Борис МОИСЕЕВ: ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА НАПЕРЕКОР СУДЬБЕ

Обсуждение днями на той самой кухоньке деталей предстоящего представления новой — юбилейной! — программы Бориса Моисеева на фестивале "Звуковой дорожки" в Лужниках превратилось в вечер воспоминаний в стиле тети Вали "От всей души". Г-ну Моисееву действительно есть что повспоминать: 3 июля он отпразднует 25 лет со дня своего первого выхода на сцену. Разумеется, на гиперфестивале "ЗД" во Дворце спорта Лужников 27 июня состоится не полная премьера новой программы, а показ наиболее захватывающих ее эпизодов. А уж осенью Москва вздрогнет от очередного костюмированного шоу-бала, на которые Моисеев, как никто другой, мастак и выдумщик, за что до истерики любим и обожаем толпой. Начиналось же все 3 июля 1974 г. вальсом белых цветов в спектакле "Щелкунчик" (теперь понятно, почему последний хит мастера называется "Просто Щелкунчик"?) на сцене Харьковского академического театра оперы и балета, куда юного Борю отправили по распределению из Белорусского балетного училища. Торопясь на сцену, чтобы исполнить этот самый вальс, Боря запрыгнул в трико, которое специально было разложено на стуле так, чтобы его можно было натянуть почти на ходу. Однако трико оказалось намертво привязанным рукавами к стулу. Чья-то милая шутка! Еле разделавшись с узлами и почти опаздывая к выходу, разволновавшийся дебютант надел реквизитные сапожки и чуть не грохнулся в обморок — в одной из черевичек лежала кем-то заботливо уложенная дохлая мышь. Выпорхнув на сцену в полусознательном состоянии, Боря от волнения перепутал партнершу ("они в гриме были — все на одно лицо, как китайские болванчики"). Змеиный шепот "белого цветка" обжег ненавистью: "У тебя что, гомик, глаза на жопе?"... Дебют, в общем, с треском провалился. Презрительные смешки, тыканье пальцами и брошенные вослед реплики с вариациями лишь на одну-единственную тему: "живой гомик, ха-ха!" — сопровождали Бориса Моисеева всю жизнь. Предельно откровенный в своем поведении, не умеющий скрывать (или хотя бы прикрывать) естественную сущность, он оказался чужим в стране, где красный режим возвел гомофобию в ранг государственной политики, обозначив ее статьей Уголовного кодекса и соответствующе воспитанными общественными нравами. До тюрьмы, слава богу, не дошло. Но из того же театра в Харькове его вскоре выжили, "застукав" как-то в общежитии с секретарем комсомольской организации. Страшно сказать — после 11 часов вечера в одной комнате! "Я был влюблен в этого парня по уши, — вспоминает г-н Моисеев, — это было мое первое настоящее чувство. У нас ничего не было, но я использовал каждую возможность общения. В тот вечер мы засиделись у него в комнате, пили чай, разговаривали о чем-то". В начальственных головах, призванных блюсти общественную нравственность на большевистский манер, сам факт чаепития после 11 часов вечера двоих молодых людей, один из которых "пидер", в комнате без свидетелей, вызывало чувство праведного гнева и протеста. Моисеева благополучно выперли из театра за подозрения в "аморалке". Он бежал. Не в карете, как Чацкий. В душном плацкартном вагоне. Прочь от обидчиков, от мерзости бытия и убогости сознания. Не далеко. Далеко тогда было нельзя. В Прибалтику. Тогда еще Советскую, но все же более либеральную, не растерявшую под пятой тридцатилетнего варварского ига остатков европейской цивильности и толерантности. Поступил в Каунасский музыкальный театр и прожил, как вспоминает сам, долгие годы, "подчиняясь законам тамошнего менталитета", гораздо более комфортного и щадящего для воздушной души артиста. В 1979 г. г-н Моисеев попал в Юрмалу, где существовал чуть ли не единственный в СССР ночной клуб — "Юрас Перле", а Лайма Вайкуле была там примой. Состоялось знакомство с Раймондом Паулсом, а Паулс представил Моисеева Алле Пугачевой. Пугачева пригласила Моисеева в Москву. Он очень не хотел ехать в Россию, но заманчивая перспектива работы в труппе суперзвезды перевесила все контрдоводы. В 1981 г. в театре Аллы Пугачевой и родилось сенсационное по тогдашним меркам трио "Экспрессия". Мудрая Пугачева дала Моисееву совет "не высовываться, и все будет хорошо". Он и не высовывался, но "неблагонадежная" репутация с голубым душком уже была занесена во все надлежащие реестры КГБ, и, когда Пугачеву отправили в Югославию и Индию в 1987 г., Моисееву в разрешении на выезд отказали — мол, советское искусство за рубежом должны представлять достойные люди, а не "пархатые педерасты". Горбачевской квазикоммунистической перестройке к тому времени было уже два года, уже два года в той стране строили "социализм с человеческим лицом". Моисееву вновь пришлось уйти. Он создал свой шоу-театр "Братья и сестры", где только танцевал. А потом запел. Впервые. На "Голубом огоньке" по ЦТ 7 ноября 1987 г. При некоторой изощренности воображения можно обнаружить глубинный символизм в моисеевской телепремьере — где, как не на "Голубом огоньке"? Он исполнил песню Игоря Талькова "Учитель танцев". Нельзя сказать, что сей эксперимент произвел на публику неизгладимое впечатление. Петь у Моисеева получалось тогда значительно хуже, чем танцевать. Тем временем начал приподниматься железный занавес. В 1989 г. Моисеев неведомо как оказался в гостевой команде советских артистов на фестивале в Сан-Ремо вместе с Тамарой Гвердцители и "Машиной Времени" и не менее фантастическим образом подписал контракт с телекомпанией "RAI Due" на участие в шоу Рафаэллы Карры, итальянской поп-звезды. Начался забугорный период в жизни и творчестве артиста. Париж, Новый Орлеан, Нью-Йорк. Суета, волнения, надежды. И тоска. По родине, разумеется. А на родине поползли веселые слухи о том, что Моисеев ("ну, тот, который танцевал у Пугачевой") помер на чужбине от СПИДа. Звучало очень модно и убедительно — "он же голубой". Поэтому когда в 1991 г. Моисеев приехал назад, люди шарахались от него, словно черти от ладана, а руку отважилась подать лишь Ирина Понаровская. Впрочем, для паблисити и раскрутки в шоу-бизнесе, который к тому времени худо-бедно перебрался на рыночные рельсы, вся эта шумиха оказалась как нельзя кстати. Моисеев превратился в enfant terrible местной эстрады: пресса вовсю полоскала его открытую голубизну, он, ничуть не смущаясь, эпатировал читателей и слушателей неслыханными прежде откровениями, в новой стране царил разгул свободы и вольнодумства. Народ повалил валом глядеть на восставшего из Ада. Шоу-спектакли "Борис Моисеев и его леди" со звездами зыкинской величины шли на ура. Концерт памяти Фредди Меркьюри "Шоу продолжается" завоевал "Овацию", национальную музыкальную премию. Моисеева признали равноправным субъектом поп-истеблишмента. Зрители, глазевшие поначалу на артиста из праздного обывательского любопытства, словно на диковинную зверушку, постепенно превращались в его поклонников. Армия почитателей разрасталась как на дрожжах. Теперь Борис Моисеев желанный гость и на больших концертных площадках, и в изысканном обществе дорогих клубов, где частенько богатые клиенты — "мужики в натуре" — подначивают Борю познакомить их с какой-нибудь красоткой. Красотки страшно льнут к Моисееву и, завороженные его обаянием, оказываются затем гораздо доступнее для тех, кому нужны. А он, игриво поиграв со всеми, тихо уходит один, переживать свой теперешний успех и, возможно, все еще зализывать боль былых ран. Впрочем, былых ли? В то время, когда общество уже отплатило артисту подлинным признанием, приняв его наконец таким, какой он есть, неожиданно случились новые всплески гомофобии. Почти на официальном уровне. Уже давно нет парторгов, комсоргов, худсоветов. Антисемитизм, расизм, фашизм и дискриминация меньшинств запрещены законом. Зато есть Константин Эрнст, генеральный продюсер "ОРТ", костьми легший на пути к эфиру "Просто Щелкунчика". Мотивация проста, как правда Ильича: негоже на общенациональном телеканале пропагандировать гомосексуальную культуру. Конечно, от запрета на "ОРТ" "Просто Щелкунчик" не перестанет быть всенародным хитом, а г-ну Эрнсту, коль он праведный пуританин, было бы неплохо воздержаться от демонстрации в телеэфире собственной жеманной физиономии как более чем откровенной пропаганды гомосексуальной культуры, причем в самом вульгарном ее проявлении. Тем временем Борис Моисеев продолжает жить и творить. Грядущий альбом "Просто Щелкунчик" — третий в биографии артиста — впервые, пожалуй, раскроет Моисеева как достойного вокалиста. Убедиться в этом смогут не только зрители на фестивале "ЗД" 27 июня в Лужниках, но и те избранные, кто попадет на afterparty, где в ту же ночь состоится официальная презентация нового альбома. Ради подобного результата были пролиты литры пота и слез, пережит жесточайший прессинг продюсера Евгения Фридлянда, запиравшего Моисеева в студии до тех пор, пока тот не возьмет правильно ноту, и прочие ужасы. Впрочем, цель стоила жертв. Теперь даже как-то неуместно стебаться по поводу "вокальных упражнений" Б.М., чем "ЗД" так любила себя баловать прежде. Хотя, впрочем, еще остается хореография. В конце концов, Моисеев, блин, не Плисецкая... До встречи на "ЗД" в Луже!

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру