На инаугурации Путина в первых рядах приглашенных стоял политолог Глеб Павловский. Почетное место досталось ему за то, что Глеб Олегович играл значительную роль в президентской кампании и информационных войнах. Его Фонд эффективной политики причастен к расцвету так называемого грязного пиара — попросту говоря, очернению политпротивников всеми способами. Так что тезисы о том, что "Лужков американца убил", а "Примаков — немощный старый коммунист", можно поставить в заслугу и Павловскому тоже. "Поливание грязью конкурентов — это просто неправильное описание обычной политической полемики", — без комплексов признается Глеб Олегович. Главное — эффективность. А уж она у Павловского такова, что его в политологических кругах начали называть "гением". Имя Павловского уже несколько лет находится в центре разных скандалов. Первый разгорелся в 94-м году, когда в печати всплыла аналитическая записка "Версия-1" — план отстранения Ельцина от власти группой, включающей Лужкова, Сосковца, Шумейко и других. Бумага оказалась полной фальшивкой, и была изготовлена, как выяснилось, именно Глебом Павловским "для внутреннего пользования". Но так умело, что шуму наделала очень много. Что интересно, во времена молодости нынешний консультант Кремля был диссидентом, и при этом некоторые обвиняли его в сотрудничестве с КГБ... Теперь кабинет Павловского находится в роскошном "Александр-Хаусе" на Якиманке, где редкая комната не украшена портретом нового президента. Глеб Олегович, что называется, — "в шоколаде" и полон новых и свежих идей. — Вас назвали и "серым кардиналом Кремля", и придворным политологом, и одним из "создателей Путина". Как бы вы сами себя охарактеризовали? — Никакой я не кардинал. Я просто политический консультант. — Кого? — Я независимый консультант Фонда эффективной политики. А фонд работает по контрактам. В частности, с Администрацией Президента. — Как вы начали работать с Кремлем? — Своего рода случайность. Валентин Юмашев — мой старый друг, я работал с ним еще для "Огонька". В конце 95-го фонд предложил ему — наверняка мы были не единственные — стратегию ельцинской кампании, основанную на том, что Ельцин не только избираем, но и весьма избираем. Это как-то совпало, сошлось... — У вас репутация "политического хулигана". Почему в эту президентскую кампанию Кремль востребовал именно ваши специфические методы? — Они не специфические, а интеллектуальные. Планирование на основе трезвой оценки данных, независимо от того, совпадают они или нет с "общеизвестными" и даже с моими собственными идейными и моральными предпочтениями. За это меня называют циником и хулиганом, которым я на самом деле не являюсь. — В свое время диссидента Павловского преследовал КГБ. Говорят, что вас психологически сломали, заставили сделать определенные признания... Вас не смущает, что нынешний глава государства, к чьему избранию вы приложили руку, — бывший гэбэшник? — Да, и я, и Путин имеем опыт общения с КГБ — в разных ролях, хотя примерно в одно и то же время. Я ведь почти ровесник ему: он 52-го года, я — 51-го... КГБ обратило на меня внимание году в 72-м, а от последнего комитетского "хвоста" я уходил в 87-м, когда Ельцина убирали из Политбюро. В КГБ ведь были разные структуры, в которых работали разные люди. Такими, как я, занималась советская инквизиция — Пятое управление, где водились садисты, испытывавшие радость от контроля над личностью. Но в разведку, откуда Путин, садистов не брали... — Вас обвиняли в том, что вы пошли на сотрудничество с органами... — Практически каждого, кто сделал для оппозиции что-то реальное и не оказался на зоне, так или иначе в этом обвиняли... Я в диссидентстве не относился к публичным фигурам, которые подвергались наибольшему давлению. В диссидентской среде я был, как скажут сегодня, менеджером среднего уровня. Занимался организацией изданий, редактурой, распространением и тому подобным. И в тюрьме вел себя более компромиссно. Но весь компромисс состоял в том, что я охотно признавал себя виновным, чем так дорожила наша показушная инквизиция. Я не давал показаний, которые могли быть реально использованы против других. Отступление от этого я позволял, точно зная, что человек эмигрировал или умер. А то и сочинял сказки про вымышленных персонажей. Теперь бы я, наверное, не стал и этого делать. Но тогда я и мои друзья испытывали огромный интерес к шансам диалога с КГБ, поскольку комитет был в СССР тайной властью. А вдруг удастся выйти на самый верх и "спасти страну"?.. Мы обращались со всякими проектами, с идеями к его руководству, но там нас не рассматривали всерьез как партнеров. — Ну, в конце концов, похоже, вам удалось пробиться... Скажите, а кто в Кремле первым решил сделать ставку на Путина? — В точном смысле слова им мог быть только сам Ельцин. Но надо реально представлять себе, что это было. Был проект Ельцина, по которому более трех лет шла работа. Администрация Президента стала чем-то вроде проектного бюро: сотни совещаний, планов и разработок... Путин был участником этого проекта почти с самого начала. — Вы имеете в виду проект "Наследник"? — Он не имел названия, просто было известно, в чем именно главная политическая задача. Сам я называл проект — "Уходящий Ельцин". Надо было обеспечить плавный и конституционный уход Ельцина в конце срока, сохранив основы системы, возникшей из революции начала 90-х годов. Путин вначале был рядовым участником проекта, я бы даже не сказал, что заметным. Делами в Кремле тогда заправляли либеральные журналюги, без уважения относившиеся к КГБ. Прошлое Путина было недостатком и с точки зрения Ельцина: некое спецслужбовское родимое пятно. В такой среде Путину пришлось нелегко, но он, как видите, пробился. — Вы говорили, что в России достаточно нескольких месяцев, чтобы раскрутить чью-либо фигуру в национальных масштабах. В другой стране — нельзя, а у нас — возможно. Почему? — Во-первых, сознание россиян прошло школу советского агитпропа, где привыкли к режиму управления мыслями. Гласность ударила по массовому сознанию, травмировала, но не разрушила саму его управляемость (напомню, что Горбачев вводил гласность централизованно, через тот же агитпроп). Сознание шока не вынесло — и упростилось, вернулось к мифу. Население страны как бы переселилось в сказочный мир. Граждане ждут одной-единственной картинки, всегда очень простой, из которой ясно, кто хороший, кто плохой, где зло и кто защитник. Причем сюжет и все герои могут перемениться — тогда вдруг появляется новая сказка, а предыдущая стирается из сознания. Скажем, Ельцин вчера — это наше все, завтра Ельцин — главное зло и главная угроза. Это похоже на шизофреников, у которых один отсек личности не сообщается с другим. Общественное мнение замкнулось на телевизор и оказалось управляемым картинками. Поэтому телевизор, "ящик" стал инструментом власти. Меняется картинка — меняется поведение масс. Это тоже агитпроп, но другой, теневой, что ли... Разница та, что теневой агитпроп находится в руках кучки частных лиц, а не государства. — Насколько Путин самостоятелен в своих решениях? — Личная самостоятельность Путина очевидна всем. Во время президентской кампании как клиент он был одним из наиболее непослушных. Ельцин, кстати, более пластичен. Я не вижу, чтобы Путина могла вести какая-то группа. И он не похож на Чубайса, который ведет по жизни одну и ту же команду. Люди, которые пришли во власть вместе с Путиным, которых он "подцепил" в прошлом, теперь оказываются на разных ролях и явно не рассматриваются им как единое целое... Возьмем команды Ельцина — их было три. Уходя, каждая команда оставляла в Кремле каких-то своих людей. Первая — ее членов сегодня называют "старыми демократами" — решала задачу взятия власти в период демократического мятежа. Вторая — в эпоху Коржакова, Барсукова, Бородина — пыталась сформировать двор Ельцина — демократического царя и при этом дворе жить с комфортом. Третья — команда проекта "Уходящий Ельцин" — "ликвидком" революции. Путин не мог ее унаследовать — у него совершенно другой проект. Этим проектом является государство: его фактически нет, и его надо отстроить. В этом деле Путин не сможет положиться ни на одну из старых команд. Революционные заслуги — не рекомендация в государственном строительстве. Кстати, тандем Волошин—Путин сложился еще до назначения Владимира Владимировича и.о. Здесь определенная связка — рабочая и интеллектуальная. Насколько она будет устойчивой — не знаю. Но это, конечно, уже элемент новой команды... — Если президент столь независим, почему одна половина правительства — это люди, близкие к Абрамовичу, другая — к Чубайсу? — А что, Путин обязан рожать нам новых политиков, что ли? Такие люди, как он, безразличны к прошлым грехам и прошлым заслугам. Он воспринимает прежних политиков как кадровый резервуар, откуда берет кого ему вздумается. — Дело не в прошлых биографиях чиновников, а в нынешних. Они же не потеряли связи с олигархами... — А Путин им не предоставляет свободу связей, и если берет их в команду, то на своих условиях. Никаких беспорядочных связей. — Если совсем грубо ставить вопрос: кто от кого зависит — Путин от Абрамовича или Абрамович от Путина? — Уверен, что Абрамович от Путина. Но в той государственной конструкции, которую строит Путин, со временем сможет быть независимым и Абрамович. Как и конкуренты Абрамовича. — А как будут выглядеть отношения Путина с олигархами, когда он уже построит свою систему? — Вероятно, возникнет несколько объединений крупного бизнеса, в постоянном общении с которыми государство станет разрабатывать экономическую стратегию. Похоже на южнокорейскую модель — крупные конгломераты, которые государство поддерживает на внешних рынках. Путин, как я понимаю, хотел бы обернуть естественную агрессию крупного бизнеса изнутри страны наружу. Из внутренней политики — на мировые рынки. — Насколько жизнеспособно нынешнее правительство Касьянова? — Если оценивать его как групповой портрет, я не впечатлен. Вот Путин бросит их в драку — тогда посмотрим. — Ваша цитата: "Если кто-то остро ощущает потребность в оппоненте Путину, то он нам покажется и им станет". При каких условиях может проявиться потребность в таком оппоненте? — Моя точка зрения здесь несколько экстремистская. Я уверен, что политическая программа Путина, которая сводится к созданию компактного государства, уходу его из тех зон, где оно неэффективно, а значит, ликвидации бизнесов, которые выросли в этих зонах, — несовместима с интересами хозяев политического рынка. Я называю систему теневых властей столицы и регионов "государством номер два"; в чем-то оно похоже на советское и достаточно централизованно. И вот эти группы не могут позволить Путину довести дело до конца. Тут вопрос: кто кого? Или они Путина, или Путин — их. Теперешнее наступление Путина — психическая атака, во весь рост и без политической поддержки. Завтра будет контратака. И даст бой Путину теневой агитпроп, то есть телевизионный медиа-бизнес. Сперва на экранах вдруг появится картинка — сериал "Новая оппозиция". А уже после под нее подведут организационную базу и мировое общественное мнение. — Если, конечно, президент не возьмет под свой контроль все телеканалы... — Как? Усадить студии в Останкине брюхастыми чиновниками? Телевидение не выносит официозности. Нельзя залить экраны елеем: люди перестанут смотреть новости... К концу года будут попытки остановить Путина. Как будет выглядеть коалиция, противостоящая президенту, я не знаю. Но одной из опор новой оппозиции, конечно, станут внешние силы. Ведь с точки зрения мировой игры создание сложностей Путину — вещь, безусловно, полезная. — Так, знаете, легко списать любую критику в путинский адрес на олигархов и мировую закулису... Президент вот сам полюбил говорить о "провокационных элементах". — Есть реальные угрозы и есть выдуманные аппаратом. Кроме того, появление Путина оживило массу всякого рода сброда, который любит все контролировать, разрешать, запрещать... — К этой категории относится министр печати Лесин? — Хороший российский министр обязательно получает от интеллигенции если не пулю, то звание пса режима и душителя свобод. Это как диплом о профсоответствии. Лесина я знаю неплохо. Человек абсолютно адекватный задачам новой власти и свободный от аппаратной дури. На этом месте должен быть кто-то, знающий реалии СМИ, которого наш брат сгрызет, но не сразу и не всего целиком. А давление низовой массы чиновничества на СМИ, безусловно, существует и будет нарастать. Важно, чтобы Путин не поддался этому процессу. Здесь, с одной стороны, надо быть жестким ему, а с другой — и обществу. Но общество наше, к несчастью, мягкое. А из мягких обществ не получается сильных демократий. — Существует мнение, что у Ельцина "в подкорке" была заложена свобода прессы, а у Путина этого нет... — Конечно, ведь Б.Н. — революционер, и СМИ были его любимейшим средством чистки штабов! Но, как я понимаю, ваш вопрос можно переформулировать так: есть ли у Путина свои "тараканы" в отношении прессы? Да, возможно, но — связанные с устойчивым подозрением: многое из того, что печатается в прессе, печатается по заказу хозяев. А почему бы властям так не думать, когда не слышен голос независимого от хозяев СМИ журналистского сообщества? Мое мнение: Путин не выполнит своей задачи, если не ликвидирует теневой агитпроп. — Интересно, почему, когда критикуют Путина, это списывается на "указку хозяев", а когда наезжали на Лужкова—Примакова, это было в порядке вещей... Ведь кампания Путина была построена именно на зависимости лояльных ему СМИ, которые работали безо всяких моральных тормозов. Вы что же, скрепя сердце эти методы применяли? — Если применял, то, может быть, и "скрепя"; технология — отдельный вопрос. Но манипулировать СМИ можно только в случае, если есть манипулируемая журналистика. — То есть когда вы видели, насколько хорошо ваши методы срабатывали, то испытывали душевную боль? — Незначительную. Это называется: "Пью, но с отвращением". — Как вы считаете, если бы не было терактов в Москве и последовавшей военной операции в Чечне, мог бы Путин стать президентом? — Если бы Ельцин сомневался в перспективах Путина, он не сделал бы его премьером. 9 августа прошлого года Ельцин запустил последний этап проекта: преемник идет на выборы и побеждает. — Да, но без Чечни рейтинг Владимира Владимировича не скакнул бы вверх столь головокружительно... — Плановые расчеты роста рейтинга Путина и так предполагали достаточно сильный рост, хотя, разумеется, более плавный, чем случилось. — Рост — за счет чего? — На старте? За счет форы действующего премьера. Даже если новоназначенный премьер почти ничего не делает, за 8—12 недель он получает до 15% президентского рейтинга. Разумеется, с самого начала учитывалось, что Путину Ельцин предоставит то, чего не давал никому, — возможность вторжения во внешнюю политику, в координацию силовых структур... Перед нашими глазами была модель Примакова, которую мы очень внимательно изучали. Да, мы боролись с ним, но не теряли из виду его базу — невероятной силы потенциал массового ожидания нового государственного лидера, который придет вместо Ельцина, прекратит войну в элитах и снимет страх перед будущим. Без Чечни кампания выглядела бы абсолютно по-другому, однако выиграл бы ее все-таки Путин. Но фактически сам ВВП решил больше задач кампании, чем было запланировано сценаристами кампании "ВВП-2000". — А вам не кажется, что как Чечня сделала рейтинг Путину, так же она и потянет его назад? — Нет. В государстве решение более важных проблем всегда упраздняет политический вес других, тоже важных. Скажем, война на Кавказе во второй трети XIX века была страшно важна для русского общества, но вскоре оно занялось земельной реформой и потеряло интерес к Кавказу. Люди не умеют не переключаться... — Вы могли бы дать политпрогноз на ближайший год? — Это все равно что спрашивать: "Каков прогноз исхода вашей партии?" Следите за игрой! — Ждать ли от Путина решительных действий? — Да. Этот год будет годом его решительных действий или годом распада путинского большинства. — А вы будете себя комфортно чувствовать в следующем году? Появятся ли у вас новые клиенты? — Я сдвигаюсь в другую сферу. Меня интересует, смешно сказать, реорганизация интеллектуального процесса в России. Мы проигрываем на более серьезном поле, чем война Бориса Абрамовича с Владимиром Александровичем, — на мировом. — Вы что же, хотите наших политиков воспитывать? Приставить им новые головы? — Приставить нельзя, не отрубая, — придется промывать старые. Пока мы решали вопрос, кто кого победит — губернатор Яковлев Артемьева или наоборот, — мы упускали из виду главную сцену действия — мировую. Теперь государству надо заставить забыть войны и разборки между провинциальными, в сущности, группировками. Пускай Борис Абрамович не учит Путина демократии — пусть он "люминием" занимается. И в этой сфере, может быть, станет значимой угрозой на мировой арене. Тогда его и государство поддержит. А он тут хочет штабами поруководить... У России есть шансы в передовых, более тонких, связанных с мозгами технологиях — Интернете, например. А то, что надо делать руками, у нас не очень получается. Левша в современном мире — уже не русский, а китаец... — С каким периодом российской истории вы могли бы сравнить нынешний? — Я как-то думал: а когда вообще в России получалось довести до относительно успешного конца многолетний политический проект, наподобие "Уходящего Ельцина"? Ближайшее, что вспомнил, — освобождение крестьян. Оно тоже несколько лет готовилось и тоже, как ни странно, было доведено до конца. И тогда, кстати, газеты ругательски ругали "придворную камарилью"... Вообще-то аналога нынешнему периоду нет. Ситуация отдаленно похожа на раннепетровские времена — перед стрелецкими мятежами. Конец XVII века. Все российские уклады — экономические, идеологические, политические — терпят поражение во внешней конкуренции. Максимум через пару-тройку лет тут начнут высаживаться гуманитарные десанты, чтобы нас переучивать, а при наличии возражений — вызывать себе огневую поддержку. Если не цивилизуешь себя сам, жди цивилизатора извне. — У вас много детей. Они живут в России? — Подавляющее большинство живет здесь. — А телевизор они часто смотрят? — Да, к моему сожалению. — Вы не боитесь, что они станут заложниками ваших же схем? — Но я ведь не медиа-магнат. — Да, но вы медиа-магнатам неплохо подсказывали, промывали мозги, так сказать... — Мои дети, на каких бы языках они ни говорили, много читают. Книги — самая надежная защита от "ящика"!
