выпуска. Опять пошли к Наташе, но уже не в коммунальную квартиру, а в новую, в высотном доме. И был какой-то очень острый, даже резкий разговор. И отправила меня обратно в Нижний Новгород, где я работала в театре, тоже Наташа. Билетов не было, а у меня спектакль. Она их раздобыла. Только у Наташи были такие влиятельные знакомые, которые и помогли.
— Странно, что ваш курс оказался не очень дружным, так редко бывает в театральных вузах.
— У каждого своя жизнь. У меня приличные со всеми отношения, но из нашего курса театра не получилось бы. Мы были штучные, поэтому и разлетелись.
Не могу сказать, что мы все вкалывали. Меня студенты часто спрашивают: «Вы, наверное, работали больше, чем мы?» Я им говорю совершенно непедагогичные вещи: «Нет!» Как-то мы, студенты, поехали от Москонцерта то ли в Бурятию, то ли в Якутию. Все пошли купаться, а мы с Наташей остались гладить белые рубашки для наших мальчиков, потому что вечером был концерт. Не помню, о чем говорили, но я спросила, почему она ничего не боится, редко сомневается. Запомнила на всю жизнь ее ответ: «Когда начинаю сомневаться, прикидываю: хочу я этого или нет. Если хочу, то какие могут быть сомнения?» Казалось бы, совсем простой ответ, но для меня тогдашней он стал откровением. У Наташи был характер помимо природных данных. Талантлив был почти весь курс. Не могу сказать, что одинаково. Все были разные. Но характер был у Наташи. Когда мы на занятиях по сценодвижению проходили падение, она, при ее полноте, сделала это прекрасно. Раздался выстрел, Наташа вздрогнула, повернулась с таким серьезным и удивленным выражением лица и мягко, как кошка, упала. Мы с ней были две толстые девочки на курсе. Так не бывает. Если уж и берут, то одну такую. Но нас было двое — Наташа и я. У Наташи было милое лицо, очень красивые ручки. Она это знала, не стеснялась своей полноты, не комплексовала, а если и переживала по этому поводу, то этого не видел никто. Она сделала прелестью то, что для другого могло стать проблемой. На втором курсе мы поставили спектакль. Это было самонадеянно с нашей стороны. Мы же ничего еще толком не умели. И Наташа там играла какой-то эпизод, страшно волновалась, переживала. Я запомнила это, потому что в ней не было всегдашнего юмора и уверенности. Она обычно шутила и смеялась.
После училища Наташа сразу пришла в Театр им. Маяковского. И пожилой уже тогда Андрей Гончаров полюбил молодую актрису, а актриса его. Это очень важно: тогда актриса не боится побеждать. Она нравилась Гончарову, но при этом какое-то время ничего серьезного не делала в театре. Решил все случай. Татьяна Доронина, несмотря на запрет Гончарова, уехала куда-то. И он рассердился, поставил Наташу играть Липочку в «Банкроте» по Островскому. И она оказалась готова к этому, не струсила, не испугалась. Все то, что мы заработали ошибками, неприятностями, провалами в серьезном возрасте, она добилась в двадцать с небольшим. Вышла на сцену, и все начали кататься от смеха. Другая бы на ее месте испугалась. А в ней была внутренняя отчаянность.
