Наконец-то воплотилась мечта Олега Табакова — афишу его подвального театра вновь украсило имя драматурга-шестидесятника Александра Вампилова, чье бронзовое изваяние украшает дворик театра. Премьера, может быть, лучшей его пьесы — “Старший сын” — выглядит сегодня более чем актуально, хотя и “упакована” в милое ретро.
На пустой кухне из радиоточки звучит голос генсека Брежнева — он дает интервью французскому журналисту про французское кино. Входит заспанная девушка и машинально, привычным движением хлопает на стене таракана тапочкой, сорванной с ноги. В это же время на заднике сцены двое парней зажимают двух длинноногих девчонок. В это же время по лестнице, кряхтя, спускается гражданин в пиджаке поверх майки. А слева молодой, горячий десятиклассник выясняет отношения с девицей, чье красивое лицо выдает знание и опыт в амурных делах.
Максимум в минимуме — так можно назвать работу художницы Ларисы Ломакиной, которая в скудные подвальные площади “Табакерки” втиснула: 1 кухню, 2 смежные комнаты, 2 лестничных проема с большим окном и 2 двери в соседние квартиры, которые за три часа сценического действия мы не увидим.
Сегодня ситуацию в “Старшем сыне” назвали бы разводкой.
Сильва. Ну, с отцом. То же самое — разногласия?
Бусыгин. Никаких разногласий.
Сильва. Серьезно? Как это у тебя получается?
Бусыгин. Очень просто. У меня нет отца.
Два обалдуя опоздали на последний автобус и застряли на ночь в маленьком городке, что чуть меньше их собственного. Но это преимущество дает им право на снобизм и снисходительность, свойственные столичным людям по отношению к деревенским. Чтобы не замерзнуть на улице, один (Бусыгин, темная челка на глазах, а глаза циничные) с подачи другого (Сильва, деятельный и обаятельный) прикидывается незаконнорожденным сыном гражданина Сарафанова, имеющего вид интеллигента-неудачника. Он наивно принимает в свои объятия бастарда.
Как же развел эту историю режиссер Константин Богомолов? Просто и ясно, как сама пьеса Вампилова, где у людей все простое почему-то сложно, больно и смешно. Как это было в позапрошлом веке у Чехова, в прошлом — у Вампилова и других мощных драматургов. Ставка сделана только на актера и его мастерство не представляться, а переживать.
Многофигурная композиция составлена из дуэтов, сведенных, как лед и пламень: Сарафанов — Бусыгин, Васенька — Макарская, Бусыгин — Сильва, Нина — Бусыгин. В конце концов они растворяются друг в друге, и уже нельзя понять, кто лед, а кто пламя. И почему люди не летают, как птицы, и бегут любви, как черт ладана?
Сарафанова настолько блестяще и неожиданно играет мхатовец Сергей Сосновский, что уже после первой сцены напрочь забываешь киношного Сарафанова в исполнении великого Евгения Леонова. Сарафанов XXI века сочетает в себе издерганность интеллигента, задавленного ответственностью за детей и советским бытом, с наивностью и распахнутостью ребенка, которого, как бездомную кошку, хочется приласкать. Вокруг центральной фигуры — превосходный актерский ансамбль, где про работу буквально каждого не скажешь “нормальная” или “проходная”. А скорее — этапная, прорыв — для Андрея Фомина (Васенька), Светланы Колпаковой (Макарская), Евгения Миллера, который из роли Сильвы устраивает настоящий каскад. Два сильных голоса в дуэте Яны Сексте и Юрия Чурсина. И запоминается даже почти бессловесная роль соседа в исполнении Алексея Усольцева.
Кстати, Брежнева, который открывает “Старшего сына”, никто не пародирует — это документальная пленка, которую очень кстати откопал Константин Богомолов.
