Есть век истории, а есть век балалайки Рожкова. Сам Герберт фон Караян немного-немало говорил: «Михаил Рожков – Паганини русской балалайки». Веселый, задорный, в канун своего 95-летия, Михаил Федотович встречает меня крепким рукопожатием. На нем щегольская розовая рубашка, вокруг шеи повязан игривый синий шарфик. Музыкант с удовольствием показывает свои инструменты, фотографии, проникновенно читает стихи под аккомпанемент гитары. Вопрос, как удается столько лет сохранять озорной настрой, отпадает сам собой – стоит лишь немного пообщаться с этим удивительным по силе духа человеком, как все понимаешь сам. Чистая, неподкупная любовь к народу, музыке – вот чем цепляет этот полный энергии человек. 95-летие юбиляр встречает в отличном расположении духа и, как всегда, в задорном настроении.
– Михаил Федотович, вы столько времени оттачивали игру на балалайке, тренируясь дома и выступая на концертах, что породнились с этим инструментом. Как думаете, балалайка служит вам или вы находитесь на службе у балалайки?
– Хороший вопрос. Честно говоря, мы взаимно служили друг другу. Я ведь ей отдал всю свою жизнь, но и она мне тоже помогала. На этой балалайке было все: плясовые песни, все виды музицирования – со стороны этого музыкального инструмента все было честно отдано.
Бывало, когда помногу занимался, я отколачивал свои пальцы в кровь. Ведь чтобы здорово сыграть на балалайке, нужно стараться. Я с такой силой бью по струнам голым пальцем, что он у меня постоянно сбит.
– Наверное, много концертов пришлось на военное время.
– Да, во время войны концерты шли один за другим. Я прошел всю войну: от Калинина от Кенигсберга. Для армии мы играли веселые плясовые мелодии.
Начинает выпадать снег, а мы все еще играем: солдат-то нужно обслуживать. Они целой гурьбой, полком, собирались на поляне, а приехавшие артисты давали концерт. Среди этих танцоров, певцов, инструменталистов я был одним из самых активных, веселых и озорных. Развеселил людей, и тут тревога: самолеты, и кругом бомбы падают – вся лужайка разбегается.
Это пролетел немецкий разведчик. А в это время певец заливался: «Темная ночь, только пули свистят по цепи. Вот и сейчас надо мною она». И тут ба-бах! Действительно, она пролетает прямо над нами. Батарея как грохнет рядом и начинает стрелять по самолетам. Мы потом этот случай после войны вспоминали, смеялись.
– Вы по долгу службы объездили почти весь мир, встречались с известными людьми. Расскажите, как происходили такие знакомства: вас этим «небожителям» подводили или они вас узнавали?
– Да, меня сводили с величайшими артистами, которые к нам приезжали. Вот, например, французский актер Жан Маре. Мы с ним как-то встретились, обнялись, пошли вместе гулять и потом долго дружили. Как только была возможность, я постоянно с ним встречался. Мне звонит администратор: «К нам приезжает Жан Маре, хочет вас видеть». За мной высылали машину, и я к нему ехал. Или вот Рой Кларк – самый известный исполнитель кантри музыки в Америке.
Мне как-то опять звонят и говорят, что приехал Рой Кларк, хочет увидеть Рожкова. Я и поехал к нему в американское посольство – только через три дня оттуда вернулся! Он мне в качестве сувенира подарил свой ремень – на нем именная пряжка.
– А как молодежь реагировала на балалайку Рожкова?
– Я помню, мы были как-то на аэродроме в Белоруссии, и там неподалеку стояла какая-то крутая современная группа. Мы все ждали самолет, и вдруг эти хиповые ребята подходят ко мне, показывают поднятый вверх палец и говорят: «Рожков – крутизна». Они же молодежь – их не заставишь. Прекрасно, когда нет ни возрастных, ни социальных границ. Если человек услышал эту балалайку, то все, пиши пропало. Моя линия жизни – линия жизни всего народа. Ведь вся моя биография идет вместе с ним. Я родился в деревне, воспитывался в детском доме, учился как обыкновенный бедный мальчишка, которого взяли не за знания, а за талант. Началась война – я пошел на нее как артист. Я и кровью умывался, потому что артисты тоже таскали раненых, мы также получали осколки... А после войны играть Рузвельту, Фиделю Кастро – это нужно было выйти на такой верх! Надо быть на высоте и для народа, и для президентов.
– За свою творческую деятельность вы играли под аккомпанемент самых разных музыкальных инструментов – какой из них ваш самый любимый?
– С какими только инструментами не играл: с баяном, гуслями, фортепиано, арфой, оркестром... но гитара больше нравится. В 1956 г. вместе с гитаристом Миняевым мы создали первый дуэт балалайки и гитары. Почему именно этот инструмент? Она как и балалайка всегда готова к бою – только настроил и можно идти выступать.
– Правда, что афиши ваших концертов хранятся дома под ковром на полу?
Довольно необычный способ хранения. – Действительно, они лежат вот под тем ковром (указывает рукой на ковер у стола, за которым мы сидим). Это старинные афиши, их много и они очень хрупкие. Их застелили пленкой, положили слой фольги. И так афиши, находясь в разглаженном виде, лучше хранятся.
– Михаил Федотович, вот я смотрю на вас и радуюсь. 95 лет – это же пять лет до столетия, а вы по-прежнему не утратили свой юношеский задор. В чем ваш секрет?
– В другой комнате есть балкон – я на нем каждый день делаю зарядку. (Тут подхватывает Надежда Ивановна, супруга Михаила Федотовича). Как мы обычно утром встаем? Смотрим в зеркало, говорим: «Боже мой!» и убегаем в ванную. А Михаил Федотович в то же утро смотрит в зеркало, выпрямившись: «Красив, сволочь». Вот такая у него позитивная программа. Чуть загрустит, в даль посмотрит и сам себе говорит: «Миша, у тебя есть балалайка? Молчи, Миша, играй».
