Предпраздничное интервью с Филиппом Киркоровым (ибо что, как не праздник, есть грядущий 25 июня "ЗД–Триллениум" в Лужниках!) предполагало быть благостным и расприятнейшим во всех отношениях. Не тут-то было! Благостность — не черта Киркорова. Точнее — не черта его жизни. Вечно что-то да стрясется. "Пойми, я не ищу скандалов, они сами находят меня", — сокрушался артист, чуть ли не бил себя в грудь. Так и на этот раз. Мы встретились в момент, когда он пребывал в крайне возбужденном состоянии. Не успели улечься страсти, разыгравшиеся в Минске, как тут же подоспело крупное землетрясение с Даной Интернешнл (подробности об этом на 1-й стр.). И вместо того чтобы сразу начать о возвышенном и прекрасном, то есть об искусстве, нам очень долго пришлось разгребать все околомузыкальные страсти последних дней. Филипп особо отметил, что в сегодняшнем интервью он сделает первое и последнее публичное заявление по поводу минских событий, после всего, что было написано в прессе. Напомню, что в результате бесчинств стражей порядка там пострадали зрители, да и сам артист чуть не был избит некими личностями в камуфляже... -Итак, официальных извинений от минских властей тебе не принесено. Более того, они сами считают тебя виноватым. Будешь ли ты гастролировать в Белоруссии, если ситуация не изменится? — В жизни обычно плохое забывается, хорошее помнится. Уж сколько у меня было таких историй. На той же Украине. А с другой стороны, многие из лучших воспоминаний связаны с гастролями и на Украине, и в Белоруссии. Люди там гостеприимные и душевные. Не для режима пою, а для простых людей. Этих людей я и защищал в Минске от произвола и не собираюсь теперь их бросать, лишать себя и их творческого общения. — Можно ли было избежать все-таки конфликта? — А как? Когда людей за их позитивные эмоции начали дубасить, словно скот на скотобойне, я попытался прекратить безобразие, остановил концерт, призывал к благоразумию. Но меня не слушали. Я повысил тон, опять никакой реакции. Пришлось выразиться более резко, хотя и не матом, как написали некоторые газеты. Понятие "сталинский режим" к матерному никак не отнесешь. Я просто не видел других способов, чтобы утихомирить разбушевавшихся омоновцев. На моих глазах они обращались с публикой так, как непозволительно вообще обращаться с людьми в цивилизованном обществе. И все это за то, что настрой на моих концертах всегда исключительно положительный. Моя задача — генерировать хорошее настроение, радость, веселье, любовь. И люди концентрируют эту позитивную энергию в себе, выплескивают ее в виде эмоций, радостных криков, в виде аплодисментов, в виде любви к артисту. И именно этого не потерпели власти в Минске. Неужели для них лучше, чтобы люди выплескивали уже не позитив, а негатив — на улице, например, бросались булыжниками, били витрины? Концерт продолжился и закончился, к счастью, в нормальном состоянии: с "бисами", с сорокаминутной овацией. Люди горячо признавались мне в любви. А за кулисами после концерта начались просто развернутые военные действия против коллектива. Вообще, я нахожусь в некоторой растерянности и даже шоке, оттого что, как оказалось, до сих пор в каких-то странах, республиках проявлять свои эмоции и восторг во время концерта строжайше запрещено и считается чуть ли не преступлением против режима. — Ну, в Белоруссии многое считается преступлением — не только, знаешь, эмоции на концертах Киркорова проявлять, но и вообще спорить, например, с властями, вольнодумствовать... Уже и черный списочек там сварганили — Шендерович в нем, Лимонов, другие неблагонадежности. И тебя теперь могут посчитать. Станешь ты, Филипп, невъездным в эту замечательную страну персонажем, как ни радей о судьбах тамошних фэнов, как ни стремись к ним душой и телом... — К сожалению, я не исключаю и такого поворота событий. Хотя я знаком с президентом Лукашенко. Мы не раз виделись и беседовали на "Славянском базаре" и на всевозможных праздниках у нас в правительстве, в Кремле. На меня он произвел впечатление довольно-таки вменяемого человека. Мне тогда казалось, что вот пишут о нем всякое, а он не так страшен, как его малюют. Просто мне самому это знакомо, про меня же тоже пишут всякое-разное и обвиняют во всех смертных грехах мира. А на самом деле я несколько иной человек в жизни. Такова вообще участь популярного персонажа, который постоянно на виду. — С нашей стороны никакой официальной реакции не последовало — ни ноты, ни полноты протеста. Как, впрочем, их не следует и на весь остальной беспредел, творящийся в этой Белоруссии. Похоже, не только ты очарован душкой Лукашенко. Можно себе представить громы и молнии госдепа США, кабы что-то похожее произошло, скажем, на концерте Мадонны, если бы та нагрянула в Минск, — ОМОН, шмон за кулисами, драка с охраной, угрозы не выпустить из страны, пока та не извинится. И, главный прикол, — суперстар, жующая сопли перед толстопузым ментовским начальством. Представляешь? — Я думаю, что у нашего правительства сегодня гораздо больше государственных проблем, чем разрешение конфликта Филиппа Киркорова с представителями белорусского ОМОНа. — Как дипломатично! Ты в Минске перевоспитался? — Мне надо думать о коллективе — 45 человек, которые не должны пострадать. — Как отреагировала Алла? Ругала ли за несдержанность и вспыльчивость или, наоборот, хвалила и поддержала? — Алла очень мудрый человек, проживший жизнь и видавший немало подобных ситуаций. Но она женщина, во-первых. Она сказала, зачем я не сдержался. С другой стороны, она прекрасно поняла, что другого способа не было. Она страшно была рада и довольна, что я добрался до дома живой и здоровый, что немаловажно. И попросила меня впредь решать конфликты каким-то другим способом, хотя, честно говоря, сама не знает каким. — У нее 3 июля запланирован концерт в Минске. Все гадают, последует ли от Пугачевой публичная реакция на унижения, которым подвергся там ее муж? Будет ли какой-то демарш? С другой стороны, не исключены ведь и провокации. Цепные псы, знаешь, крайне злопамятны. — Я не разговаривал с ней на эту тему. Но гастроли как стояли в плане, так и стоят. Она в первую очередь актриса. Ее ждет многотысячная аудитория поклонников. Я думаю, что, уважая их, уважая зрителей, она туда поедет. Потом у нее несколько другая атмосфера на концертах. Надеюсь, что у нее в Минске все пройдет удачно. Мне очень жаль, что все так произошло в городе, который я так любил... Осадок остался. — Как ты нашел реакцию прессы на эти события? Белорусские СМИ, разумеется, не в счет. — Честно говоря, кроме "МК", объективно подавшего картину, я не читал больше газет. — Надеюсь, что праздник "МК" и "ЗД-Триллениум", на котором все ожидают твоего грандиозного сета, залечат кровоточащие душевные раны. Уж у нас-то все упляшутся и набесятся всласть... — У меня не может быть упаднического настроения, потому что в Минске концерт прошел на ура. Это перед "Звуковой дорожкой" как бы генеральная репетиция — не скандала. В моем концерте будут и известные, и совсем новые песни, в диапазоне, который я называю просто: "Вчера, сегодня, завтра". Впервые в концерте покажу абсолютно новую вещь "Ша-ла-лу-ла". — Как славно, что ты сам перешел к творческим темам. После киевских и минского концертов, где ты впервые показал много нового, в том числе из "ЧелоФилии", не показалось ли тебе, что зрители по-разному воспринимали старое–любимое и новое–непонятное? — Я уже приучил своего зрителя к тому, что я постоянно разный. И зритель от меня уже ждет разнообразия. Куда меня только не бросало за эти годы! Из попсы в "турцию", из "турции" в альтернативную "Мышь", от "Мыши" к Челобанову, от Челобанова в народность. Новое — это всегда шок для зрительской психологии, и поначалу зритель, разумеется, сдержан в эмоциях. Но потом шок проходит. Зритель уже понимает, если я иду на какой-то эксперимент в музыкальном плане, наверное, это не случайно, это интересно. В общем, реакция была положительной. А на песнях Челобанова вообще эмоциональный накал достигал кульминации. — Тайна "ЧелоФилии", конечно, всех раззадорила. Как вы сошлись? Он же (С.В.Челобанов) очень специфичен и не прост... — Алла всегда говорила, что Челобанов гениальный музыкант. А у нас с ним все началось с одной песни — танго "Ты меня еще не любишь". Мы случайно встретились под Новый год на студии у Кальянова, и я сказал: "Коль уж мы встретились, может, Сереж, ты дашь мне одну песню для альбома?" Он говорит: "Пожалуйста, у меня как раз есть одна, кажется, тебе подойдет". Через несколько дней мы сели в студию, записали, получилось очень интересно. И работа с ним меня завела в итоге на целый проект. Я понял, что он — кладезь идей даже для меня. Любой артист, музыкант нуждается в каком-то развитии. Я понял, что для меня это даже не столько выпуск альбома, сколько настоящая музыкальная школа. Я ведь всегда учусь. Все эти месяцы, что мы работали над альбомом, я учился музыке у Челобанова. Может, конечно, это репертуар не для столь широких масс, может, это — не народный альбом, но это очень клевая музыка. — В эстетство решил удариться? — Почему нет? У Челобанова свой стиль, очень неповторимый, очень отличающийся от общей волны, но в то же время не снобистский, а очень современный и модный. Я так считаю. — В общем-то там есть пара хитов. "Мамайка" вот... — Никто и не говорит, что это не хитовый альбом. Это не продукт для массового потребления, но для сценического образа этот альбом — "ЧелоФилия" — просто незаменим. Каждая песня дает возможность такой театрализации на сцене — и по балету, и по ритму, и по сценографии, и по образам. Мне очень нравится композиция "Ты береги ее, мужик". Он, по сути, как бы мне посвятил эту песню. — Ну да, бывший бойфренд жены напутствует сегодняшнего мужа беречь свою избранницу, которая была когда-то его подругой. И впрямь изысканно, если учесть, что образы отнюдь не абстрактны... — Знаешь, подтекст этого занимательного треугольника — мол, Челобанов, Киркоров и Пугачева между ними — как бы и наполнил весь альбом этой странной, сумасшедшей музыкой, и придал ему то уникальное эмоциональное состояние. Это одна из моих любимейших работ. — А как в личном плане? Не напрягает, что вот бывший бойфренд жены нарисовался и рядом все время маячит? А что если у него тайное вожделение вновь проснулось? Помыслы всякие? Не встречались, не встречались, а тут проекты вдруг посыпались один за другим... — Мы дружим семьями. Ты плохо знаешь Аллу! Любой мужчина из ее жизни продолжает видеть в ней вожделенную женщину. — А что, не было других нормальных композиторов, кроме Челобанова? — Очень сложно после Челобанова с кем-то найти сотрудничество. Как-то меня Леонид Петрович Дербенев настроил на волну очень профессиональной работы. Он так меня понимал, он так передавал мое мысленное состояние в своих стихах, что я до сих пор не нашел человека такого же порядка и калибра. Он меня даже испортил этим. Теперь вот Челобанов поднял меня на какой-то определенный уровень, и все то, что мне сейчас приносят, кажется плохим и заурядным. — Алла выходит из этой ситуации, сочиняя себе сама. — Это ее великое достоинство, что Алла композитор. — Она никогда не пыталась тебе что-нибудь написать? — Честно сказать, нет. — А ты ее просил об этом? — Нет. Такой, знаешь, сапожник без сапог. Я, правда, перепел пару песен из репертуара супруги. Алла сподвигла меня на идею открывать концерт песней "Ах, как хочется жить", которую когда-то пела она. "Ты так любишь жизнь, — сказала мне, — сцену, музыку. Я тебе даю возможность ее спеть". Я очень люблю эту песню. И зритель принимает ее на ура. Даже то поколение, которому сегодня от 15 до 25. — В "ЧелоФилии" много экспериментаторских новаций на грани фола. В "Настроении" куча бранных жаргонизмов, в "НЛО" — гомосексуальный подтекст, наделавший много шума еще тогда, когда Чел давным-давно появился с этим номером у Аллы на "Рождественских встречах". Не обжигает ли столько горячего? — Песня "НЛО" — очень клевая, и мне плевать, гомосексуальная она или гетеросексуальная. Я актер. И в данном случае это один из моих образов. Пусть пишут что хотят. Я не раздуваю скандалы в целях популярности и поддержания имиджа. Я всегда стремился только к одному — привлекать внимание людей как творческая личность. — Вернемся-ка лучше к Аллиным песням. Ты, кажется, еще перепел ее "Три счастливых дня" для своего испанского альбома. — Да, только в испанской версии три счастливых дня усохли до одного. Ха-ха-ха. Сюжет, правда, очень грустный: парень встречается с девушкой, они проводят один счастливый день, он провожает ее на самолет, она улетает, чтобы вернуться к нему через три дня навсегда. Но не возвращается, потому что самолет разбивается. Очень грустная история. Я пою там в припеве: "У меня тебя отнял любовник по имени Смерть". — Прямо песня-катастрофа... Впрочем, латиносы неравнодушны к разрушительному надрыву. Кстати, ради "ЗД–Триллениума" ты перенес свои промодела в Америке с альбомом "Sueno D'Amor". На что рассчитываешь? Отдавить пятки дружбану Рики (Мартину) или Энрике (Иглесиасу)? — Я очень не люблю эти сравнения и рассуждения. Соперничать с этими замечательными артистами я не собираюсь. Там вообще отсутствует такое понятие — соперничество. Там у каждого есть свое место под солнцем. Я просто хочу сделать так, чтобы мой голос услышали там. Я хочу постараться органично влиться в поток хорошей, на мой взгляд, музыки, которая звучит на радиостанциях и с экранов телевизоров в Америке, в Латинской Америке, на языке, который я действительно очень люблю. Я не выбрал английский по ряду причин. Выбрал испанский, потому что, во-первых, он очень соответствует моему темпераменту. Могу сказать честно, я сумел добиться абсолютного произношения в своих испаноязычных песнях, без малейшего акцента. И тем самым я хочу донести себя до слушателей той страны, где не знают, кто такой Филипп Киркоров. Единственное, что пойдет за мной, — это то, что я представляю Россию. Как меня уже назвали во время награждения премией "Fama" в Нью-Йорке: "Russo con alma latino" — "Русский с латинской душой". — Твоя кипучесть не знает границ, и пока с Америкой суд да дело, ты освоил еще и амплуа драматического артиста. Эта история с мюзиклом "Метро", как я понимаю, предполагалась как разовый эксперимент? — Нет-нет. Наоборот. Может быть, так все думали, что я сыграю один раз, мне надоест — и все. Ни в коем случае. Я очень рассчитываю на то, что раз в месяц я буду обязательно два-три спектакля играть. Сейчас вот еду на гастроли в Самару. — Роль мерзопакостного продюсера по имени Филипп в этом спектакле тебе крайне удалась. Что это — актерский талант или опыт жизни? — Я не такой, конечно. Но иногда мне на сцене, или в офисе, или в моем бизнесе, в быту приходится себя вести как мой герой, к сожалению. Любая актерская работа аккумулирует некий жизненный опыт. Ведь не зря Меньшиков, играя сумасшедшего в фильме "Мама", долгое время ходил в сумасшедший дом, наблюдая за больными. А мне никуда и ходить не надо было. Я всю жизнь прожил в шоу-бизнесе. Я видел таких людей, как мой герой, иногда сам бывал таким. Я копнул немножко из своего опыта и вынес это на сцену мюзикла "Метро". А ирония в том, что героя спектакля изначально звали Филипп, хотя тогда еще никто и не знал, что когда-то его роль будет играть Филипп Киркоров. — Не начинаешь ли ты подумывать и о кинематографе? — Есть у меня два интересных предложения. Одно из них сделал Александр Митта, который снимал фильм "Экипаж"... Он принес мне сценарий очень интересного фильма, где я должен играть спившуюся звезду эстрады. — Здесь уж целый кладезь жизненных примеров, не так ли? — На самом деле роль очень серьезная, потому что прообразом стал один очень известный певец, суперзвезда 70-х годов. И этот певец одно время был даже моим очень и очень любимым артистом. Поэтому я сейчас рассматриваю этот сценарий, мне очень он нравится, и скорее всего я дам согласие на эту роль. В другом фильме мне предлагают сыграть роль Александра Вертинского. Его романс "В бананово-лимонном Сингапуре" я пел в новогоднем проекте НТВ "Самые знаменитые песни века". Роль тоже очень интересная. — Тебе мало работы на эстраде? — Мало! Это же здорово — попробовать себя в новом амплуа и добиться результата. Все это в будущем, а пока я с нетерпением жду фестиваля "ЗД–Триллениум". — Где наконец раскроется будоражащая тайна "ЧелоФилии"? — Тайна "ЧелоФилии", наверное, никогда не будет раскрыта. Она уйдет со мной. — Как грустно.
