ПОТАЙНОЙ АВТОГРАФ
Памятник Юрию Долгорукому — из числа самых “фирменных” московских монументов. В конце 1980-х бронзового московского князя, грузно восседающего на коне посреди города, решено было капитально отреставрировать. И вот тут специалистов, занимавшихся столь непростой работой, ожидал сюрприз. Тщательно обследуя поверхность скульптуры, они обнаружили несколько миниатюрных барельефных картинок, о существовании которых прежде ничего не было известно. Авторы памятника А.П.Антропов, С.М.Орлов и Н.Л.Штамм зачем-то поместили на медальонах, украшающих сбрую лошади, изображения нескольких известных памятников Петру I, в том числе и знаменитого “Медного всадника”. А на пряжке княжеского пояса, стягивающего кольчугу, скульпторы оставили и собственные портреты — в виде барельефных профилей...
Нужно отметить, что подобного рода скульптурные “автографы” встречались и раньше. Началось все с самого первого “гражданского” монумента, поставленного на Красной площади в честь Минина и Пожарского. На бронзовом барельефе, украшающем пьедестал этого памятника, изображены люди, приносящие свои пожертвования для создания русского войска, которое победило бы захватчиков-поляков. Тогда, в самом начале ХVII столетия, все русские мужчины по традиции носили густые окладистые бороды. Однако на барельефе среди бородачей можно заметить трех господ, явно бритых по моде ХIХ века. Это изображения самого скульптора Ивана Мартоса, создавшего памятник, и его сыновей, которых отец действительно благословил идти в ополчение и воевать против вражеской армии (вот только случилось это уже совсем в другое время — в 1812 году).
“КРЫСОДРОМ”
У ПОЛИТЕХА
По самым приблизительным подсчетам, в Москве “прописано” более миллиона крыс. Вреда от этих тварей много, а вот пользы... Ну какая, скажите на милость, польза может быть от крысы? Ни шерсти, ни мяса, один противный голый хвост да острейшие зубы! Но предки наши приспособили-таки серых бестий “к делу”. Вернее — к развлечению. На протяжении нескольких деятилетий — во второй половине ХVIII и в самом начале ХIХ века — у москвичей пользовались немалой популярностью крысиные бега.
Изобретателями такой забавы стали шустрые дворовые ребятишки. За неимением других игрушек они довольно часто ловили на городских помойках крысенышей и пытались использовать их для веселых забав. Пацаны, тусовавшиеся в районе пустыря рядом с Ильинскими воротами Китай-города (это буквально в двух шагах от нынешнего здания Политехнического музея и памятника-часовни героям Плевны), додумались устраивать среди пойманных грызунов состязания в скорости бега. Чтобы хитрые зверушки при этом не могли никуда удрать с “дистанции”, мальчишки соорудили специальный “крысодром”: прорыли на пустыре две параллельные канавы — достаточно глубокие, с отвесными стенками, имеющие длину 10—15 метров. Это и были, так сказать, беговые дорожки. А для стимулирования крысиных спринтерских талантов ребята бросали на линии финиша приманку. Чаще всего ею становилась какая-нибудь мертвечинка — сдохшие цыплята, голуби, а порою и погибшие в “гладиаторских поединках” бойцовые петухи, которых разводил знаменитый на всю Москву граф Алексей Орлов (петушиные ристалища часто устраивались как раз на пустующей площадке под стенами Китай-города, в районе Ильинских и Варварских ворот).
Ребячья забава очень скоро привлекла внимание взрослых, и на крысиные бега стали собираться целые толпы окрестных зевак. Публика азартно болела за хвостатых бегунов, а многие даже заключали между собой пари, которая из крыс прибежит первой. Самых проворных грызунов на волю уже не отпускали, а держали в ящиках, глиняных корчагах и периодически выпускали на очередной забег. Серых чемпионов благодарные зрители даже персональными кличками награждали.
Процветанию этого зоологического вида спорта помешал Наполеон, вторгшийся со своей армией в Россию. Пожар и страшное опустошение Москвы французами привели к тому, что город не только обезлюдел, но и... “обескрысел”. И хотя москвичи вскоре после изгнания врага вернулись и стали заново отстраивать Первопрестольную, однако после столь основательной французской “дератизации” какие уж могли быть крысиные бега...
ТЫ — МНЕ, Я — ТЕБЕ
По нынешним меркам Тимирязевская сельхозакадемия находится не так далеко от центра столицы. Но во второй половине ХIХ века, когда новое учебное заведение лишь только осваивалось здесь, в бывшем имении графов Разумовских, эти места считались “подмосковной глухоманью”. Академическому начальству немалых трудов стоило приспособить роскошную усадьбу для проведения учебных занятий и организовать нормальные условия быта студентов и преподавателей.
Одной из главных проблем любого вуза и в любое время является решение вопроса с общежитием для иногородних студиозусов. Руководство сельхозакадемии продемонстрировало здесь весьма неординарный подход: было публично объявлено, что на землях, принадлежащих учебному заведению, выделяется 110 участков “под индивидуальную застройку” — на весьма льготных условиях, но с одной-единственной оговоркой: арендаторы этих участков обязаны сдавать в своих новых домах комнаты для студентов-аграриев за умеренную плату.
Мудрое начальство позаботилось и об удобном транспорте для тех, кто приезжал в академию из центра города. В 1886 году сбоку от “шоссированной дороги к Бутырской заставе” (теперь это Тимирязевская ул.) хозяйственным комитетом вуза была выделена полоса земли для устройства рельсового сообщения с Первопрестольной. Взамен Первое общество московских конножелезных дорог, строившее линию конки до Петровско-Разумовского, обязалось предоставлять льготы в проездной плате для студентов и преподавателей. Результатами этого давнишнего “бартера” москвичи пользуются до сих пор: по трассе, проложенной более ста лет назад, поныне ходит трамвай №27. Вот только учащиеся и работающие в ТСХА никаких персональных льгот на этом маршруте уже давным-давно не имеют...
