Первый, кого я вижу возле гардероба, — Николай Караченцов. Он сидит на диванчике, ждет жену.
— Коля! Здорово!
— Коленька, милый, какая красивая рубашка.
— Петрович, да отлично выглядишь.
Петрович кивает, басит: «Здорово». В глазах — море грусти.
А зал еще закрыт. В фойе гул. Поцелуи, радостные крики: «Сашка! (Назаров. — М.Р.) Маринка! (Брусникина. — М.Р.) Cветка! (Крючкова — М.Р.) Севка! (Шиловский. — М.Р.) Да ты! А я!..» — только и слышно со всех сторон про заслуженных, народных и просто без всяких званий артистов, сквозь толчею которых не продраться. Нет уж, лучше пойду за кулисы. Там, из темноты, видна пока пустая сцена, залитая голубым светом — никаких декораций, лишь на голубой ткани, натянутой на рамы, написано большими буквами «Школа-студия МХАТ».
Поймали Игоря Верника.
— Чем Школа-студия МХАТ отличается от других театральных вузов?
— Главное, наверное, что во МХАТе учились все мы — актеры, и этим все сказано! Он действительно стал для нас настоящей семьей. Замечательные профессиональные преподаватели, приятные однокурсники — разве не это главное? Кстати, я при поступлении дошел до конкурса сразу в три института: в ГИТИС, Щепкинское училище и МХАТ. Дальше нужно было выбирать— и я выбрал МХАТ. В жизни не усомнился в правильности своего выбора.
Здесь же постановщик вечера Евгений Писарев (выпускник, теперь худрук Пушкинского). Женя нервничает:
— Звезд надо уговаривать выйти? И чтобы были вместе, в команде, а не занимались самопиаром? — махнул рукой, побежал дальше распоряжения отдавать.
— А я в Школе-студии не училась, — смеется Марина Зудина. — Нас же Олег Павлович набирал в ГИТИСе. И вот однажды, когда он уже стал ректором Школы-студии, он пригласил нас сюда. Сидим у него в кабинете, болтаем. Вдруг открывается дверь, входит какой-то педагог и… Никогда не забуду его глаза — в них шок.
— Почему?
— Потому что кто-то сидел на столе перед Олег Палычем, кто-то стоял — в общем, никакого чинопочитания. А в Школе-студии так не принято, здесь никакой демократии не было, все чинно. Еще помню, что мы очень ревновали Олег Палыча к Школе-студии.
Мимо спешит новый ректор Школы-студии Игорь Золотовицкий — здоровый, кудри черные сбились.
— Игорь, речь приготовил?
— Никаких речей, — бросает он на ходу. Ректор явно погорячился — будут, и местами затяжные. Но он здесь ни при чем.
Вот кто абсолютно спокоен, так это студенты — в черных майках и трико, они плотно сидят на диванах в комнате перед сценой. Первый курс-2013. Ржут, болтают, особенно девчонки — 70-летний груз школы их пока не давит. В отличие от тех, кто заполняет ряды согласно годам выпуска. Что ни ряд, то имена, имена, имена — чета Киндиновых, Гуляева, Назаров, Крючкова из Петербурга, Барнет, Радомысленский, сын первого ректора, знаменитого Вениамина Захаровича Родомысленского, которого студенты называли за глаза «папа Веня» или «ВЗ». Дальше сидит не выпускник Школы МХАТ, но теперь его гордость — Константин Хабенский, чуть дальше место занимает как раз выпускник и другая гордость — Владимир Машков, обросший бородой, как золотоискатель. Антон Шагин, а еще — художники, завпосты, хореографы…
Аплодисменты — это уже Табакову, который входит в зал, занимает место в 8-м ряду. Верный знак — пора начинать. Поехали!
Блондинка в черном вечернем платье, она же недавняя выпускница Полина Гагарина, на мотив популярной песни поет в припеве: «Я прошу вспомнить добрым словом наших мастеров». Данные и голос — шик. А за ее спиной из трюма на платформе, как из-под земли, вырастают ряды тех самых студентов, что еще 20 минут назад расслабленно сидели-лежали за кулисами. Они подхватывают «Вспомнить добрым словом…» — эффект сильнейший. А тут еще — фотографии на заднике: крупным планом эти самые мастера, учителя — уникальные специалисты по производству штучного актерского дарования. Такие, как Анна Петрова, полвека отучившая не одно поколение обалдуев.
Эмоциональный под дых — на сцену выводят трех выпускниц самого первого набора (!!!) образца 1943 года. Именно в этот военный год Владимир Иванович Немирович-Данченко создал Школу-студию, эту «форточку свежего воздуха» для академического театра. Три старые актрисы, как три девочки, как три сестры — Маргарита Анастасьева, Маргарита Юрьева и Елена Хромова — стоят перед залом, который встал и рукоплещет им. А те — растеряны, говорят дрожащими голосами, как на приемных экзаменах, про учителей, про Школу… мысли мучительно путаются.
Много выступающих — индивидуально и от театров. Кто-то явно перебирает с хронометражем (признак старения?), пиаря больше себя, любимого, а кто-то, наоборот, достойно краток. И вот эта краткость — сродни истинному таланту, тут же и продемонстрированному. Выпускник Гарри Бардин говорит всего полминуты и показывает свою новую работу, которая длится ровно столько, сколько Рондо-каприччиозо Паганини — Рондо от рождения до смерти в белой глине. Можно задохнуться — все и задохнулись.
Очень милы три выпускника одной фамилии — Меньшовы, пропевшие про Школу на мотив из фильма «Москва слезам не верит». К ним вышли, возможно, будущие студенты, а сегодня сын и дочь Юлии Меньшовой и Игоря Гордина (отец в зале).
Зал буквально на слезе, когда идут фотографии тех, кого потеряла Школа-студия и ее театр. Последние потери — Марина Голуб и Андрей Панин. Николаю Караченцову, сидящему в ложе, аплодируют стоя. Он плачет, и каждый понимает цену этим слезам и с болью думает: «За что ему, такому прекрасному Коле, эта авария?». Кажется, что только здесь, в МХТ, и только в этот вечер есть место человеческому духу, чувству, от которого в жизни и следа не осталось.
Если бы на юбилейных вечерах существовали номинации, то приз за «элегантность» поздравления бесспорно получил бы Пушкинский театр, за «масштаб радости» сама Школа-студия МХАТ, сыгравшая мини-мюзикл про некоего студента Назара, в одночасье ставшего звездой и взлетевшего (причем в прямом смысле, на лонже) под колосники (музыка из «Красавицы и чудовища»). В номинации «крепостные актеры» первым оказался Губернский театр во главе со своим барином — Безруковым Сергеем. Трогательна была «Табакерка», а «Сатирикон» брал зал адреналином. Шикарно смотрелась труппа МХТ — разные поколения красивых мужчин и женщин. Видно — артисты!!! Обидно было одно, что поскольку юбилей снимал Первый канал, то живому звуку, дыханию не было места (исключением были Пушкинский, да «Табакерка»). Но телевидение ни живой звук, ни живую жизнь не любит — только отлакированную.
Последний кадр — на деревенской телеге студенты выкатывают трех богатырей, трех ректоров — Табакова, Смелянского и Золотовицкого. Речь у них общая, краткая, с попыткой все нужные слова срифмовать с фамилией Немировича-Данченко, от которого есть и пошла Школа-студия. Теперь она разменяла восьмой десяток. «Не верю!» — сказал бы, глядя на ее энергичный драйв, его вечный соратник и оппонент Станиславский.
