Государственная машина — как множество карандашей в разных руках, рисующих одновременно одну картину. Если кто-то тянет линию не туда, куда надо, получается загогулина. Загогулину стирают ластиком или оставляют на месте. Бывает. Пусть не совсем верно нарисовано, зато следующего человечка нарисуем не с тремя ногами, а как надо. Что касается картин российской государственной машины, то они отличались обилием загогулин и вечно просили ластика, но крайне редко его получали. В картинах непременно присутствовало что-то кривое, косое, перепутанное и смещенное. Глядя на них, ценители вспоминали стенд "Мы рисуем" в детском саду. Тем не менее, всегда можно было понять задумку художника — что это, солнышко или мама? — поскольку государственные деятели знали: движения отдельных карандашей должны быть мало-мальски скоординированы между собой. Иначе вся государственность может пойти наперекосяк. Но, с другой стороны, ведь может пойти, а может и не пойти. Никто не проверял, что будет, если государственные составляющие совсем перестанут считаться друг с другом. Может, как раз наоборот, получится просто и мило. Портрет молоденькой красавицы-трески с густой гнедой шерсткой. Чем плохо? Может, это авангард. Может, русские — неизвестное направление в искусстве... Прошедшая неделя показала, что час пробил. Государственные составляющие сейчас всерьез проверяют догму необходимой слаженности. Они решительно отвергли основы реализма — как социалистического, так и капиталистического, и гнут свои линии с задором первопроходцев. n n n Как в любом прогрессивном начинании, первыми принялись выводить автономную линию коммунисты и братья аграрии. Их линия была самая незамысловатая. Они должны были показывать избирателям, что за них радеют. В целях радения коммунисты отказывались утверждать бюджет, требуя добавить в него побольше миллиардов рублей — на сельское хозяйство, промышленность, социалку, науку и пр. Взять эти миллиарды было абсолютно неоткуда. Главное, депутаты это и сами прекрасно знали. Но радеть-то им все равно надо было. У правительства тоже была своя линия. Она называлась: "Надо принять бюджет, потому что хоть он и плохой, но без него будет еще хуже". Точно такие же плохие бюджеты правительство делало все последние годы, и ни один из них не был выполнен. Из-за этого экономическое положение в стране ухудшалось. Но правительство все равно стояло на своем и отказывалось составлять принципиально иной бюджет, который мог бы улучшить ситуацию. Таким образом оно гнуло свою линию. Коммунистических депутатов нимало не волновал тот факт, что бюджет в принципе никуда не годится. Им надо было только выбить из правительства миллиарды предвыборного радения, а больше ничего. Как только до правительства дошла вся нехитрая суть коммунистических желаний, дела сразу пошли на лад. Посидев разок до ночи, законодательная и исполнительная власти обо всем договорились. Суть компромисса заключалась в следующем. Правительство добавило двадцать виртуальных миллиардов, которых вообще-то на самом деле нет, но, если вдруг они откуда-то появятся — чем черт не шутит, может, клад найдем, — тогда пожалуйста, они пойдут на финансирование тех статей бюджета, о которых вы радеете. Это были гипотетические обещания, но коммунистам ничего иного и не требовалось. Им ведь не деньги нужны были, а возможность сказать народу: вот мы какие молодцы, выбили из дрянного правительства целых двадцать миллиардов для вас, дорогие избиратели. Голосуйте за нас, ибо никто так не печется о народе, как мы! ...Красные карандаши отличались тем, что всегда рисовали очень примитивные и незамысловатые линии. Их сознание было идеально свободно от соображений. В мозгах один прямой, широкий канал, через который всякая мысль проскакивает, как шустрый таракан, не получая никакой интеллектуальной обработки. Пламенное "да" союзу с Беларусью, пламенное "нет" ожиревшим американским мадамам, и весь разговор. Они не думали, что любой союз (а этот — в особенности) надо долго и кропотливо готовить, подгоняя тысячи деталей одна к другой, подтачивая, подмазывая, пробуя, проводя пусконаладочные работы. Только тогда он будет работать. Они считали, можно просто взять и присобачить Беларусь к России — иииэх! А что не входит в пазы — забьем молотком или подвяжем шпагатом. "Мы ваша последняя форточка в Европу!" — бил себя в грудь белорусский батька, у которого тараканы отличались особой резвостью. "Ах, это даже не форточка, это целое окно, — восхищались депутаты, упиваясь пламенными "да-нет" своего любимца. — Как он скромен и как красив. Таким окном мы, пожалуй, вырубим всю Европу". n n n Из других линий, гнутых на прошедшей неделе, следует отметить прежде всего линию космического агентства, вменившего себе в обязанность запускать спутники "Протоны" так, чтоб они непременно тут же валились на территорию Казахстана. В отличие от красных линий линия космическая блистала изощренной оригинальностью. Во-первых, сама задумка — гениальная. Согласитесь, не каждому придет в голову настаивать на своем, роняя дорогостоящие спутники на братьев-казахов. Во-вторых, такую линию очень трудно реализовать — пойди каждый раз подгадай, чтоб и спутник упал, и чтоб именно на казахов. И ведь, тем не менее, получалось у космического агентства. Держались молодцами покорители Вселенной, гнули сложнейшую линию, невзирая на объективные трудности. Неплохая линия также выходила у премьера. Она состояла в раскручивании его светлого образа и повышении рейтинга в расчете на президентские выборы. Реализовывалась посредством явлений премьера публике в военной форме. На прошлой неделе он наряжался военным летчиком и летал в шлеме на истребителе. На нынешней — военным моряком. Плавал на крейсере "Варяг" в пилотке и считал ракеты, со свистом вылетающие в открытое море. n n n Самую загадочную линию рисовал, как обычно, президент. Непонятно было, куда он клонит, чего хочет, о чем думает. Его линия вдруг утончалась, бледнела, превращалась в пунктирные точки-тире, потом и вовсе пропадала, становясь совершенно прозрачной, и вдруг вновь возникала во всей своей толстой и яркой красе. "Вранье!" — рявкнул он в понедельник в ответ на происки оголтелых журналистов. Ему почудилось, они решили, будто он разлюбил премьера. Но это вранье, его линия твердая — он любит премьера по-прежнему. Во вторник линия побледнела: президент кого-то чем-то наградил, не сопроводив церемонию запоминающимися высказываниями. В среду отбыл в отпуск в Сочи, и его линия совсем растворилась, слилась с фоном. Зато все более уверенно гнули свою линию военные, каждый день убеждая россиян, что они продвинулись еще на три километра в глубь Чечни и никаких потерь нет — только несколько бойцов простудилось. Освобожденное население встречает их слезами радости, веселится и объедается гуманитарной помощью, а все бомбы и ракеты попадают только в боевиков и никак не в мирных людей, а если все-таки попало в мирных — значит, они просто были боевиками или складами оружия. И уже совсем скоро войска сомкнут кольцо вокруг Грозного и установят там российскую власть. Чеченские боевики тоже гнули свою линию. Федеральные силы в десятки раз превосходили их по силе и технике, поэтому они, конечно, не могли воевать, как армия с армией. Боевики не обороняли ни Гудермес, ни Грозный, а отходили, заманивая войска в горы, чтобы потом, в самый неожиданный момент, выкинуть какой-нибудь жуткий фокус — вроде захвата атомного объекта на территории России, или теракта с применением бактериологического оружия, или взрыва Госдумы. Чего-нибудь такого ужасного, от чего у россиян опять дыхание перехватит и руки опустятся. "Как, кстати, эффектно выступили армянские товарищи, — обсуждали события недели чеченские боевики. — Вот у кого учиться надо". У российских граждан по поводу случившегося бытовало несколько иное мнение. "Какое счастье, что мы хотя бы с этими кавказцами не живем в одном государстве", — думали эгоистичные россияне-шовинисты. Потому что безумцев и отморозков и у них хватало с избытком, но даже самому горячему борцу с режимом типа Анпилова не пришло бы в голову расстрелять одним махом всю правящую верхушку страны непосредственно в Государственной Думе. Это была абсолютно не местная линия. n n n Переплетение самостийных линий пока не давало оснований присваивать изображению конкретное название. В принципе подходило "Хаос", "Нитки, которыми играл котенок" и "Панк спросонья. Голова". Но для законченности там не хватало последнего решительного мазка — дырки от бублика, к примеру, или платья Мэрилин Монро, а лучше — котелка Чарли Чаплина, закупленного властями на аукционе Сотбис и прилепленного клеем "Момент" в правом верхнем углу. Тогда суперсовременную картину кисти российской государственной машины уже можно было бы с полным правом называть новым направлением в искусстве управления.
